Истории замка Айюэбао

— Если вздумает лягаться, по возвращении кастрируем, — и оба усмехнулись.

Понурив голову, Баоцэ тащил за собой тележку, украдкой посматривая на обочины. С обеих сторон от дороги тянулся безжизненный пейзаж — ни травинки, ни кустика, ни тем более деревца. Если сейчас рывком вспрыгнуть на склон, то, как бы быстро он ни побежал, ему не укрыться от пуль, которые ему пустят вдогонку из двух пистолетов. Сердце бешено стучало, и его было не унять. Это был единственный шанс, посланный самим небом. Баоцэ не смел и мечтать, что этот день настанет. Много раз, когда он поднимался на холм, конвойные с бранью пинали его сзади, а тележка как будто врастала в землю. Если подкинуть ручки тележки, которая опрокинется на конвоиров, то можно одним рывком преодолеть десяток с лишним метров, а затем помчаться, как заяц. Баоцэ верил, что в горах он ничем не уступит зайцу. Однако за ним шли двое с заряженными пистолетами, а по бокам дороги не росло ни травинки. Он выжидал. Если провалить эту возможность, другой уже не будет. На спуске нужно будет хорошенько держать тележку и твёрдо стоять на земле, чтобы тележка не разгонялась, так что бросить её сейчас нельзя. В этот момент он увидел сбоку косогор, и сердце заколотилось: по этому склону можно скатиться, и так он мгновенно преодолеет шагов пятьдесят, затем можно рвануть по дну ущелья, одним махом пробежав несколько сотен метров, а потом перевалить через холм и скрыться в горах. Конвойные сначала попытаются в него стрелять и не попадут, а пока они будут стрелять, он успеет уйти так далеко, что они уже не догонят. Баоцэ изо всех сил пытался затормозить тележку, но склон был такой крутой, что он сам чуть не упал, увлекаемый ею. В мгновение ока он проделал более сотни метров, соблазнительный косогор на обочине закончился, а он, с огромным трудом удержав тележку, обернулся и бросил на склон прощальный взгляд.

В госпитале при руднике имелась камера с решётками, где Баоцэ и заперли. Решётки были толщиной с большой палец, а окна расположены на высоте выше человеческого роста. Баоцэ решил, что эта камера предназначалась специально для таких, как он, и из неё не сбежишь. Внутри имелись ночной горшок, небольшая кровать, а за железной дверью, с грохотом закрывшейся за ним, не видно было ни одного охранника. Здесь ничего нельзя было сделать, разве что разбежаться и пробить себе лоб об стену. В камере даже днём было темным-темно, её наполняли запах плесени и зловоние. По полу бегали тараканы, с потолка свисали пауки. Раз в два дня деревянную кадушку в камере наполняли питьевой водой. Там лежали несколько хлебцов и стояла пиала с кашей. Жуя хлебец, он помешивал кашу и наблюдал за всплывшими на поверхность листами зелени, и ему вдруг вспомнилась одна ночь, когда он ещё был в пути. Это была незабываемая ночь: пристроив его в пустой комнате общежития на тракторной стоянке коммуны, Сяо Гоули раздобыла ему в столовой пампушек и рисовой каши, да ещё два крупных жареных клубня ароматного батата. Ах, Сяо Гоули, до чего красивое имя, и ради того, чтобы снова произнести его, он готов даже рискнуть жизнью. Он никак не мог забыть тот длинный косогор: на обратном пути на том участке он будет уже не спускаться, а подниматься, и тогда вооружённым охранникам придётся позади него ловить тележку — это будет самый удачный момент. От волнения он весь пылал, потерял аппетит и стал расхаживать по камере. Точное время он определить не мог, но через решётки на окне под потолком увидел несколько звёзд.

Пустились в обратный путь. На перелом наложили шину, ногу замотали грубой тканью, и когда тачку трясло, больной стонал. Красноносый открыл для себя новый способ передвижения: на спусках он тоже пристраивался на тележке. Когда он был в хорошем настроении, то приставлял к затылку Баоцэ дуло своего пистолета и говорил:

— Если палец надавит на курок, твоя башка мгновенно зацветёт — не веришь?

Баоцэ не издавал ни звука.

— Так веришь или нет?

— Верю.

— Ты, чёрт подери, счастливчик, что вместе с нами по официальному поручению прогулялся.

— Да, начальник.

Конвойные захохотали. Спуск закончился, но Красноносый и не думал слезать с телеги. Баоцэ, напрягая все силы, продвигался цунь за цунем. Наконец Красноносый очень неохотно слез. Баоцэ внимательно следил за тем, что делается по сторонам дороги: на этот раз ни в коем случае нельзя было упустить свой шанс. Он помнил, что две трети пространства занимало то самое место, поднял голову и взглянул на ближайшие два холма: чуть поодаль возвышалась голая каменистая вершина горы. Две ласточки скользили в воздухе у обочины, словно сопровождая тележку. Баоцэ проследил за ними взглядом, и когда они взмыли вверх, то оказались на одной линии с горной вершиной, видневшейся вдали. Сердце Баоцэ учащённо застучало. Дорога, постепенно забиравшая наверх, была частью горы, пик которой он видел отсюда, и когда тележка стала набирать вес на подъёме, возник и тот длинный косогор.

Тележка ехала очень медленно. Самая крутая часть подъёма была ещё впереди, но Баоцэ нарочно заранее замедлил шаг. Конвойным неохота была нагибаться, чтобы подтолкнуть тележку, и они пинали и толкали её ногами сзади. Задыхаясь от усилий, Баоцэ приостановился утереть пот, и когда ручки тележки поднялись вертикально, он встал как вкопанный. Красноносый ругнулся:

— Осёл ты двуногий, не смей останавливаться! Не смей!

Задержав дыхание, Баоцэ нагнулся и, упёршись плечами в ручки, попытался сдвинуть тележку, но та не трогалась с места. На сей раз конвойным пришлось с силой её подтолкнуть. Баоцэ нарочно тянул её влево и, упёршись в ручки, позволил двоим конвойным самим толкать тележку вперёд. Красноносый, задыхаясь, остановился, Баоцэ постарался сделать так, чтобы тележка заскользила обратно вниз. Конвойным пришлось снова толкать её изо всех сил. Теперь они были на самом крутом участке. Баоцэ издавал звуки, которые должны были говорить о его усилиях, но затем ручки тележки взметнулись вверх, а сам он прыгнул в сторону, оказался ниже полотна дороги и сразу покатился по длинному косогору. Глядя на стремительно удаляющегося вниз по склону арестанта, конвойные аж подпрыгнули. Красноносый, уперев руки в бока, сказал:

— Ногу подвернул, засранец, теперь переломает себе и ноги и руки!

Тем временем докатившийся до дна ущелья Баоцэ рывком вскочил на ноги и, пригнувшись, бросился бежать. Только теперь Красноносый догадался достать пистолет и взревел:

— Твою мать, этот гребаный сукин сын сбежать собрался!

Загремели выстрелы, но ни один не достиг цели. Красноносый обрушился с бранью на напарника, преклонившего одно колено и целившегося из пистолета:

— Стреляй же, трус! Дубина, чего ты там возишься!

Загрохотали выстрелы, и сопровождавшие тележку ласточки улетели.

Баоцэ так и бежал вприпрыжку, с утра и до самой темноты. Сперва он нацелился на ту голую каменистую вершину причудливой формы, но, добравшись до подножия, решил её обогнуть. Ему важно было не просто карабкаться в гору; главное было — бороться за жизнь. Он знал: у него получилось.

Лотос Радости и Горное Счастье

1

Он бежал всю ночь. Чем дальше удастся убежать, тем лучше. На рассвете горы остались позади, и он добрался до холмистой местности. Когда перед глазами открылся простор, на горизонте возникли деревни. Он следовал вдоль речушки, пока не вошёл в прелестную маленькую деревеньку: несколько десятков дворов разбросаны по обоим берегам, повсюду цветут тунговые деревья, и их густой аромат бьёт в нос. Деревня была ещё меньше, чем Хуличжай, которую он проходил когда-то, но выглядела более зажиточной. Баоцэ был измотан, и больше всего ему хотелось сейчас найти место для привала. Ранним утром кто-то из деревенских с вёдрами на коромысле вышел в поле, он последовал за ним, завязал беседу и предложил помощь. Водонос был уже в летах; он распознал в парне попрошайку и вздохнул:

— Такой молодой, а уже попрошайничаешь, ещё несколько дней назад здесь проходили одни старики да дети малые.

Баоцэ возразил, что он хотел попросить еду в обмен на физический труд, и если для него найдётся работа, то о большем он и не мечтает. Старик ответил:

— Это надо спросить у Третьего Господина.

Третьим Господином оказался староста деревни, ему было за шестьдесят. Увидев Баоцэ, он спросил:

— Ты один, что ли?

— Мой дядюшка да ещё несколько наших ушли вверх по реке и трудятся там, а я в поисках работы пошёл вниз по реке.

Третий Господин немного подумал и сказал:

— Денег ты здесь не заработаешь, но есть будешь вдоволь.

Баоцэ согласился, и Третий Господин распорядился, чтобы парня проводили к одинокой полуразрушенной хижине. Дом пребывал в плачевном состоянии, но, к счастью, кан был целёхонек, на нём можно было лечь. Баоцэ должен был помогать двум одиноким старикам засаживать огород и выполнять для них всякую мелкую работу по дому, а в остальное время развозить на тележке товары для ноздрястой продавщицы торговой точки. В этой торговой точке продавались только бытовые принадлежности, лопаты и мотыги, да такие маленькие, что меньше некуда. Время от времени требовалось ездить за товарами в город, находящийся в двадцати ли отсюда. Продавщица приходилась Третьему Господину дочерью; при виде Баоцэ она выдала лишь: «Ну и вонь». Баоцэ понимал, что от его ватника исходит тот ещё запашок, и сам он был весь грязный с ног до головы. Когда он в первый раз пошёл за товаром, она отправилась вместе с ним, сказав, что он будет ходить один, когда освоится, и добавила: «Не вздумай только воровать мои товары». Баоцэ и не думал возражать, только знай себе радовался. Когда он впервые пришёл в этот городок, тамошнее уличное оживление напомнило ему уездный город, в котором он раньше бывал. Они вместе погрузили товар на маленькую ручную тележку, но Баоцэ замешкался. Он попросил спутницу подождать немного рядом с тележкой, а сам вернулся назад и вошёл в магазин, выходивший фасадом на улицу. Он купил себе лёгкую одежду, заплечную сумку из грубой ткани, а в сумку сложил две книги, записную книжку и ручку.

На следующий день ранним утром ноздрястая продавщица уже стучалась в его дверь. Баоцэ успел переодеться в обновки, умыл лицо от пыли и грязи. Когда он открыл дверь, женщина изумлённо воскликнула да так и застыла на месте.

— А я тебя и не узнала. Знаешь, зачем я пришла в такую рань?

Баоцэ покачал головой.

— Чтобы проверить, не умер ли ты.

Баоцэ разинул рот.

— Никто из ночевавших в этом жутком доме не выходил отсюда живым, об этом все говорят. — Подвинув его, она вошла в дом, взглянула на чисто прибранный кан, кухонный очаг, нахмурилась и улыбнулась.