Искры

– Он великолепен! – восклицает Данила, когда мы возвращаемся к тропе. – Точнее, вы великолепны. Оба, – он по-мальчишески взъерошивает свои волосы и улыбается. – Отлично смотритесь!

От его нежного взгляда у меня кружится голова. Мне хочется сказать, как сильно я его ненавижу и люблю, но слова застревают в горле. Я ощущаю укол вины за то, что позволяю себе чувствовать это.

– Спасибо, – выдавливаю тихо.

Мы подходим ближе, и Адамов гладит коня по морде, затем треплет за холку. И тот совершенно не сопротивляется. Склоняет голову, как верный пес, и тычется ею ему в грудь.

– Я даже не осознавала, как мне не хватало этих прогулок, – признаюсь я.

Ну, вот, это уже диагноз. Говорить с парнем о своих слабостях это точно признак каких-никаких отношений. То, чего планировалось избегать.

– Не вини себя, наверстаешь. – Данила протягивает руку, и я отдаю ему повод. Он снимает его, становится слева, берет коня под уздцы и мягко направляет его дальше по тропе. – Хотя график работы у нас действительно сумасшедший. Сложно найти время для близких.

Теперь я просто сижу в седле, а Адамов ведет коня, и наша прогулка от этого как будто приобретает романтический флер. Как, блин, это работает?

– Я даже не спрашивала… – начинаю я и осекаюсь, поняв, как глупо сейчас это прозвучит.

– О чем?

– Да так. – Мне приходится сглотнуть.

Данила поднимает на меня взгляд, я выпрямляюсь, откидываю назад волосы и смотрю вдаль.

– Говори уже.

Я закусываю губу. Собираюсь с духом.

– Ладно. Я хотела… хотела спросить…

– Ну?

– Ты не упоминал, есть ли у тебя кто-то. И я не спрашивала потому, что не планирую серьезных отношений. Но вдруг у тебя есть девушка? Не хочу, чтобы она узнала и поколотила меня.

Он молчит. Идет и смотрит перед собой. Вот черт. Такое пугающее молчание.

– Я бы не стал предлагать тебе отношения, если бы у меня кто-то был, – наконец произносит Данила и бросает на меня лукавый взгляд. – После того пожара, на котором мы с тобой столкнулись, я расстался с девушкой, с которой мы встречались пару лет. Но не переживай, это были странные, вялотекущие отношения. Мы мало разговаривали, встречались не чаще раза в неделю, и между нами… как бы это сказать… не искрило. Хотя это не отменяет того факта, что я чувствую вину за этот разрыв.

– Ты встречался с ней пару лет и бросил, когда встретил меня?! – восклицаю я.

– Я поступил честно, – говорит он, пожав плечами. – Даже если бы у меня не было ни единого шанса быть с тобой, продолжать отношения с ней я уже не мог.

Меня настолько поражает услышанное, что я замолкаю, погрузившись в свои мысли. Наивная девчонка внутри меня умоляет довериться Даниле, она хочет, чтобы я немедленно вручила ему свое сердце. Но та броня, которой я обросла за эти годы, все еще крепка и остается непробиваемой.

– Больше часа прошло, – замечает Адамов, бросив взгляд на экран мобильного. – Батя, наверное, заждался.

– Ты прав. – Я глажу коня по шее. – Как же быстро летит время.

– Мы можем выйти прогуляться еще раз, после обеда.

– Обещаешь?

Он вскидывает на меня удивленный взгляд. Словно чувствует, что это из меня вырвалась та часть настоящей Евы, которую я старательно прячу от посторонних.

– Конечно.

Глава 22. Данила

Ladi Sveti – Нежность

– Ничего не хочешь сказать? – спрашивает Петрович.

Кажется, в его голосе проскальзывают нотки беспокойства.

– Это не то, о чем ты подумал, – отвечает Ева, мягко усмехаясь. – Мы просто друзья.

Я не собирался подслушивать, просто из ванной комнаты, если дверь открыта, прекрасно слышно все, что происходит в столовой. Вытерев руки полотенцем, я выхожу.

– Мне нравится, – говорит Батя, поставив на стол блюдо с уткой. Поворачивается ко мне и оценивающе хмыкает: – Твоя борода.

– А, это, – я инстинктивно касаюсь пальцами подбородка.

– Да, смотрится так, будто ты повзрослел.

Мы с Евой переглядываемся. Она переоделась, и на ней сейчас майка и джинсы. Очень трудно будет не пялиться на ее грудь, обтянутую тонкой тканью в мелкий рубчик.

– Я не планирую ее отращивать. Сбрею, когда все разрешится с делом, которое сейчас веду.

– Но тебе идет, – замечает Петрович, изогнув одну бровь. Ставит на стол бутылку вина. – Прошу к столу.

– Я за рулем, – говорю, усаживаясь за стол.

Ева небрежно плюхается на стул напротив. Не сводит с меня насмешливого взгляда.

– Возражения не принимаются, – взмахивает руками Батя. – Мы с Евой делали это вино из домашней рябины десять лет назад. На особый случай. Думаю, он настал.

– Что такого особого в этом застолье? – хмурится Ева.

– Ты так редко приезжаешь, так что, разумеется, оно особое, – в его словах звучит легкий упрек.

– А это не опасно? – осторожно интересуюсь я, глядя на покрытую пылью бутылку. – Все-таки десять лет… Не каждое вино становится лучше с годами.

– Мы просто попробуем. – Он подходит к столу и обтирает бутыль салфеткой. – На всякий пожарный случай у меня всегда есть сливовая наливка и самогонка в подвале.

– Я вообще-то собирался уехать трезвым.

– А это уж мне решать, – строго замечает Батя.

– Вот поэтому парни из части обожают сюда приезжать, – говорит Ева, пожав плечами. – Для них тут все равно что оздоровительный лагерь: отец и работать припашет, и команды всем раздаст, и в бане напарит, и стол накроет такой, что потом хоть выкатывайся из-за него колобком.

– Ну, не болтай, – ворчит на нее Петрович.

Он подходит к приемнику и добавляет звука. «Любэ» исполняет одну из своих самых популярных песен.

– Как поют, а! – вздыхает Батя.

– Только не «Любэ», – шепчет Ева, наклонившись на стол. – Опять!

– Нужно будет добавить в плейлист, – показываю большие пальцы вверх.

Она так мило злится.

– Душевно, да? – спрашивает Батя, подходя к столу.

– У меня аж сердце сжалось, – подтверждаю я.

– У тебя есть сердце? – удивляется Ева.