Искатель, 1998 №10

— Молодежь? А кто же там был?

— Хедвиг и Виви Анн, и Турвальд, и Йерк.

— Кто-нибудь из них мог стащить флакончик?

— Да-а, — ответила Йерда. — Кто угодно мог, пожалуй, это сделать. Но зачем кто-то из этих стал бы это делать?

Кристер не стал ничего объяснять. И вообще, ни слова больше о хрустальном флакончике Аларика не было сказано, пока мы не вернулись в пять часов в дом тети Отти. Там нас ожидало сообщение о том, что Кристеру нужно позвонить в лабораторию судебной медицинской экспертизы.

Он позвонил и стал слушать и записывать то, что ему говорили. Лицо его приобретало все более сконфуженное выражение. И когда он положив наконец телефонную трубку, рассказал мне, в чем дело, я от всего сердца разделила его изумление.

— Анализ содержимого на дне флакончика Аларика ясен. Большая часть — вода… вообще-то вода дождевая, которую, надо понимать, пытались выплеснуть из флакончика в какую-нибудь бочку с водой. Но эти флакончики прополоскать не так-то легко, и там имеются также разбавленные остатки другой жидкости.

— И?..

— Это — грибной яд. И наш лаборант клянется, что речь идет главным образом о сморчках. Но ядовитый сморчок — гриб весенний, а сейчас у нас на дворе уже давно август.

Глава девятая

— Яд сморчка в жидкой форме. Весенние сморчки в предосеннем месяце августе…

Еще произнося эти обескураживающие слова, Кристер Вийк снова потянулся к телефону. Мало-помалу я поняла, что тот, кто на этот раз прочитал несколько длинных лекций на другом конце провода, был эксперт по судебной медицине доцент Альгрен. Кристер задавал вопросы и записывал ответы, спорил, и термины, такие, как мускарин, атропин, распад крови и серная кислота постепенно заполняли его крохотную записную книжку. Закончив, он несколько раз кивнул головой и пробормотал:

— Правильно! Все правильно!

Но мне уже надоело то, что я ничего не понимала.

— Что правильно? Неужели Алырен обнаружил яд сморчков в желудке Адели Ренман?

— Нет, все не так-то просто. Во-первых, еще не совсем ясен результат вскрытия, а во-вторых, создается впечатление, что именно яд сморчков чрезвычайно сложно обнаружить в организме человека. Яд состоит из серной кислоты, и только благодаря самым последним достижениям аналитической химии лаборатории удалось установить его наличие в содержимом на самом дне хрустального флакончика. Алырен снова попытался сделать анализ мочи и содержимого желудка теперь, когда ему известно, что надо искать.

— А если — ошибка?

— Это, вероятно, не играет столь большую роль. Серную кислоту обнаружить трудно, но симптомы, который она вызывает, совершенно характерные. От шести до десяти часов после приема начинаются рези в животе, тошнота, боли и рвота, затем — слабый и учащенный пульс, удушье и судороги. Этот яд отравляет кровь, что приводит к распаду красных кровяных телец, и это, в свою очередь, вызывает пожелтение кожи и белков глаз. Аль-грен как раз констатировал такую желтизну у трупа.

Я с содроганием вспомнила устрашающе-желтое лицо умирающей Адели и сказала точь-в-точь, как недавно Кристер:

— Да. Правильно!

Затем в памяти навязчиво всплыла другая картина, и я быстро добавила:

— Но глаза ее были потрясающе странными в субботнюю ночь, когда она собиралась сразиться в бокс с Осборном. Тогда я обратила внимание не на белки ее глаз, а на сами зрачки… расширенные и экзальтированные настолько, что глаза стали неестественно черными. Это тоже из-за яда сморчков?

— Нет, — медленно ответил Кристер, — и максимально расширенные зрачки и похожее на опьянение состояние берсеркера больше напоминает об отравлении атропином. Но лаборант объяснил также и это. Во флакончике Аларика сохранилась, главным образом, серная кислота. Но там был также известный процент мускарина и ядовитого алкалоида, обладающего таким же воздействием, как атропин. И лаборант убежден, что оба эти яда извлечены из других грибов, пользующихся весьма дурной славой, а именно — из оранжевых мухоморов.

— Чем больше фактов я узнаю, тем меньше понимаю, — недовольно сказала я. — Почему нельзя довольствоваться либо сморчками, либо мухоморами? Каждого их них, вероятно, достаточно для того, чтобы лишить людей жизни. Неужели так уж необходимо все осложнять?

— Вероятно, — сухо заметил Кристер, — это человек хотел увериться вдвойне в эффекте своих действий.

— А Хедвиг никогда не упоминала о том, что Йерк Лассас был весьма сведущим знатоком грибов? — добавил он.

— Да-а! Ты думаешь?

— Я думаю, что это как раз тот господин, с которым мне необходимо немного побеседовать. Где он живет?

— Понятия не имею. Но Мета, быть может, знает.

Мета знала лишь, что он жил в домике, принадлежавшем Аларику Гуннарсону, и, стало быть, мы второй раз в один и тот же день проследовали к крестьянской усадьбе.

Кристер сказал Йерде, зачем пришел.

— Значит, вы хотите встретиться с Йерком? — голос Йерды снова обрел присущую ему веселость. — Да, он живет в нашей старой непревзойденной лачуге — через дорогу. Это совсем недалеко отсюда.

— А кто он, собственно говоря, этот Йерк Лассас?

Аларик, стоявший рядом, быстро взглянул на него и коротко ответил:

— Это чертовски славный парень!

— Он из здешних мест?

— Не-ет. Он… он…

Он покосился на жену и она тут же вмешалась с обычной своей разговорчивостью:

— По правде говоря, я здесь — единственная, кому что-нибудь известно о Йерке, но, должна сказать, даже я не так уж много знаю о нем. Дело в том, что я была уже однажды замужем — за братом Йерка. Мы жили в Эльвдалене и Йерк иногда бывал у нас летом. Тогда он ходил в школу и был очень смышленым, прилежным и начитанным, но вместе с тем необузданным и строптивым. Всегда делал то, что считал нужным. Хотя он сдал студенческие экзамены с хорошими оценками, продолжать учебу не захотел, а начал изучать садоводство. Да, затем в тридцать шестом году мой супруг умер, и я снова переселилась в Ронсту, и потеряла мальчика из виду. Но слышала, однако, через наших знакомых в Далекарлии, что он — непоседа и перепробовал множество занятий: работал в газете, писал картины и рубил лес, фотографировал. А позднее, в один прекрасный день подался в Америку. Клянусь, я удивилась, когда он вынырнул здесь на Троицу. Он как раз вернулся домой из Штатов, а родители его, да и все братья и сестры, умерли, и ему надо было где-то пожить, пока он не надумает, как устроить свое будущее. Домик у нас был свободен, так что он смог там приютиться…

— Лучше пусть он там живет, — откровенно и бестактно ввернул Аларик, — чем сдавать эту лачугу какому-нибудь скандалисту-стокгольмцу. — И упрямо повторил: — Йерк — чертовски славный парень!

Но Йерда кое-что добавила к оценке Йерка.

— Да, он славный, ничего не скажешь, но, по правде говоря, никому из нас не знаком, и никто не знает, что он может выкинуть.

— Но ты ведь все-таки не утверждаешь, что, по-твоему, это он убил мою стервозную сестру?

— Этого я не говорила. Только иногда я удивляюсь, не Йерк ли придумал все эти глупости с вызовом духов и мертвыми черепами. Помню, когда он был школьником…