История России. Факторный анализ. Том 1. С древнейших времен до Великой Смуты
Шрифт:
Основную часть населения Новгорода составляли, конечно, не купцы и бояре, а простой народ, ремесленники и рабочие. Относительно жизни простого народа источники сохранили мало сведений. В 1364 и 1370 годах упоминается голод, в 1352, 1390, 1414 годах – мор. Летопись сообщает о смутах и волнениях, которые не раз охватывали Новгород, о «мятежах» в 1359, 1384, 1388 годах. «Источником смут, заметно обнаружившихся с XIV века, – пишет В. О. Ключевский, – была социальная рознь, борьба низших бедных классов с высшими богатыми. Новгородское общество делилось с тех пор на два враждебных лагеря, из которых на одном стояли лепшие или вятшие люди, как называет новгородская летопись местную знать, а в другом – меньшие, то есть чернь…» [1027] В. Н. Бернадский пишет о резком снижении уровня жизни населения в начале XV века, о том, что чрезвычайно далеко зашедшая социальная дифференциация привела к росту числа «убогих» в городе, о «напряженной классовой борьбе», приведшей к восстанию 1418 года. [1028] В деревне также складывалось тяжелое положение: «Сеяти нечего, а ести тоже нечего», – говорится в одной из крестьянских челобитных, относящихся к этому времени. [1029]
1027
Ключевский В. О. Указ. соч. С. 92
1028
Бернадский В. Н. Указ. соч. С. 188
1029
Цит. по История крестьянства Северо-Запада России С. 76
4.9. Экосоциальный кризис
Первым актом трагедии, разразившейся в начале XV века, стало нашествие Едигея. Экономический рост и усиление Руси позволили московским князьям – признавая сюзеренитет хана – проводить более независимую политику. В 1395 году хан Тохтамыш
1030
ПСрл. Т. XI С. 208
1031
Там же С. 209, 216, 218
Историю России нельзя рассматривать в отрыве от окружающего мира, отвлекаясь от влияния внешних факторов. Эпидемия чумы была одним из таких факторов – она была занесена из Европы, где чумные эпидемии свирепствовали уже семьдесят лет. «Черная Смерть» пришла в Европу в 1348 году; эта первая эпидемия погубила около половины населения Италии, треть населения Англии, четверть населения Германии. Размеры нанесенных чумой потерь были тем большими, чем больше была плотность населения, и становились катастрофическими в перенаселенных странах, где чума и голод шли рука об руку. Для современников связь между недоеданием и чумой была чем-то очевидным, и это прямо говорит о том, что распространение чумы было следствием перенаселения. [1032] На Руси в то время не было перенаселения, и эпидемия не принесла таких потерь, как в Европе. По оценкам специалистов, смертность вряд ли составляла больше 5 % населения; [1033] эти потери могли быть возмещены в 3–4 года. К концу XIV века население Европы отчасти восстановилось – но в 1410-х годах пришла вторая волна чумы; в некоторых районах она оказалась страшнее первой – например, в Провансе погибло около половины населения. [1034] В 1418 году чума пришла в Новгород – и теперь она нашла благоприятные для эпидемий условия перенаселенного региона.
1032
Klapisch-Zuber C. Plague and Family life / The New Cambridge Medieval History. Vol. VII Cambridge, 2000. P. 130; История крестьянства в Европе. Т. II. С. 292
1033
Урланис Б. Ц. Рост населения в Европе. М., 1941. С. 90
1034
Бессмертный Ю. Л. Жизнь и смерть в Средние века. М., 1991. С. 138
«Того же лета мор бысть страшен зело на люди в Великом Новегороде, и во Пскове, и в Ладозе, и в Русе, и в Порхове, и в Торжку, и во Твери, и в Дмитрове, и по властем и селам. И толико велик бысть мор, яко живии не успеваху мертвых погребати… и многа села пусты бяху и во градах и в посадех и едва человек или детище живо обреташеся; толико серп пожа человекы, аки класы и быша дворы велици и силнии пусты, едва от многих един или два остася…» [1035]
Не успел закончиться мор, как вспыхнуло большое восстание. «Чернь с одиная сторона, а с другую боляре», [1036] – так повествует о восстании летопись. «Много разграбише дома боярьскыи». [1037] Все обиды выплеснулись наружу: боярина Божина убили за то, что «обидел бедных», боярина Клементия Ортемьича убили «про землю». [1038] «…Восста в Новегороде межиусобнаа брань, и бысть кровопролитье и убийства межи их много и едва смири их владыка Симеон». [1039]
1035
ПСрл. Т. XI. С. 232
1036
ПСрл. Т. V. С. 261
1037
НПл. С. 409
1038
Бернадский В. Н. Указ. соч. С. 181.
1039
ПСрл. Т. XI С. 235
На следующий год мор возобновился и вскоре пришел на Московскую Русь. Северо-Восток еще не оправился от нашествия Едигея, и эпидемия приняла большие размеры. «Мор бысть силен зело во всеи земли Русстей, – говорит летопись, – наипаче же на Костроме, и в Ярославле, и в Юрьеве, и в Володимере, и в Суздале, и в Переславле, и в Галиче, и на Плесе и в Ростове и изомроша людие и стояще жито на нивах пусты, жати некому. И того же месяце Сентября в 15 день… поиде снег и иде 3 дня и 3 нощи… и мало кто жита пожал по схождении снега и бысть глад по великому тому мору по всей Русской земле…». [1040]
1040
Там же. С. 236
«Был глад по великому тому мору», – это была та самая «адская пара», которая погубила половину населения Италии и Прованса. [1041] «…И умираху паки человеци от глада… – говорит летопись – и мало людий во всей Русской земле остася от мору и от меженины». [1042] Однако это было лишь начало танца смерти, который продолжался три года. В 1421 мороз снова погубил урожай, и в обстановке голода в Новгороде вспыхнуло новое восстание. «Того же лета Новегороде в Великом брань бысть и кровопролитие, – говорит летопись, – возташе два конца, Наревский и Словенский… бояр дворы разграбише и людей много избише». [1043] «Той же осени… началася быти болезь коркотнаа в людех, и на зиму глад был… – повествует летописец о событиях следующего, 1422 года. – Того же лета глад бысть велик во всеи земле Русской и по новгородской, и мнозии людие помроша з голоду, а инии из Руссии в Литву изыдоша, а инии на путех с глада и з студеня помроша… а инии же и мертви скоты ядяху, и кони, и пси, и кошки, и кроты, и люди людей ядоша, а в Новегороде мертвых з голоду 3 скудельницы наметаша…». [1044]
1041
Klapisch-Zuber C. Op Cit P. 129
1042
ПСрл Т. XI С. 236
1043
Там же.
1044
Там же. С. 238
Летописец добавляет, что в Москве кадь ржи стоила полтора рубля, а в Нижнем Новгороде – даже шесть рублей. В Пскове сохранились запасы прежних лет, и цена на рожь была значительно ниже: на полтину давали 2,5 зобницы. [1045] Толпы голодающих устремились в Псков, однако псковские власти стали разгонять пришлых людей и запретили продавать им хлеб. Псков был наполнен умирающими, едва успевали хоронить покойников. «…И накладоша тех пустотных в Пскове 4 скудельницы, а по пригородам и по волостем по могыльем в гробех покопано, то тем и числа нет», – говорит летопись. [1046]
1045
Псковские летописи. Вып. 2. М., 1955. С. 39
1046
Там же. С. 38 – 39
На примере Пскова можно видеть, как наличие запасов позволяет предотвратить катастрофу – хотя бы в отдельных районах. В принципе русские крестьяне всегда создавали запасы «про черный день». Во времена Калиты и его сыновей летописи не раз говорят о засухах и стихийных бедствиях – но голода не было: у крестьян было много хлеба в амбарах. Однако в начале XV века новгородские крестьяне не могли создавать запасы из-за перенаселения, нехватки земли и высокой ренты; на Северо-Востоке запасов не было в результате едигеева разорения и разрухи.
Трехлетний «великий глад» закончился в 1423 году; «великий мор» продолжался еще пять лет. Позже голод и мор не раз возвращались, в 1431, 1436, 1442, 1445 годах. В 1433 году началась междоусобная война между князьями и к жертвам голода и мора прибавились жертвы военного разорения.
Каковы
были масштабы этой катастрофы? Что стоит за словами летописи «мало людий во всей Русской земле остася»? Археологи свидетельствуют, что количество находок кожаной обуви и берестяных грамот в Новгороде уменьшается примерно вдвое [1047] – поэтому можно предположить, что население уменьшилось примерно в два раза. Правда, число строящихся церквей поначалу даже возросло: уцелевшие новгородцы ставили церкви в благодарность за спасение от чумы – однако в дальнейшем масштабы строительства сокращаются в полтора раза. [1048] После похода Витовта в 1428 году новгородцы были вынуждены заплатить контрибуцию в 5 тысяч рублей, причем собирали по всем волостям, по рублю с 10 человек. [1049] Это означает, что количество взрослых мужчин составляло примерно 50 тысяч, а общая численность населения – около 250 тысяч. Для сравнения отметим, что в 1500 году численность населения составляла примерно 520 тысяч человек, [1050] то есть в принципе Новгородчина могла прокормить вдвое большее население, чем в 1428 году, и вполне возможно, что до катастрофы население составляло около полумиллиона. Падение численности населения привело к недостатку рабочей силы; сохранилось свидетельство управляющего одной из вотчин: он пишет, что половина вотчины пуста, а оставшиеся крестьяне хотят уйти. [1051] Для европейских специалистов, изучающих экономические последствия «Черной Смерти», одним из основных признаков демографической катастрофы является резкое падение хлебных цен и вздорожание рабочей силы. [1052] После «великого мора» на Северо-Западе цены упали вдвое: в 1409 году рожь во Пскове «была дешевой» и за полтину давали 6 зобниц, а в 1434 году за полтину давали уже 13 зобниц. [1053] Рабочая сила была очень дорогой: строительному рабочему платили за полгода рубль; [1054] в пересчете на рожь дневная оплата составляла примерно 25 кг зерна. [1055] Нужно отметить, что в то время как по всей Руси свирепствовали усобицы, в Пскове было относительно спокойно; здесь уже начался период восстановления.1047
Коновалов А. А. Указ. соч. С. 62; Изюмова С. А. Указ. соч. С. 197
1048
Miller D. Op cit P. 372 – 373
1049
ПСрл. Т. XXVI. С. 184
1050
аиСзр. Т. I. С. 326
1051
Цит. по История крестьянства Северо-Запада России. С. 75
1052
Postan M. Some Economic Evidence of Declining Population in the Later Middle. Ages. / The Economic History Review. Ser. 2. 1950 Vol. 2, № 3. P. 221 – 246
1053
Псковские летописи Вып 2 М, 1955 С 35, 43
1054
Там же С 43–44; Рыбаков Б А Ремесло древней Руси С 710
1055
Мы полагаем, что зобница равна 2 / 3 кади, а кадь – 14 пудов (см.: Каменцева Е. И., Устюгов Н. В. Указ. соч. С. 56). Тот же самый результат, 1,5 пуда ржи в день, получает С. Г. Струмилин (см.: Струмилин С. Г. Очерки экономической истории России. М., 1960. С. 62).
На Северо-Востоке Руси «едигеево нашествие» и «великий мор» настолько врезались в память народа, что стали началом народного летосчисления; несколько поколений спустя крестьяне все еще отсчитывали время от этих событий. [1056] «Волость, господине, Ликужская запустела от великого поветрия… – рассказывал много позже один из костромских крестьян, – и волостных, господине, деревень Ликужских тогда осталась одна шестая деревень с людьми…». [1057] Специалисты отмечают сильное запустение Дмитровского и Переяславского уездов. [1058] Акты Троице-Сергиева монастыря показывают, что запустение после «великого мора» было столь велико, что многие земли лежали впусте и заросли большим лесом. [1059] Из 75 документов этого монастыря, относящихся к 1392–1432 годам, 26 говорят о пустошах. Л. Лангер детально показывает, как используя создавшуюся ситуацию, монастыри быстро расширяли свои владения. [1060] По данным археологов, в Московской земле погибло около пятой части деревень [1061] – хотя, конечно, потери в населении были значительно большими, ведь в уцелевших деревнях мор и голод тоже унесли много жертв. В Москве и в Твери, резко, в 2,5–3 раза, сократились масштабы каменного строительства. [1062] Как во времена монгольского нашествия, катастрофа отразилась и на летописании; пресеклись многие летописи, и вплоть до середины XV века в русском летописании появился зияющий провал. [1063]
1056
Алексеев Ю. Г. Аграрная и социальная история… С. 21.
1057
Акты феодального землевладения и хозяйства XIV–XVI веков. Ч. I. М, 1951. № 254. Цит. по: Горский А. Д. Борьба крестьян… С. 61.
1058
Веселовский С. Б. Село и деревня… С. 29; Алексеев Ю. Г. Указ. соч. С. 37.
1059
См.: Веселовский С. Б. Феодальное землевладение… С. 168.
1060
Langer L. Plague and Russian Countryside: Monastic Estates in the Fourteenth and Fifteenth Centuries / Canadian – American Slavic Studies. 1976. Vol. 3. № 3. P. 351–368.
1061
Юшко А. А. Указ. соч. С 52–53 (диаграмма).
1062
Miller D. Op. cit. P. 373.
1063
Лурье Я. С. Две истории Руси XV века. Ранние и поздние, независимые и официальные летописи об образовании Московского государства. СПб, 1994. С. 56.
Наиболее трагическим обстоятельством было то, что катастрофа породила тяжелый социально-политический кризис, который затянулся на тридцать лет. Причиной кризиса было бессилие московских князей, потерявших в результате катастрофы большую часть своих доходов и своего войска. Казна была пуста, и князья печатали неполновесные монеты; со времен едигеева нашествия до середины XV века московская деньга обесценилась в 2,5 раза. В своей слабости русские князья старались во чтобы то ни стало держаться Орды: они надеялись, что ханы предотвратят угрожавшую Руси усобицу. В 1432 году московский князь Василий II и его соперник Юрий Звенигородский сами приехали в Орду и попросили хана рассудить их – но хан был бессилен приказывать: Орда распадалась под ударами кочевой реакции. Как в 1280-х и в 1360-х годах, разделение Орды вызвало войну между князьями. Юрий Звенигородский, восставший против великого князя Василия, пытался вернуть удельные традиции времен Киевской Руси – это была традиционалистская реакция на введенные Калитой новые порядки Москвы, реакция, которая всегда приходит вслед за периодом господства диффузионного самодержавия. Слабость великого князя позволила Юрию и его сыновьям одержать несколько побед. Символом бессилия княжеской власти стала битва на Нерли, когда Василий II смог собрать для отражения татарского набега лишь полторы тысячи воинов – он был разбит и попал в плен. Сравнительно небольшие татарские отряды постоянно прорывались за Оку, почти беспрепятственно грабили Русь и уводили полоны «без счета». Подобные события происходили и на Северо-Западе: пользуясь ослаблением Новгорода, литовцы и орденские рыцари беспрепятственно грабили его земли. Новгород воевал с Тверью и с Москвой, причем в этих междоусобных войнах, как раньше, брали большие полоны. [1064] В 1444–1445 годах немцы опустошили Водскую и Ижорскую земли, а тверичи – Бежецкую землю и окрестности Торжка; хлеб в Новгороде резко подорожал; кадь ржи продавалась за полтину – и эта дороговизна стояла десять лет. «И бысть скорбь и туга християнам вельми, – говорит летопись, – толко слышати плач и рыдание по улицам и по торгу, и мнози от глада падающе умираху… и много разидошася; инии в Литву, а инии в Латинство… А в то же время не бе в Новегороде правде и правого суда… и начаша грабити по селам и по волостем и по городу…» [1065] Одно бедствие порождало другое; разруха порождала слабость, а военная слабость открывала дорогу усобицам и набегам, которые порождали разруху и голод. «… А землю русскую остаток истратиша, межи собой бранячися», [1066] – такой итог подводит летопись княжеским усобицам.
1064
См. например: ПСрл. Т. XII. С. 21; Шапиро А. Л. Русское крестьянство… С. 177–178.
1065
НПл. С. 425.
1066
Новгородская четвертая летопись. Вторая редакция. Цит. по: Лурье Я. С. Указ. соч. С. 56.