Искры

– Данила опять легко отделался, но ему нужно пересмотреть свой подход к работе, – Батя садится в кресло напротив. – Он воспринимает дела слишком близко, как что-то личное.

– Ты же знаешь, что это неплохо, – замечаю я.

– Но по службе продвигается быстрее тот, кто работает аккуратно, не лезет в самое пекло и просто показывает хорошую статистику, – с улыбкой говорит он.

– С такими со скуки сдохнуть можно.

– Да, но такие скучные сотрудники быстрее остальных обзаводятся машинами и дачами, а также регулярно летают на отдых в жаркие страны.

– А как же помощь людям?

– Всем не поможешь, – произносит Батя с ухмылкой.

И в этот момент я понимаю, что он просто меня проверяет.

– Ты всегда помогал, когда мог, – улыбаюсь я. – И Адамов перенял эту черту у тебя.

– Как и ты.

У меня перехватывает дыхание, на сердце опускается тяжесть.

– Я совсем на тебя не похожа.

– Внешне? Может быть. Я не такой изящный и породистый, – разводит руками отец. – Но внутри у тебя тот же стержень. А еще ты упрямая, решительная и прямолинейная. И никогда не уступишь, пока не добьешься своего. Поэтому я и горжусь тобой, Ева.

– Правда? – Во мне снова включается маленькая недоверчивая девочка.

Батя расплывается в доброй улыбке.

– Ну, конечно. Начальство тебя хвалит, сослуживцы ценят. Что еще нужно? Я прихожу к вам в часть, гордо расправив плечи, и все без умолку трещат о тебе. Взять хотя бы ваших близнецов – Бибу и Бобу: они могут говорить о тебе бесконечно. Равняются на тебя в плане серьезного отношения к профессии. Если это не показатель, то что это?

– Больше всего я боюсь сделать что-то, за что тебе будет стыдно, – почти шепотом произношу я. – Ты ведь легенда. Знаешь, как сложно быть твоей дочерью?

– Ну, прости, – смеется он.

Я встаю, подхожу к креслу и наклоняюсь, чтобы обнять его.

– Я такая дурочка, папа, – всхлипываю ему в шею.

– А вот это уже явно не в меня, – говорит он, похлопывая меня по спине.

Я смеюсь сквозь слезы.

– Все так перемешалось у меня в голове. Запуталось. И я… не могу понять, чего хочу, – признаюсь ему.

– Мне самому догадаться, что ты имеешь в виду? Или ты мне подскажешь, чтобы я мог дать хотя бы минимально полезный совет?

Я выпрямляюсь, смахиваю слезы со щек и прочищаю горло.

– Да не бери в голову. Это так, – подхожу к камину и подставляю ладони. Языки пламени тянутся к ним, пытаясь лизнуть, – мысли вслух.

– Это я попросил его держаться от тебя подальше.

– Что? – оборачиваюсь к нему. – Ты о чем?

– Тогда, когда ты заканчивала школу, – говорит отец, тяжело вздохнув. – Это я велел Даниле не приближаться к тебе.

Я смотрю на него, хлопая ресницами.

– Прости, – выдыхает он, пожимая плечами. – Ты можешь меня ненавидеть, но и сейчас я думаю, что был тогда прав.

– Как ты… – Я делаю вдох и зажмуриваюсь на мгновение. – Откуда ты узнал, что мы…

– Это было слишком очевидно. Вы двое. Как вы смотрели друг на друга, подолгу разговаривали, смеялись. То, как менялось твое поведение, когда Данила оказывался рядом. Отец не может не заметить такое. Я чувствовал ответственность за твою жизнь. Тебе нужно было думать о будущем, а не крутить любовь с непутевым парнем. Пойми меня, пожалуйста, как отца. Вам нужно было подождать немного. Остыть. И я попросил его дать тебе время, хотя бы чтобы разобраться с учебой.

– Ты попросил Данилу не приближаться ко мне?

– Я попросил его не встречаться с тобой, пока ты не поступишь в институт. Не хотел, чтобы ты отвлекалась от учебы.

Я снова перевожу взгляд на огонь. Поленья трещат, от них расходятся искры. Сердце у меня в груди бьется в беспокойном, рваном ритме.

– Прости, я делал то, что считал нужным. Как твой отец, – слышится голос Бати.

Лавина чувств обрушивается на меня, грозясь раздавить. Узнай я об этом семь лет назад, со скандалом ушла бы из дома. А сейчас… Сейчас я даже не понимаю, что чувствую.

– Я не злюсь, – тихо отвечаю ему спустя минуту. – И не жалею, что не стала художницей. Я решила стать пожарным, чтобы доказать вам с Данилой, что вы оба ошибались на мой счет. И это лучшее решение в моей жизни.

– Я не знаю, что произошло между вами тогда.

– Ничего особенного. Данила тебя послушал, – говорю я, массируя виски. Затем откидываю волосы назад. – Он тебя безмерно уважает.

– А что между вами сейчас?

Я с трудом выдерживаю его взгляд, но чувствую, что в моих глазах стоят слезы.

– Не знаю.

– Так спроси свое сердце, – пожимает плечами Батя. – Это не особо точный прибор, но именно его показаниями я руководствовался, когда увидел тебя впервые.

Уголки моих губ приподнимаются в грустной улыбке.

– Отвезешь меня домой? – спрашиваю я, взглянув на часы.

– Конечно.

– Только по дороге заедем в тот большой универмаг, что за заправкой. Там вроде был отдел с туристическими и походными безделушками. Мне кое-что нужно, – ловлю на себе его озадаченный взгляд. – Не спрашивай.

* * *

– Ты? – удивленно округляет глаза Илья, открыв мне дверь своей квартиры.

– Держи, – я вручаю ему удочку и, не дожидаясь, пока на меня посыплются вопросы, разворачиваюсь и иду к себе.

– Бро, ты не выглядишь счастливой, – растерянно произносит друг.

– Спокойной ночи, – говорю я, толкая дверь.

– Может, по пивку? У меня пицца есть!

Но я скрываюсь в квартире, не дослушав его до конца. Он заслужил чертову удочку, но мне сейчас не хочется выслушивать злорадства. В глубине души я всегда знала, что у меня не получится просто переспать с Адамовым и ничего при этом не почувствовать. Ощущение, что придется потом страдать, следовало за мной неотступно. Но решить, готова ли я ему довериться и построить с ним отношения, оказалось еще сложнее, чем все время делать вид, что отношусь к нему несерьезно.

– Да что еще? – ворчу я, слыша стук в дверь.

Открываю. Передо мной Илюха босиком, в одних пижамных брюках. С удочкой в руке. Смущенно чешет репу. Вздыхая, я ловлю себя на мысли, что меня перестали возбуждать любые мужские торсы, кроме Адамова. Это нехорошо.

– Поговорим? – улыбается друг.

– Нет.

– Что-то случилось?

– С чего ты взял?

– Это явно не ПМС, ведь ты вернулась с удочкой, а значит…

– Да, – отвечаю я спокойным и ровным тоном.