История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том I

Однако если один из освобожденных узников привыкнет к свету, то через какое–то время он сможет воспринимать уже конкретные чувственные объекты, от которых он раньше видел только тени. Освещенные светом огня (олицетворяющим солнце), его сотоварищи предстают перед ним уже совсем в другом виде. Мы можем сказать, что ум такого человека достиг состояния , поскольку он воспринимает уже не мир теней (то есть мир предрассудков, страстей и софистики, а реальный мир, хотя мир умопостигаемых, чувственных реальностей он еще постичь не в состоянии. Он понимает, что все его сотоварищи – пленники, пленники страстей и софистики. Более того, если он проявит настойчивость и выйдет из пещеры на солнечный свет, то увидит светлый мир освещенных солнцем объектов (представляющих собой умопостигаемые реальности), и, наконец, правда не без труда, он сможет увидеть само солнце, которое олицетворяет Идею Бога, Высшей Формы, «всеобщую причину всех вещей, правильных и прекрасных, – источник истины и разума»¹². Тогда он достигнет состояния . (К этой Идее Бога, а также к политическим взглядам Платона, изложенным в «Государстве», мы вернемся позже.)

Платон отмечает, что если тот, кто увидит солнечный свет, вернется в пещеру, то не увидит ничего из–за темноты, а узники будут над ним смеяться. Если же он попытается кого–то освободить и вывести на свет, то узники, любящие темноту и считающие тени истинной реальностью, приговорят его к смерти, если сумеют, конечно, поймать. Здесь мы видим явный намек на судьбу Сократа, который стремился просвещать тех, кто хотел его слушать, показывая, в чем заключается истина и роль разума. Он хотел, чтобы они освободились от власти предрассудков и софистики.

Эта аллегория свидетельствует, что Платон считал «восхождение» души в область умопостигаемого прогрессом, но не автоматическим и непрерывным, а требующим усилий и дисциплины ума. Отсюда то огромное значение, которое он придавал образованию, в процессе которого молодые люди впитывают в себя вечные и абсолютные истины и ценности, спасаясь тем самым от мира теней, где царят ошибки, фальшь, предрассудки, хитросплетения софистов, забвение истинных ценностей и т. д. Особенно важно такое образование для тех, кто будет управлять государством, ведь, пребывая в состоянии или , государственные мужи и правители напоминают поводырей слепцов, которые сами ничего не видят, а ведь крушение государственного корабля приносит больше бед, чем гибель небольшой лодчонки. Таким образом, интерес Платона к проблеме гносеологического восхождения не был чисто академическим или узкоспецифическим – он думал о том, как научить людей сознательно управлять своей жизнью и заботиться о душе и благе государства. Человек, не понимающий, в чем заключается благо, не сможет прожить достойную жизнь, а государственный муж, не понимающий, в чем состоит истинное благо государства, и считающий, что для политики не существует вечных нравственных норм, приведет свое государство к гибели.

Может возникнуть вопрос: содержит ли гносеология Платона, проиллюстрированная Линией познания и аллегорией Пещеры, религиозные аспекты? Всем известно, что неоплатоники придали теории Платона религиозную окраску; более того, христианский писатель, к примеру Псевдо–Дионисий, повествующий о мистическом восхождении видимых существ к их невидимому Источнику (то есть Богу), свет которого столь ярок, что ослепляет и душа погружается в состояние, которое можно назвать ослепительным мраком, вне всякого сомнения, опирается на идеи Платона, подхваченные неоплатониками. Однако из этого вовсе не следует, что сам Платон понимал восхождение по линии познания с точки зрения религии. В любом случае этот сложный вопрос нельзя обсуждать до тех пор, пока не будет рассмотрена онтологическая природа и статус Платоновой Идеи Блага, и даже после этого вряд ли можно будет дать на него ясный и недвусмысленный ответ.

Глава 19 Теория форм

В этой главе я предлагаю обсудить онтологический аспект теории Форм или Идей. Как мы уже знаем, объект истинного знания, по мнению Платона, должен быть устойчивым и постоянным; он познается разумом, а не чувствами. Всем этим требованиям отвечает универсальное, связанное с высшим когнитивным состоянием ума, или состоянием . Гносеология Платона очень четко показывает, что универсалии, которые мы постигаем разумом, имеют объективную референцию, однако до сих пор мы не рассматривали очень важный вопрос: в чем она состоит?

Существует множество свидетельств того, что Платон все годы своей академической и литературной деятельности занимался проблемами, вытекающими из теории Форм, но нет ни одного свидетельства того, что он радикально изменял эту теорию или вообще отказался от нее. Он все время совершенствовал теорию Идей, стремясь выразить свои мысли как можно яснее и пытаясь устранить противоречия, которые он сам видел или на которые ему указывали другие. Раньше считалось, что математизация теории Форм, о которой писал Аристотель, была осуществлена Платоном уже в старости, когда он впал в «мистицизм» пифагорейского толка, однако Аристотель вовсе не утверждал, что Платон коренным образом изменил свою теорию. Единственно разумный вывод, который можно сделать из слов Аристотеля, заключается в том, что Платон, по крайней мере в пору их совместной работы в Академии, придерживался одной и той же теории. (Аристотель мог неправильно истолковать Платона, но это уже другой вопрос.) Но хотя Платон и был верен своей теории Идей и делал все, чтобы прояснить ее смысл, а также ее онтологические и логические следствия, мы не можем сказать, что всегда до конца понимаем, что он имел в виду. Поэтому очень прискорбно, что до нас не дошли записи лекций Платона, которые он читал в Академии, ибо они могли бы пролить свет на темные места его теории, а кроме того, позволили бы нам узнать, как сам Платон формулировал свои идеи. Они излагались ученикам только в устной форме и никогда не публиковались.

В «Государстве» утверждается, что «для каждого множества вещей, обозначаемых одним именем, мы обычно устанавливаем соответствующую идею или форму»¹. Это универсальная, общая для всех этих объектов характеристика, которая выражена, например, в понятии красоты. Существует много прекрасных вещей, но есть только одно универсальное понятие красоты, как таковой. Платон утверждал, что универсальные понятия – это не чисто субъективные мнения, нет, в них мы постигаем объективную сущность. С первого взгляда эта мысль может показаться удивительно наивной, но не следует забывать, что для Платона реальность схватывается именно мыслью, поэтому он утверждал, что объекты разума, то есть универсалии, в противоположность объектам чувственного восприятия, существуют в реальности. Разве мы смогли бы уловить их и сделать объектом мысли, если бы они не были реальными? Мы открываем их: они не выдумываются нами. Следует также помнить, что Платон в первую очередь интересовался моральными и этическими универсалиями (как и объектами математической науки), что было совершенно естественно для ученика Сократа. Поэтому Платон вполне законно рассуждал об Абсолютном Благе и Абсолютной Красоте, которые существуют сами по себе, особенно если он, как мы склонны верить, отождествлял эти понятия. Но когда Платон обратился к природным объектам и решил рассмотреть видовые понятия, такие, например, как человек вообще или лошадь вообще, то оказалось не так–то просто предположить, что существуют объективные сущности, соответствующие этим видовым понятиям. Можно отождествлять Абсолютное Благо с Абсолютной Красотой, но как отождествить объективную сущность человека с объективной сущностью лошади? Сама мысль об этом кажется нелепой! Необходимо было найти определенный принцип, объединяющий все эти сущности, поскольку в противном случае оказалось бы, что они существуют независимо друг от друга. Платону пришлось заняться поисками такого принципа, который позволил бы объединить все специфические сущности и подчинить их одной высшей родовой сущности. Мы знаем, что Платон рассматривал этот вопрос как логическую задачу и разработал классификацию Идей; однако нет никаких доказательств того, что он не задумывался об онтологическом статусе универсалий. Вне всякого сомнения, он думал, что, создав логическую классификацию, он тем самым решит и проблему онтологической унификации сущностей.

Платон назвал объективные сущности Идеями или Формами ( или ) – эти слова взаимозаменяемы. Слово в этом смысле совершенно неожиданно появляется на страницах «Федона». Однако не следует путать термин «Идея» у Платона с тем словом, которое мы употребляем в обычной речи, где оно означает субъективное представление, как в выражении: «Это только твоя идея, ничего за этим нет». Платон же, говоря об Идеях или Формах, имел в виду объективное содержание или референт наших универсальных понятий. В этих универсальных понятиях мы постигаем объективные сущности, и именно эти сущности Платон обозначал словом «Идея». В некоторых диалогах, к примеру в «Пире», само слово «Идея» не употребляется, но подразумевается, ибо в этом диалоге Платон говорит об Абсолютной Красоте , а это именно то, что он подразумевал под Идеей Красоты. Поэтому совершенно не важно, говорит ли он об Абсолютном Благе или об Идее Блага – оба эти выражения означают объективную сущность, которая является источником Блага для всех конкретных, поистине хороших вещей.

Таким образом, поскольку Идеями или Формами Платон считал объективные сущности, то для понимания Платоновой онтологии необходимо как можно точнее определить, как он представлял себе эти сущности. Наделены ли они своим собственным трансцендентальным бытием, независимым от конкретных вещей, и если наделены, то как они связаны между собой и с конкретными объектами нашего мира? Полагал ли Платон параллельно с миром чувственного опыта мир невидимых, нематериальных сущностей? Если да, то каково отношение этого мира сущностей к Богу? Нельзя отрицать, что язык, которым Платон описывал мир идей, свидетельствует о том, что мир трансцендентальных сущностей и вправду существует отдельно, однако не следует забывать, что наш язык был создан главным образом для обозначения объектов нашего чувственного опыта и очень часто оказывается совершенно бессильным для точного выражения метафизических истин. Так, мы утверждаем и не можем не утверждать, что Бог знает обо всем наперед, а это подразумевает, что Он существует во времени, в то время как мы прекрасно понимаем, что Он вечен и существует вне времени. Наш язык не содержит слов, выражающих вечность Бога, поскольку мы не имеем опыта вечной жизни и наш язык не приспособлен для выражения подобных вещей. Мы – люди и должны использовать человеческий язык, другого у нас просто нет; мы должны всегда помнить об этом и относиться к фразам, которые использует Платон для выражения метафизических, трудных для понимания идей, с известной долей осторожности. Мы должны научиться читать между строк. Я вовсе не хочу этим сказать, что Платон и сам не верил в субстанциальность универсальных сущностей; я хочу просто предостеречь читателей от желания поддаться искушению исказить доктрину Платона, уцепившись за какие–то его фразы и не потрудившись понять заложенный в них смысл.

В некоторых работах теория Платона излагается упрощенно, даже можно сказать – «вульгарно», и я хочу познакомить вас с этой «вульгарной» версией. Согласно ей, Платон утверждал, что объекты, познаваемые нами с помощью универсальных понятий; объекты, с которыми имеет дело наука, являются объективными Идеями, или сущностными Универсалиями, существующими в своем собственном трансцендентальном мире – «где–то там», – отдельно от чувственных объектов, в каком–то другом месте. Чувственные вещи являются копиями этих универсальных реалий, которые пребывают на небесах в вечном и неизменном виде, в то время как чувственные вещи постоянно изменяются, находятся в состоянии непрерывного становления, и поэтому мы не можем сказать, что они по–настоящему существуют. Идеи существуют на небесах без какой–либо связи друг с другом и с умами Мыслителей. При такой интерпретации теории Платона получается, что субстанциальные универсалии либо существуют (в этом случае реальный мир нашего опыта неоправданно дублируется), либо не существуют, но обладают какой–то мистической независимой сущностной реальностью (в этом случае между существованием и сущностью вбивается клин). (Отметим кстати, что томистская школа схоластической философии допускает реальное различие между сущностью и актом существования сотворенного бытия, однако это различие находится внутри творения.) Несотворенное Бытие есть Абсолютное Существование и одновременно Абсолютная Сущность.) Назовем три причины, породившие вульгарную версию теории Платона.

i) Платон говорит об Идеях таким языком, что совершенно естественно напрашивается вывод, что они существуют где–то отдельно. Так, в «Федоне» он утверждает, что душа существовала в трансцендентальном царстве еще до своего соединения с телом. В этом царстве она созерцала самодостаточные умопостигаемые сущности или Идеи, которые составляют множество «отделенных от вещей» сущностей. Процесс познания состоит главным образом в припоминании Идей, которые душа уже созерцала в четком и ясном виде до рождения.