Испанский театр. Лопе де Вега, Тирсо де Молина, Хуан Руис де Аларкон, Педро Кальдерон, Агустин Морето

Дон Фернандо

Клянусь, я не видал таких Красавиц.

Такон

Ты, сеньор, в уме ли?

Дон Фернандо

Нетрудно было б в самом деле, Такон, сойти с ума! В тот миг, Когда она вот здесь мелькнула, Она затмила разум мой И в церковь унесла с собой. Какую руку протянула Она к святой воде! Я ждал, Что вдруг взволнуется вода, — Как будто горн дохнул туда.

Такон

Ты церковь с кузницей смешал.

Дон Фернандо

Мелькнула лилия руки, И пальцы-хрустали упали На мрамор чаши…

Такон

Ну, едва ли! Хрусталь разбился б на куски.

Дон Фернандо

Она ушла, но, вероятно, Обедня кончится сейчас. Такон! Не миновать ей нас, Когда пойдет она обратно.

Такон

Ты это вправду или в шутку Толкуешь?

Дон Фернандо

Ты умнее был. Как! Я — шутить?

Такон

Предположил, Чтоб твоему польстить рассудку.

Дон Фернандо

По-твоему, пустая блажь — Искать такой любви чудесной?

Такон

Святая дева! Царь небесный! Сеньоры! Кавальеро наш, В Мадрид сегодня прискакавший, Вот этот самый кавальеро, Он — дон Фернандо де Ривера, Еще недавно так блиставший В Севилье. Ранив на дуэли Или убив кого-то, мы, Спасаясь бегством от тюрьмы, В Мадрид с ним ускакать успели. Но мы бежали с ним, в чем были, Не захвативши ничего, И все, что было у него, Давно в дороге мы спустили. Гол как сокол он, этот франт, И вот, едва мы распрощались С проводником и разобрались, Что мы на улице Инфант, [160] Где все так чуждо нам и ново, Где корки нет у нас с собой, И крова нет над головой, И нет приятеля такого, К кому могли бы мы явиться, — Он говорит, что встретил он Красавицу, что он влюблен, Что будет ждать он и томиться! Чтоб я тут сох в томленье глупом? Да пусть меня сам папа ждет…

160

…мы на улице Инфант… — одна из улиц старого Мадрида.

Дон Фернандо

Постой, куда же ты?

Такон

А в тот Я монастырь.

Дон Фернандо

Зачем?

Такон

За супом.

Дон Фернандо

Постой. Сначала ты со мною Пойдешь за этой дамой.

Такон

Нет! Прежде всего обед, обед, А там уже все остальное.

Дон Фернандо

Раз негде нам остановиться, Куда спешить?

Такон

С ума сойти! И мимоходом, по пути, Ты выдумал еще влюбиться? Забыв про пищу и питье, С какой-то дамою лукавить, А там, глядишь, и тень оставить На добром имени ее? Нет, раз пришлось тебе поститься, Нельзя вздыхать по красоте, А то урчанье в животе От вздохов может получиться.

Дон Фернандо

Я тут останусь до конца, И я добьюсь, идя за нею, Кто эта девушка. Милее Я не видал еще лица!

Такон

Вот мы пройдемся по аллее, И ты, побыв здесь только час, Успеешь крикнуть тридцать раз: «А эта вот еще милее!» Из городов и деревень Красотки тянутся к Мадриду. Их тут (сказать им не в обиду), Как осликов в базарный день.

Дон Фернандо

Что, счастье упустить? Притом Добро бы мы куда спешили…

Такон

Ну, ежели мы так решили, — Что ж, подождем.

Дон Фернандо

Да, подождем.

Такон

И раз уже нам ждать пришлось, Чтоб все молящиеся вышли, Ты мне, сеньор, не объяснишь ли, Как это все с тобой стряслось? И что же дальше? Как нам быть? Что ты придумал по дороге? Я тоже в страхе и тревоге. Хоть душу ты мою насыть!

Дон Фернандо

Вот повесть про мою беду, Такон. Ее послушать стоит.

Такон

Да, это голод успокоит. Рассказывай, сеньор. Я жду.

Дон Фернандо

Ты знаешь, что когда в Севилье Скончался мой отец, дон Педро Рибера, он оставил двух Детей, меня и донью Анну, Сестру мою, и мне в наследство Досталось более ста тысяч Дукатов звонкою монетой, Не говоря об остальном. И вот я молод, я свободен, Я холост, пылок и богат. Я бросился в пучину света, Гонясь за суетным успехом У тех, которые кичатся Остатками былого блеска, Проматывая безрассудно То, что для них копили предки. Когда прошел печальный год С сумятицею утешений, Объятий, денежных расчетов И разговоров о невестах, Я будто вырвался на волю. Пошли наряды и кареты, Пошли балы и кутежи, Пошло разбрасыванье денег, Как будто нету им конца. Кто кошелька пустым не видел, Кто сам в него не прятал денег, Тот думает простосердечно, Что вечно полон будет он. Я так тщеславен был при этом, Так глуп и так самонадеян, Что шляпу снять пред кем-нибудь Считал великим одолженьем. Глупец! Подчеркнуто-учтиво Держаться — этим кавальеро Себя не может уронить, А промотать свое именье — Вот это, точно, первый шаг Ко всем дальнейшим униженьям. На благородных бедняков С презреньем смотрят и с насмешкой. Да, в наши дни богатство — все, Учтивость пущена на ветер. Кто не заботится о ней В погоне за наружным блеском, Тот чванный и пустой глупец: В великом он безумный мот, А в малом он скупец презренный. Я был тогда одним из тех, Кто всюду видит оскорбленье: То не взглянули на меня, А то взглянули слишком дерзко. Вот настоящее безумье — Когда в припадке подозренья Желают знать, о чем молчит И что подумал первый встречный! Да раз он вслух не говорит Того, что я приму за дерзость, — Чего ж еще? И мне ль желать, Чтоб произнес он оскорбленье? Ведь если все таит он в сердце, Так должен радоваться я, А не в обиде быть смертельной, Из-за чего бы ни скрывал Он недовольство и насмешку: Из страха ли он промолчал, Или проникся уваженьем. И стольких нажил я врагов, Что поводов для столкновенья Отыскивать не приходилось. Я от дуэли шел к дуэли, Я дрался чуть не каждый день. И так как от отца в наследство Я, слава богу, получил И руку верную, и деньги, Я отводил удары шпаг И уклонялся от возмездья, И только раненых врагов Ночной дозор хватал на месте. Прослыв бесстрашным, можно жить И убивать без спасенья, А правосудие с одними Убитыми имеет дело. Недолго это продолжалось. Я вышел цел и невредим, Но нищ из этих переделок. Как деньги в грех меня ввели, Так и возмездия избегнуть Мне только деньги помогли. Чтоб быть свободным, стал я бедным. Юнец богатый и беспутный — Как брошенное в щелок едкий Белье. Отмоется оно, Но ткань протрется, поредеет И разорвется. Так и я — Все пятна шумных похождений Я золотой водой смывал, И вот домылся, наконец, До чистоты и до крушенья. Конец каретам и нарядам! Как передать тебе, Такон, Что пережил я, что я вынес В те дни паденья моего? И вот когда всего больнее Я это ощутил, Такон: Я шел по улице пешком И вспомнил… Боже, сколько шума Наделали мои лакеи В тот день, когда я обновил Мою последнюю карету! И вот теперь я шел пешком, Чтоб заказать себе калоши Для зимних месяцев. Но это Еще не худшая из бед. Нет, хуже то, что с разореньем Я потерял все, что имел, Но только не высокомерье. Я был, как прежде, безрассуден, Так безрассуден, что терпенье Закона этим истощил. И тем опасней было дело, Что беззащитен я и наг Стоял под градом стрел судейских. И каждая теперь стрела Могла вонзиться прямо в тело. А это привело к тому, Что я забыл в моих тревогах Мою прекрасную сестру, Прекрасную и молодую, И безрассудную, как я. На своенравие и смелость Я сам толкал ее невольно. Я не присматривал за ней, Я на своей жил половине, Она всегда была одна, — Я честь оставил без присмотра. Проснувшись ночью, иногда Я чувствовал невольный трепет, Я думал: быть беде, придет Расплата за мою беспечность. И вот однажды ночью (холод По голове моей проходит От этого воспоминанья, И ты, Такон, не удивляйся, Но в первый раз такое чувство Тревожное в меня проникло И сжало сердце, — я смеялся Над всем, мне все казалось шуткой, Я истинных страстей не знал), Так вот, Такон, вскочив с постели От этих мыслей беспокойных, Я тихо вышел черным ходом В наш сад. Какой-то незнакомец, Стоявший около дверей, Шагнул навстречу мне и дерзко Меня окликнул: «Кавальеро, Назад!» Дыханье захватило Тут у меня. Подумай только: Наглец какой-то в нашем доме Расположился как хозяин И смеет оскорблять меня. «А кто со мною говорит?» — «Слуга, которого хозяин Оставил эту дверь стеречь». — «А мне велел хозяин дома Узнать у вас, кто вы такой!» — Воскликнул я. «Не повинуюсь», — Ответил он. Тут я вскричал: «Тогда я выполню другой Приказ: убить вас, и войти, И все, что встречу, уничтожить». В ответ схватился он за шпагу. На звон оружия из дома Сейчас же выбежал другой, И на меня напали оба. Мне было трудно отбиваться, Но я с невиданною силой Напал на них. Я говорю С тобой об этом поединке, А у меня такое чувство, Что я опять стою со шпагой, Хоть эта ночь давно прошла. Они ко мне шагнули ближе, И я обоих заколол. Один не вымолвил ни слова, Другой успел еще воскликнуть: «Священника!» Я с бурей в сердце Перешагнул через обоих И бросился искать сестру Преступную в ее покоях, Но дом был пуст, и в темноте Мне отвечало только эхо. Она, конечно, убежала, Увидев, что я знаю все. Я понял, что отмстить ей трудно И что опасность велика, Хоть мне и было оправданье В том, что задета честь моя. Но слишком много накопилось За мною дел, притом ведь я Не мог уже теперь укрыться За золотым своим щитом. Сестра, наверное, укрылась В каком-нибудь монастыре, А всем, что здесь произошло, Я обесчещен и поруган, И даже рассчитаться я За унижение не в силах. Что мог бы сделать я еще? Не вызвать же на битву небо! И я решил бежать, бежать От мест, где был я опозорен. И тут, на улице, я встретил Тебя. Не говоря ни слова, Тебя с собою я увлек, Без всяких сборов и без денег Покинул в темноте Севилью, — И вот мы, наконец, в Мадриде, Измученные, без поддержки, И без знакомства, и без крова Над головой, и без надежды Его найти. И потому, Когда опять, Такон, ты видишь, Что я без памяти влюбился И что способен я увлечься В такой нужде, в такой беде, Ты, подводя итог безумным Моим поступкам и порывам, Уж заодно прибавь и это, Не удивляясь ничему.

Такон

О, господи, помилуй нас! Да если этакой отравой Любовь к тебе проникла в душу И в тело грешное твое, И ты не умер, я готов Поверить даже и тому, Что можно запивать свинину Водой и все-таки остаться В живых. Да есть ли в целом мире Подобные тебе безумцы?

Дон Фернандо

О, в этом можешь быть уверен!

Такон

Вот был один, — себя он папой Считал и зятем королевским И говорил, что тридцать раз он К святым причислен, но ведь это Пустяк в сравнении с твоими Причудами.

Дон Фернандо

Мои причуды И странности все в этом роде.

Такон

Ну, ладно, раз уж мы в Мадриде, Ты вот что мне скажи: куда мы Попали? Ты ведь здесь бывал. Дон Фернандо Обитель это капуцинов, Их основная добродетель — Долготерпение.