Истории замка Айюэбао

Всё было спокойно, лето проходило без инцидентов, как вдруг — кто бы мог подумать, что можно пострадать не только во время рыбной ловли, но и просто занимаясь физкультурой? Однако тут требуется подробно изложить все обстоятельства дела, и придётся тебе, уважаемый читатель, набраться терпения. Было у У Шаюаня одно хобби — устраивать себе ежедневные заплывы. Во всей деревне не было равных ему в технике плавания: проплывёт он, шлёпнув три тысячи раз по водной глади, и на душе становится спокойно. Вообще он и зимой отлично плавал; каждый в деревне помнил, как он в самое холодное время, под ледяным зимним ветром, одним махом прыгал в воду и плескался в ней, словно гигантская рыбина. Но с этим увлечением он завязал в тот же год, когда женился, потому что после таких зимних заплывов он начал не переставая кашлять несколько дней кряду. Тогда старый врач традиционной медицины объяснил ему, что, живя в браке, нельзя бросаться голышом в ледяную воду; в это время человек всё равно что раскалённое железо: он не только не закалится, напротив — у него истощится кровь и треснут кости. У Шаюаня от испуга бросило в холодный пот, и с тех пор он больше не осмеливался зимой заходить в море. Летом же мыс образовывал с берегом естественный бассейн, очень привлекательный, тихий и спокойный, с мелким белым песком. Летом глава У любил здесь расслабиться после долгого трудового дня, предпочитая скорее пропустить приём пищи, нежели отказаться от плавания. Под палящим солнцем он совершал заплыв, а затем погружался в песок с головой — он называл это песчаными ваннами. Это было излюбленным времяпрепровождением всех жителей деревни, но У Шаюань подходил к делу с особым рвением: поплавав, он голышом погружался в песок и превращался в песчаную равнину, не подозревая, что это пристрастие приведёт к большой беде и повергнет его в пучину раскаяния.

Оу Толань была настоящим специалистом в обследовании местности. Издавна это была неотъемлемая часть её полевых изысканий. Она отлично умела играть в мяч и хорошо бегала, не меньше она преуспела и в плавании. При виде Оу Толань, облачённой в купальник, деревенские разевали рты от восхищения, застывали как вкопанные и замолкали; кровь отливала от их лиц. Правда, она появлялась в таком виде изо дня в день, и со временем все к этому привыкли, при встрече лишь молча улыбаясь. Исследовательницу, большую часть жизни проводившую в кабинете, практически никто никогда не видел в аккуратных и стильных костюмах, в основном она одевалась во что попало и как попало. Столь редкая возможность выпала лишь на долю данной рыбацкой деревни. Рыбацкие запевки разносились над землёй, привлекая эту красавицу-небожительницу, и она радостной лёгкой походкой шагала по песчаной отмели, обнажив грудь и плечи, а следом за ней устремлялась стая чаек. Отойдя подальше от людей, она расстилала банное полотенце и, глотнув из бутылки минеральной воды, неспешно направлялась к волнам, раскинув руки, как ласточка крылья. Рассекая белый шёлк морских волн, резвится прекрасная дева на пустынных деревенских просторах и вдруг выныривает ослепительным белым дельфином; всё кругом приходит в смятение, затихает и безмолвствует, и на много миль вокруг морские волны сосредоточенно дышат и о чём-то шепчутся. Никому не постичь, что на душе у красавицы, плещущейся среди волн; горькие слёзы смешиваются с солёной морской водой и оседают на скалах и отмелях. Взгляд Оу Толань был устремлён в сторону далёкого острова: она проплыла более тысячи метров и, внезапно обернувшись, ощутила безотчётный страх и начала разворачиваться. Сверху голову пронзали золотыми стрелами солнечные лучи, тени волн покачивались, с её тела непринуждённо стекали капельки воды. Прекрасная, словно поднявшийся над водой лотос, она была естественным украшением пляжа. В этот момент кто-то нырнул в песок: эта картина так ясно стояла перед глазами, и некуда было скрыться, ибо такова воля небес.

Оказывается, У Шаюань оказался здесь чуть раньше неё и после заплыва зарылся в песок. Никто из них не ожидал этой встречи. Оу Толань постелила своё полотенце буквально в паре миллиметров от того места, где У Шаюань принимал песчаную ванну, а тень и свет ясно очерчивали всё вокруг. Это было самое тяжёлое испытание в жизни У Шаюаня. Он крепко стиснул зубы и мечтал только о том, чтобы женщина поскорее ушла и он отделался простым испугом. Однако вопреки его желанию Оу Толань уселась на полотенце, расправив плечи и сняв единственную прикрывавшую её полоску ткани, тщательно вытерлась, а затем снова стала с наслаждением пить минералку. Тело незадачливого У обжигал горячий песок, да вдобавок рядом так сильно пахло женщиной, что ему не удалось спрятаться целиком, и некая часть его тела выглянула из песка. Оу Толань прекратила пить, поднялась и присмотрелась. У неё вырвался возглас: «Неужто эти штуки сами по себе растут?»

4

Чуньюй Баоцэ швырнул увесистую стопку бумаг на пол, вены у него на лбу вздулись, руки дрожали. «Колодкин и его команда возомнили себя божествами литературы, ну получат они у меня!» Он схватил стакан с прохладительным напитком и побарабанил пальцами по столу, разыскивая что-то глазами. «Ох, я почему-то решил, что нахожусь в замке». В этот момент ему очень хотелось перекинуться парой слов хоть с кем-нибудь. Охлаждённый напиток вернул его в чувство, и он осознал, что недавняя вспышка гнева была вызвана в основном очкастым главой деревни. А эти ребята, то есть Подтяжкин и Колодкин с подчинёнными, неправильно поняли его: он-то просто хотел получить подробный и достоверный отчёт, а вовсе не цветистые строки, сдобренные выдумками. Эти подробности, где реальность не отличишь от вымысла, лишь сбивали с толку и лишали возможности атаковать, от них никакого проку. И неудивительно: единственное, что эти ребята хорошо умеют, так это раздуть до размеров целого фолианта повествование, которое можно свести к малой горстке иероглифов; у них уже вошло в привычку сочинять небылицы, выходя за грани разумного. Раньше такое уже случалось: как-то раз отчёт о годовой проверке для соответствующих ведомств они составили так, что тот больше напоминал нескладные стихотворения в прозе. Перед отправкой отчёта Колодкин, напившись до потери сознания, завизировал его. Об этом случае потом ещё долго ходили анекдоты. А в другой раз они записали предновогоднюю речь Подтяжкина параллельным стилем. При чтении этого опуса глаза вылезали из орбит, а на лбу выступал холодный пот. «В секретариате надо бы навести порядок, да только легче собрать целую армию, чем найти одного хорошего полководца». Чуньюй Баоцэ протяжно вздохнул и поднял брошенные на пол бумаги: любопытство пересилило в нём отвращение. Он обнаружил, что автор не поскупился на яркие, сочные описания подробностей любовного единения У Шаюаня с Оу Толань прямо там, на пляже. Казалось, что таким образом они разрушили все преграды между мужчиной и женщиной, и тех связали братские чувства. Главой деревни по-прежнему владели мысли, от которых он никак не мог избавиться; его мучили сомнения, ведь он всё ещё испытывал глубокую привязанность к своей бывшей жене. Говорят, всякий раз, когда морской туман рассеивается, он обязательно приходит на берег и долго-долго вглядывается вдаль, в силуэт того острова. Сердце Оу Толань отныне было занято: в Цзитаньцзяо она нашла пристанище для тихой спокойной жизни, её научный труд теперь создавался здесь, и здесь же появилась опора для создания семьи. Кто бы мог подумать, что этот начальник деревни с его грубыми руками и большими ступнями, до глубокой осени носивший сандалии на босу ногу, вызовет в ней такую до чудного крепкую привязанность к себе?

У Шаюань не видел выхода из овладевших им противоречивых чувств; сознание его помутилось, он стал вял и немощен и забросил дела, то и дело задерживал отчёты об уловах, и его пассивность привела к огромным экономическим убыткам. Это говорило о том, что финансовая устойчивость всех деревенских домохозяйств, как и ожидалось, была достаточно слабой. А в душе У Шаюаня тем временем шла разрушительная борьба между нежностью к бывшей жене и любовными чувствами к женщине совершенно иного сорта, к интеллигентной женщине. Он впадал в панику и приходил в ещё большее уныние. Деревенские наблюдали и делали выводы; ради общего блага им хотелось сунуть эту женщину, это дьявольское отродье, в мешок и утопить в море. Однако деревенский глава смотрел на неё как на сокровище и хотел, чтобы все односельчане заботились о ней и всецело помогали в написании работы, обогащали её жизнь. Беззубые старцы должны были особенно постараться, воспрянуть духом и припомнить старинные приморские напевы, постоянно что-то напевать, исполнять разнообразные рыбацкие запевки. Отныне деревня не замолкала: все потеряли покой, и всё ради того, чтобы угодить женщине по фамилии Оу. А женщина эта переживала счастливую пору: сверкая яркими красками своей молодости, она важно расхаживала по переулкам, будто была там хозяйкой. У Шаюань собрал крепких молодых мужчин и распорядился, чтобы они навели порядок в убогой лачуге, оставленной ему женой младшего брата, и обустроили её для Оу Толань. Лачуга эта находилась меньше чем в сотне метров от его дома, и их соединял узкий извилистый переулок, вымощенный чёрным булыжником. Каждый вечер с наступлением сумерек по этому переулку торопливо пробирался худощавый мужчина. Со временем булыжная мостовая в переулке заблестела, как зеркало, а в окна обоих домов стали постоянно заглядывать чьи-то лица. Чтобы укрыться от любопытных глаз, мужчине пришлось прорыть между двумя их одинокими гнёздышками подземный тоннель. Так проходил день за днём, месяц за месяцем. У Шаюань, живший в западном конце переулка, худел прямо на глазах, а линзы очков не в состоянии были спрятать застывшую в глазах боль. Нетрудно догадаться, что грациозная и элегантная девица Оу, обитавшая в восточном доме, в это же время полнела и хорошела, а глаза её переполняла любовь. Неожиданно в деревню по каким-то делам вернулась бывшая жена У Шаюаня. Тот не в силах был её избегать, но и не мог к ней приблизиться, и в конце концов от душевных переживаний совсем слёг. Следует отметить, что у главы деревни было прозвище «дитя огня», так как даже зимой он имел обыкновение выходить на улицу в лёгкой одежде; скелет у него был крепкий, а все болезни происходили от огня в сердце. Оу Толань, не испытывая ни капли стыда, ходила к деревенскому главе домой по сто раз на дню, так что все местные смотрели на неё косо. В переулке стоял старик с трубкой в руке, напевая рыбацкие запевки и таким образом пытаясь предостеречь женщину от её действий. Оу Толань, не поняв намёка, остановилась, чтобы записать его и расспросить. Старик тяжело вздохнул и рассудил про себя: «Что ж, раз небесам угодно, чтобы Цзитаньцзяо погибла, значит, такова судьба».

Вся деревня была настроена пессимистично, и пусть время шло, зима сменилась весной, а следом снова наступило жаркое лето, ничто не могло изгнать из деревни настроение безнадёжной апатии, и люди по-прежнему пребывали в унынии. Всё это напоминало атмосферу, царившую в Китае до Освобождения^[20], когда всеми владели подавленность и тоска, общество переживало бурные времена, а люди были доведены нищетой до отчаяния и жаждали перемен. Над побережьем разносились запевки рыбаков, неотступные, словно тени; они как бы призывали жителей смело идти вперёд, восстать в порыве праведного гнева; в то же время все как будто ждали прихода великого человека, который повёл бы народ за собой и вновь открыл бы для него мир, — так в период затяжных дождей люди отчаянно ждут, когда выглянет прекрасное солнце, а в пору беспросветных снегопадов мечтают о горячих углях. Жители деревни изо всех сил боролись против стихии, и наконец терпение их иссякло. В один прекрасный день раздался призывный клич, люди засучили рукава и вышли в переулок. Теперь всё должно было измениться: очкастый У должен был или резко прийти в себя и полностью изменить своё поведение, или же, оставаясь и дальше в плену своих прежних чувств, оказаться отвергнутым всеми. Деревенским предстояло, утратив всего лишь звено в цепи, обрести целый новый мир. Спросите у бескрайнего небосвода, кто отвечает за превратности судьбы. Попробуйте разглядеть в безбрежной темноте, кто поднял в воздух яркую свечу где-то вдали. Преодолев по равнине столы, ступив на южный холм, разглядишь все изгибы горного хребта, буйную зелень деревьев и трав, среди которых возвышается громада «Лицзинь» во всём её великолепии: многоликая могучая корпорация, владеющая несметными богатствами, с непреклонной волей и обширными территориями. Узрите этого гиганта, кипящего энергией, вынашивающего грандиозные замыслы, способного одним махом смести несметное войско с такой лёгкостью, с какой сворачивают циновку. Слава его велика, шедевров его не счесть, а талант не измерить. На протяжении веков были в истории те, кто лелеял гегемонистские устремления, и те, кто стремился стать выдающимся человеком, но таких, кто в равной мере обладал бы блестящими военными и литературными талантами, история ещё не знала. Увы, на этом месте читатель неизбежно откроет своё сердце и по одному случаю сделает выводы обо всём остальном, и ему, естественно, предельно ясным станет будущее Цзитаньцзяо; и всё же ни в коем случае нельзя допустить, чтобы вас раздавили тревоги и тайные заботы. Посмотрим пока, как гигантская рука одним взмахом вызывает бурю и переворачивает всё вверх тормашками.

Лицо Чуньюй Баоцэ наконец озарила улыбка. Он утёр слёзы, выступившие на глазах, и с трудом подавил горькую усмешку на губах. Он словно увидел довольные лица подчинённых Колодкина и пришёл в замешательство. В этот момент он никак не мог определиться, выпороть их или, напротив, устроить им в награду праздничный ужин. Он снова взвесил в руке стопку листов и сосредоточился на последних страницах. Его сердце трепетало от тонкого чутья этих ребят, которые, к его удивлению, со всей полнотой описали устремления корпорации. Очевидно, причиной было то, что благодаря неустанной деятельности Подтяжкина и его команды слава о корпорации уже распространилась на много ли вокруг. Обидно, что, взявшись за перо, они не знали всей подноготной и абсолютно неверно расставили приоритеты. Но кто мог понять глубокие устремления владельца корпорации «Лицзинь»? Стремился ли он лишь к расширению территории своего влияния? А может быть, напротив, он не остановится даже перед войной всего лишь ради любовной связи с женщиной и только ради этого и рискует, расширяя территорию? Пытаясь сейчас ответить на этот вопрос, он обнаружил, что дело зашло слишком далеко, и даже он сам не может дать себе готовый ответ. Кажется, он бы с куда большей охотой признал: эти двое уже стали единым и неделимым целым. В общем, это был совершенно новый мир, это были преклонные лета, в которые он вступил, пройдя долгий и трудный жизненный путь. Необъятные преклонные лета! Тяжёлая борьба, начинавшаяся в этот момент, обдавала его жаром с головы до пят, неся с собой расширение литературного творчества, которое и так не без размаха, но об этом, вероятно, нельзя будет рассказать никому. В момент оцепенения он подумал об одном чрезвычайно мудром человеке — обладателе высоких моральных качеств. Только она способна понять его чувства и мысли — женщина, которую он всегда считал «убойным оружием» корпорации. И звали её Куколка.

5

Подтяжкин вновь явился без приглашения. На этот раз он ворвался прямиком в Восточный зал замка Айюэбао и в ожидании председателя совета директоров нервно перебирал ногами, потирал руки, несколько раз порывался спуститься на лифте этажом ниже, но сдержался. Чуньюй Баоцэ в сопровождении Куколки вошёл в Восточный зал; прислуга уже несла напитки, а Куколка приняла пустой поднос и ушла. Подтяжкин против обыкновения не стал открывать свой пухлый портфель, а вместо этого уставился на председателя совета директоров; уголки губ у него подрагивали.

— Что-то не так?

Подтяжкин встал:

— Можно и так сказать.

Чуньюй Баоцэ откинулся на спинку дивана и прищурился. Он принимал такой удручённый вид всякий раз, когда подчинённые сообщали ему о каких-то сложностях и проблемах. Подтяжкин раскрыл свои большие ладони, на тыльной стороне которых волосы смотрелись гуще, чем обычно; ему и самому казалось, что это руки какого-то негодяя, достойные лишь названия «злодейских». Поджав губы, он сказал:

— Иного выхода нет, больше медлить нельзя, пора действовать.

Он внимательно наблюдал за начальником, но никакой реакции не последовало, и он продолжил:

— У Шаюань, который управляет Цзитаньцзяо, нашёл лазейки в наших планах и прежних проектах развития деревни, выдвинул тщательно продуманные условия и сказал, что даст нам ответ только после того, как всё детально обоснует. Несколько дней назад он нас вызвал, мы с замом приехали, и что бы вы думали? Дело гиблое!

Чуньюй Баоцэ не шевелился и всё так же, прищурившись, не произносил ни слова.

— Этот очкарик без лишних объяснений просто-напросто отказал нам в сотрудничестве, — огорчённо и гневно воскликнул Подтяжкин, а затем сел.

— Не может быть, чтобы он отказал без причин, — проворчал Чуньюй Баоцэ.

— Во всяком случае объяснять он ничего не стал! Он такой заносчивый, председатель, вы не представляете! Такой самодовольный, прямо местный деспот, эти шуры-муры с учёной окончательно лишили его мозгов!

Чуньюй Баоцэ широко открыл глаза:

— Ты видел?

— Только недавно его видел!