Искатель, 1998 №7
Шрифт:
— Нет, что вы. Тамошних представителей. Наших партнеров. Они ринулись в приватизационную компанию, и… Словом, — она развела руками, — компания закрылась, где находятся ее активы — неизвестно, где находятся директора — тоже. К счастью, мы вложили не так много денег. Хотя, безусловно, этот проект тяжело отразился и на нашем финансовом положении. Это все, что я могу вам рассказать, — Белла улыбнулась и отпила колу из своей бутылочки. Когда она ее поднимала, казалось — принцесса пьет волшебный напиток из хрустального кубка.
Натаниэль моргнул, видение исчезло. Просто красивая женщина, с трудом удерживающаяся от легкой зевоты в присутствии осточертевшего
— Вы могли бы сообщить мне, кто именно выступал учредителями компании «Ари» с российской стороны?
— К сожалению, не сейчас. Обратитесь к Моше. Когда он вернется.
— Хотя бы примерно — частные лица? Фирмы?
Белла немного подумала.
— Думаю, среди учредителей был по меньшей мере один российский банк. Возможно, и не один.
— Какой именно?
— Не знаю. Но, поскольку мы не обращались к Центральному банку за лицензией на проведение банковских операций, видимо, компания собиралась пользоваться уже существующей. А это могла быть только лицензия одного из соучредителей. Подробности — увы! — мне неизвестны.
Розовски вздохнул и поднялся.
— Вы уже уходите? — удивление Яновски при этом было несколько искусственным.
— Да, представьте себе, — Розовски остановился рядом с ней. — Вот, пожалуй, и все. Я же говорил: несколько совершенно незначительных вопросов. Честно говоря, я мог бы их и не задавать. — Он и сам не знал, искренне ли говорил. — Мне просто захотелось с вами увидеться еще один раз.
Яновски засмеялась:
— Впервые слышу комплимент от сыщика. Спасибо, Натаниэль. Скажите, как продвигается ваше расследование? Или это секрет?
— Какой там секрет… — Розовски помрачнел. — Полиция уже арестовала непосредственного исполнителя.
— Исполнителя? — Яновски нахмурилась. — Вы хотите сказать — убийцу?
— Именно так. Человека, который непосредственно стрелял в Ари Розенфельда и в Шмуэля Бройдера.
— Опять Шмуэль Бройдер… Вы хотите сказать, что эти преступления связаны между собой?
— Выходит, что так. Если верить показаниям арестованного… Собственно, его нельзя назвать арестованным, он добровольно сдался полиции.
— Вот как? — Белла, прищурившись, посмотрела на детектива. — Я думала, такое случается только в кино. Причем, преимущественно, в старом советском кино. Или в старой классической литературе: мучимый угрызениями совести преступник чистосердечно признается во всем суровому, но справедливому следователю, после чего честным трудом искупает прошлые прегрешения.
Натаниэль засмеялся.
— Впрочем, — продолжила Белла, — я полагаю, это произошло не без вашей помощи?
— Ошибаетесь, — Розовски шутливо поднял руки. — Мне, конечно, лестно услышать столь высокую оценку скромных способностей, особенно от вас, но — честное слово — я не имею к сему факту никакого отношения. Не считая того, конечно, что он сделал заявление о своем добровольном признании, находясь у меня дома.
— У вас дома? — взгляд Яновски стал недоверчив. — Почему, Натаниэль?
— Как вам сказать… — нехотя произнес Натаниэль. — К большому сожалению, преступник оказался из числа моих знакомых. Более того — мой бывший сотрудник.
— И после этого вы продолжаете утверждать, что вы ни при чем? — насмешливо спросила Яновски.
— Честное слово. Я могу рассказать, как все это произошло… — начал было Розовски, но менеджер «Интера» радостно перебила его:
— О, Натаниэль, было бы чудесно, но, — она с сожалением взглянула на часы, — у меня
правда почти не осталось времени. Какая жалость. Давайте встретимся, когда я прилечу, хорошо? Мне очень хочется услышать, как это произошло.— Буду рад. Когда вы возвращаетесь?
— Через несколько дней. А сейчас мне пора.
— Что ж, счастливого полета, — Розовски вежливо улыбнулся и направился к двери. Уже взявшись за ручку, он остановился и спросил: — Скажите, Белла, как называются ваши духи?
— О, вы хотите сделать мне подарок? — Она шутливо погрозила ему пальцем. — Право, не стоит. Я женщина дорогая.
— И все-таки?
— «Клима».
— «Клима», — повторил Розовски. — Божественный аромат.
Если бы кто-нибудь когда-нибудь включил профессию частного детектива в список ста самых романтичных профессий, Розовски наверняка принял бы такого человека за пациента сумасшедшего дома. Девяносто процентов времени занимает рутинная работа, точнее — бухгалтерия: оплата счетов, взаимоотношения с налоговым управлением и тому подобное. Правда, оставшиеся десять процентов заполняются занятиями, которые можно было бы с большой натяжкой назвать романтичными. Ну действительно, что может быть романтичного, например, в доставке в суд необязательного должника? Будучи природным романтиком, Розовски справедливо (с его точки зрения) рассудил: рутинная работа может выполняться человеком, сама внешность которого с избытком обеспечит его (ее) романтикой. А именно — своего очаровательного секретаря. Поэтому, заскочив на несколько секунд в офис, он быстро разложил по стопкам скопившиеся бумаги, черкнул несколько слов на огрызке бумаги и сказал, заранее виновато улыбаясь:
— Офра, девочка, я тут написал тебе кое-какие поручения, выполни, пожалуйста. А я…
— А ты будешь сидеть в кабинете и ждать Маркина, — заявила Офра. — Я обещала ему, что ты никуда не денешься из конторы до его прихода.
Увы, спорить с Офрой начальник не умел и не любил. Пришлось, скрепя сердце, подчиниться. Больше всего на свете Розовски не любил сидеть в конторе. Он утверждал, что лучше всего думается за рулем и в кафе, за чашкой кофе. Услышав это в очередной раз, сердобольная Офра сварила ему десятую за сегодня порцию крепчайшего кофе по-турецки, и Натаниэль принялся его пить с несчастным видом, то и дело поглядывая на часы и отрывая Офру от дел бессмысленными мелочами. Когда ее терпение вот-вот готово было лопнуть, дверь в приемную отворилась, и на пороге появился сияющий Маркин.
— Наконец-то, — сказала Офра. — Он сейчас лопнет от нетерпения… или от избытка кофе.
Словно в подтверждение из кабинета послышалось восклицание:
— Офра, сколько еще ждать?!
— Убедился? — спокойно спросила Офра. — Давай, не стой на пороге.
Увидев Маркина, Розовски перестал третировать своего секретаря и превратился вновь в собранного и энергичного детектива — каким он, собственно, и был.
— Что у тебя? — спросил он нетерпеливо. — Давай, не тяни. Что тебе удалось выяснить?
— Во-первых, я не тяну, — поправил Маркин. — Во-вторых, можно, я сяду?
— Садись, комедиант, — проворчал Розовски. — Хватит меня мариновать.
Но Маркин решил до конца «держать паузу».
— В-третьих, — сказал он, — в отличие от тебя, я еще не пил кофе. В-четвертых…
— В-четвертых я сейчас вызову «Хевра Кадиша»[6], если ты немедленно не перейдешь к делу, — свирепо заявил Розовски. — Ты понял?
Алекс быстро оценил серьезность угрозы и сообщил деловитым тоном: