Искры
Шрифт:
– Это радует, – говорю я, целуя ее в шею. – Мне хочется еще пожить.
Она целует меня в нос, затем соскальзывает со стола и берет молоко. Жадно выпивает половину, вытирает рот как пацанка – тыльной стороной ладони, затем протягивает стакан мне.
– Вообще, я терпеть не могу его, – признаюсь я, застегнув джинсы, и беру его. – Но теперь этот вкус ассоциируется с тобой.
И залпом допиваю остатки.
– Пойдем наверх? – Ева манит меня пальчиком. – Продолжим у меня в комнате…
От этих слов у меня в джинсах опять начинается восстание. Клянусь,
– Ева, – выдыхаю я.
– Сопротивление бесполезно, – шепчет она, прихватив край моей футболки пальцами, и увлекает меня за собой.
Я двигаюсь, словно под гипнозом. Наблюдаю, как Ева плавно качает бедрами, поднимаясь по ступеням. Едва не спотыкаюсь, пожирая ее взглядом в полутьме. Пытаюсь дотянуться до нее, погладить, хотя бы задеть, но она не собирается уступать мне в этой игре. Двигается ровно с такой скоростью, чтобы я шел рядом, но не мог ее коснуться. Эта проказница словно ведет меня за собой на невидимом поводке.
– Тс-с, – прикладывает она палец к губам, когда мы оказываемся в коридоре второго этажа.
Вот теперь я это слышу. Грозный храп Петровича. Звук такой, будто кто-то закинул фейерверк в тромбон.
Мы проходим мимо его комнаты к дальней двери. Ева толкает ее и утягивает меня внутрь. Пока она запирает дверь, я рассматриваю интерьер в свете ночника.
– Что это? – спрашиваю удивленно. Половина пола в комнате застелена пузырчатой пленкой. – Ты собралась убить меня и замотать тело в полиэтилен?
– Ха-ха, нет, – смеется Ева. Она на ходу сдирает с ног шерстяные носки. – Ты меня так хорошо разогрел на кухне, что мои ноги буквально пылают. Снимай носки тоже и иди сюда! – Встает на пузырчатую пленку. – Это мой антистресс. Попробуй.
– Чего? – удивляюсь я.
Но послушно стягиваю носки, швыряю их под стул и ступаю на пленку.
– Ого.
– Приятно, да? – улыбается Ева, перекатываясь с пятки на носок и обратно.
– Да.
– Можно лечь и пощелкать пузырики пальцами. Этот метод хорошо расслабляет после тяжелой смены.
– Ты ведь знаешь, что если мы ляжем… – я привлекаю ее к себе за талию.
– Нет, мы не будем делать это на полу. Опять, – хихикает она, отстраняясь.
Снимает через голову футболку, бросает ее на пол. Извиваясь, точно змея, изящно освобождается от трусиков и швыряет их в меня. Я ловлю их, сжимаю в руке. У меня не получается отвести взгляд от ее роскошного тела. Каждая впадинка, каждый изгиб совершенны. Коричнево-розовые соски на фоне молочно-белой кожи – самое возбуждающее зрелище, которое я когда-либо видел.
Ева медленно подходит к кровати, ложится на спину, раздвигает ноги и манит меня пальчиком. Тусклый свет разливается серебром по ее телу. У меня сносит крышу, но я держусь из последних сил. Хватает меня буквально на пару секунд, затем я сдираю с себя футболку, джинсы и боксеры, бросаю все это на пол и иду к ней.
– Столько игрушечных пожарных машин, – говорю, заметив по пути расставленные на стеллаже игрушки. – Кажется, с таким детством у тебя не было выбора.
–
Да, – с улыбкой отвечает Ева. – Возможно.Я останавливаюсь, заметив у изголовья плюшевого медведя с обугленными лапами.
– А это…
– Черт, – бормочет она, перехватив мой взгляд. Ее лицо моментально искажается болью. Ева подхватывает игрушку и убирает на тумбочку.
– Он был с тобой, когда случился тот пожар? – вырывается у меня.
– Да, – почти беззвучно произносит она.
– Прости, – шепчу я виновато.
– Да ничего, – говорит Ева, качнув головой. – Иди сюда.
Ее рука гладит мою шею. Я нависаю над ней, жадно впитывая взглядом ее хрупкую красоту. Острые соски, торчащие от желания, упругую грудь, идеально помещающуюся в мои ладони, плоский живот, длинные ноги, плотные бедра, тонкие щиколотки.
– Долго еще будешь разглядывать? – интересуется она с усмешкой, даже и не думая стесняться.
– Просто ты прекрасна, – честно отвечаю я.
– Все так говорят, – издевательски произносит она.
– Нравится меня злить? – спрашиваю я, перехватив ее руки и прижав их к кровати.
– Мне нравится, как ты злишься, – выдыхает Ева мне в губы.
Скользит по ним языком, дразнит коротким прикосновением и отстраняется.
– А если накажу?
– Насмешил, – бросает она мне в лицо, точно вызов.
Тогда я рывком переворачиваю ее на живот и придавливаю к кровати своим весом.
– А если накажу? – повторяю шепотом на ухо.
И чувствую, как дрожь разбегается по ее телу.
– Давай, удиви, – хрипло отвечает Ева.
– Я люблю тебя, – говорю я. Наклоняюсь и прокладываю дорожку из поцелуев от ее затылка к левому плечу. – Или ты что-то другое имела в виду, когда просила тебя удивить?
– Адамов, ты совсем чокнутый, – расстроенно или слегка раздраженно говорит она. Судя по тому, как напряжено сейчас ее тело, она не ожидала услышать такого. – Зачем ты…
– Я серьезно. Или ты мне запрещаешь говорить, что я думаю?
– Отпусти, – просит Ева, совсем растеряв настрой.
– Люблю тебя.
– Адамов.
Моя рука скользит к ее животу, ниже и ныряет ей между ног. Палец раздвигает влажные складки и касается наэлектризованной точки.
– Люблю. И что ты мне сделаешь?
Она хрипло выдыхает. Шире разводит ноги, поднимает попку. Начинает двигаться мне навстречу.
– Совести у тебя нет, – шепчет Ева, задыхаясь.
И чуть прогибается, едва моя ладонь касается ее талии.
– И презерватива, – вдруг спохватываюсь я. – Погоди.
Спрыгиваю с кровати, стараясь действовать бесшумно, но быстро, нахожу джинсы, достаю резинку и возвращаюсь обратно. Вопрос решается за несколько секунд, и еще столько же уходит, чтобы надеть его.
– Ну, и сервис, – недовольно стонет Ева, приподнимаясь.
– Простите, небольшая заминка. Но я уже разобрался и готов продолжать.
Она едва не мурлычет, когда моя рука оказывается там же, где была минуту назад. Выгибает спину, демонстрируя жуткое желание, заставляющее страдать тело.