Истории замка Айюэбао

У Шаюань сделал приглашающий жест, и Чуньюй Баоцэ первым вошёл в узкую высокую хижину. Убранство внутри было простое: один стол, несколько деревянных стульев, на стене — графики и чертежи, а также карта мира и карта города. На столе стоял заваренный чай и лежал небольшой арбуз, очевидно, подготовленные к приходу гостя. Чуньюй Баоцэ сел к столу, У Шаюань налил ему чаю.

— В вашей почтенной деревне даже воздух солёный: только я сюда приехал, как уже испытываю жажду, — залпом осушив чашку, гость поставил её обратно на стол и наблюдал, как хозяин вновь наполнил её чаем.

Во рту ощущалось густое цветочное благоухание жасминового чая. Уже много лет он его не пил; подобный аромат был только в кабинете его средней школы. Он помолчал.

— Председатель, вы, оказывается, прекрасный актёр! Как вы всех провели прошлой зимой! Вы тогда приехали в деревню на разбитом джипе и пробыли здесь два дня, — сказал У Шаюань, сидя напротив него.

Чуньюй Баоцэ ничего не ответил и, пользуясь случаем, внимательно разглядывал сидящего прямо перед ним человека. При ближайшем рассмотрении он оказался ещё более худым и деловитым. Очки только украшали его, он выглядел скорее как обнищавший интеллигент, нежели деревенщина, и не очень вписывался в окружающую обстановку. Его вполне можно было принять за интеллектуала средних лет, прошедшего через множество жизненных испытаний. Однако ноги — эти грубые ступни и убогие сандалии — выдавали его с потрохами. Хорошо ещё, что он не украшает свои пальцы огромными перстнями, как это делают другие главы деревень, а из нагрудного кармана у него торчит ручка, — в целом он выглядит достаточно просто и аккуратно. Из-под очков по лицу разбегались в разные стороны тончайшие морщинки, глаза светились серьёзностью и умом. Его окутал характерный для рыбаков запах моря и сырой рыбы, который не в силах был изгнать даже аромат крепкого чая. «Так всегда и бывает, когда постоянно имеешь дело с рыбаками», — пробормотал про себя Чуньюй Баоцэ, ощущая какое-то непонятное лёгкое стеснение.

— А помните фольклористку? Помните? Мы с вами ещё пили у неё кофе, — напомнил ему У Шаюань.

У Чуньюй Баоцэ на кончике носа выступили капельки пота. Эта тема застала его врасплох, словно У Шаюань нарочно хотел смутить собеседника. Гость закашлялся, как будто поперхнулся чаем, что-то промычал и опустил голову.

2

По настоянию У Шаюаня в Цзитаньцзяо устроили банкет в честь председателя совета директоров корпорации «Лицзинь».

— Потом как хотите, но сейчас вы мой гость, — уговаривал он председателя Чуньюя, так что тому пришлось принять приглашение.

В манере держаться и говорить у этого деревенского главы чувствовалось нечто особенное — то ли преданность стереотипам, то ли упрямство, то ли верность древнему укладу, который здесь не менялся уже много веков. Чуньюй Баоцэ вспомнил одну из прочитанных недавно книг, в которой говорилось, что в древности на этой территории проживали восточные и, отличавшиеся сильной приверженностью этикету и добропорядочностью; несмотря на свой дикий, необузданный темперамент, этот народ обладал уникальной культурой. Древний иероглиф «те» — «железо» — составлен из элементов «металл» и «народность и» в память о том, что именно этот народ изобрёл искусство доменной плавки. Несгибаемый характер, унаследованный от восточных и, до сих пор в крови у местных: именно он теперь чинит препятствия корпорации «Лицзинь». Мучимый этими невесёлыми мыслями, Чуньюй Баоцэ покорно последовал за хозяином на мероприятие. На банкете также присутствовали несколько ответственных лиц из деревенского комитета и хозяин той маленькой гостиницы, мужчина средних лет по прозвищу Старый Сом. Он узнал гостя с первого взгляда и воскликнул:

— То-то вы в прошлом году так щедро разбрасывались деньгами, по сотне юаней за каждую запевку! Хе, оказывается, вы из толстосумов!

У Шаюань усмехнулся:

— Знай ты об этом тогда, постарался бы ещё больше денег стрясти!

Старый Сом громогласно захохотал:

— Ха, так это ж ему в радость было, деньги-то давать!

В самый разгар веселья улыбка сбежала с лица У Шаюаня. Присутствующие подняли головы и увидели, что дверь отворилась и кто-то зашёл в помещение.

Чуньюй Баоцэ сдержал свой порыв оглянуться. Сердце ёкнуло, словно от какого-то предчувствия. Лицо деревенского главы вмиг превратилось в экран, на котором отражалось всё происходящее. Торжественное выражение его лица говорило о том, что пришёл особенный гость, самый важный на сегодня. Председателю Чуньюю захотелось стать незаметной каплей в море, чтобы, затаившись в уголке, внимательно наблюдать. Можно доверять только глазам, но не ушам, лишь от глаз ничто не укроется.

Но тут он ничего не мог поделать, его фигура в данный момент была слишком значима, и укрыться не было никакой возможности. Вновь прибывшим гостем была женщина, фольклористка, за плечами которой болтался рюкзак из грубой ткани на очень длинных лямках, а в рюкзаке было что-то тяжёлое. Эта сумка внушала председателю Чуньюю странное чувство, которое не покидало его потом ещё очень долго.

— Думаю, сегодня представлять вас друг другу не надо? — сказал У Шаюань, встав между ними.

— А, здравствуйте, я Оу Толань. Верно, я вспомнила. Никак не могу сопоставить у себя в голове ваш нынешний статус с тем обликом, в котором вы появились в прошлый раз.

Она говорила негромко, без излишней любезности, все слова и интонации были как нельзя более к месту. Чуньюй Баоцэ, изогнувшись в пояснице, что-то говорил, но сам себя не слышал. Он произносил какие-то банальные приветственные фразы, в которых не было ни капли юмора. Разительный контраст с ним составляла эта пара, которая вела себя спокойно, раскованно и сразу же увлеклась интересным разговором. К счастью, они знали меру и не пытались перетянуть одеяло на себя, лишь неустанно демонстрировали своё чувство юмора. Особенно глубоко в памяти у Чуньюй Баоцэ отложился вопрос, который У Шаюань задал Оу Толань:

— А тебе какой из его персонажей больше нравится — тот или сегодняшний?

Фольклористка улыбнулась и ничего не ответила.

Стол был накрыт гораздо скромнее, чем ожидалось, но это говорило не столько о бедности деревни, сколько о простоте и сдержанности её обитателей. Было несколько овощных блюд, варёная кукуруза и соевые бобы, две плоские камбалы и тазик супа из моллюсков. Старый Сом, указывая на суп, обратился к Чуньюй Баоцэ:

— Очень тонизирует. Я слышал, городские в суп кладут от силы три устрицы, — это правда?

Председателю хотелось на деле показать, как он ценит этот банкет: он съел несколько устриц подряд и налущил себе с десяток бобов; затем общими палочками взял немного рыбы, побрызгав на неё уксусом. Во время трапез он привык поджимать локти, чтобы ненароком не задеть сидящих рядом, даже когда рядом с ним было полно свободного места. У Шаюань потчевал его крепкой водкой местного производства, разлитой в малюсенькие стопки. Чуньюй Баоцэ завязал со спиртным уже много лет назад, но сейчас ему было неловко отказываться. Он обратил внимание на то, как Оу Толань бросила на У Шаюаня беглый взгляд, после чего тот перестал подливать ему водку. Гостю положено было сказать тост, но он жестом уступил его, после чего залпом осушил стопку. Когда мужчины пили, Оу Толань лишь поморщилась.

Лицо У Шаюаня зарумянилось, язык развязался:

— Вы приехали очень кстати: гораздо удобнее поговорить лицом к лицу. Я уже больше полугода прошу о встрече с председателем совета директоров, но ваши люди мне всё время отвечали, что вы слишком заняты, а то и вовсе — что вы уже давно отошли от дел и ни в чём больше не участвуете. Как такое возможно? Вот то, что заняты, — это ближе к истине.

Слушая его, Чуньюй Баоцэ время от времени поднимал на него свой пристальный взгляд. Сидевший напротив него собеседник распахнул одежду, обнажив свою бронзовую грудь, куда более могучую, чем можно было себе представить. В это время устроившаяся рядом фольклористка бросила на него вопросительный взгляд, в котором читалось нетерпение. Но он сдержался. Ему не хотелось так скоро давать им то, чего они ждут. Более полугода «Лицзинь» промаялась в этих трёх прибрежных деревнях, в то же время испытывая на себе огромное давление со стороны городской администрации. Всего через десять дней соседние деревни начнут действовать, и тогда несладко придётся зажатой между ними деревне Цзитаньцзяо. Чуньюй Баоцэ снова взял стопку с водкой и, словно обращаясь к себе самому, сказал:

— Представляю себе, какие это дерзкие и грубые ребята.

У Шаюань опустил глаза, явно задумавшись над смыслом этой фразы. С мыслей сбивал расшумевшийся Старый Сом. Посмотрев на всех троих, он прокричал:

— Ну прямо ни дать ни взять крупный сановник к нам в деревню пожаловал, брюхо выпятил, этот-то, с чёрной шерстью на ушах и с большим кольцом. Этот молодчик нас живьём проглотит и косточек не выплюнет. Это ж какой здоровый желудок надо иметь!

Чуньюй Баоцэ понял, что речь идёт о Подтяжкине. Он не помнил, чтобы на ушах у внука росли чёрные волосы, но кольцо точно было — оно и впрямь очень бросалось в глаза. Он благосклонно взглянул на этого старого балагура и хорошенько запомнил последнюю фразу.