История Византийских императоров. От Льва III Исавра до Михаила III. Том III

ролью в Кафолической Церкви, которую ему определял Римский

император. К тому же некогда вступив в союз с Пипином и Кар-

лом, предав Византийского императора и присвоив себе царские

прерогативы, папа волей-неволей связал свою судьбу с франками

и оказался от них зависим. Теперь он объективно был вынужден

подстраиваться под их интересы или, в крайнем случае, корректи-

ровать собственные планы под Франкского короля, что, впрочем, не

означало прекращения творческого поиска, преследующего своей

целью формирование такой политической конструкции, которая

максимально учитывала бы интересы апостолика.

В сознании понтификов классическая имперская идея получила

существенную интерпретацию. В контексте своих прежних амби-

ций, но с учетом политических реалий, папы сформулировали идею

Рима, как вечного города, наполненного славой апостола Петра и

его преемников, являвшегося потому достоянием всего человече-

ства, а не конкретного государства. Это было своего рода учение о

нейтралитете Рима, как центра всей Кафолической Церкви, как

1 Шафф Филип. История христианской Церкви. Т. 4. С. 161, 162.

245

И С Т О Р И Я В И З А Н Т И Й С К И Х И М П Е Р А Т О Р О В

островка истинной веры, незапятнанного предания и благочестия

среди мятущихся страстей земного мира, удивительным образом

одновременно с этим вобравшим в себя идею о духовном главенстве

Римского епископа в Церкви и о его политических притязаниях1.

Таким способом понтифик обеспечивал свою независимость и

от Византийского царя, и от Франкского короля, заставляя, тем не

менее, их нуждаться в себе, как высшей духовной силе. Но, конечно, такие идейные новации не имели никаких шансов получить призна-

ние на Востоке, где существовал Константинопольский патриарх, уже давно недовольный постоянным вмешательством понтификов

в его дела, и Византийский царь, немало удивленный тому, что

папа так легко и цинично примеряет на себя его традиционные

прерогативы.

Здесь следует оговориться, что, конечно, ни о каких четко сфор-

мулированных «теориях» в те времена не могло быть и речи. Но

образ мыслей и практические шаги всех трех главных участников

мировой истории — византийцев, франков и Римского епископа

постоянно повторяются, формируя известные тенденции, со вре-

менем принимающие устойчивое выражение. Только по истечении

многих десятилетий и даже веков они будут квалифицированы си-

стемным образом.

Наконец, самое главное: вскоре выяснится, что Карл Великий

с его талантом гения и глубоким пониманием имперской идеи, являлся уникальным явлением для германских народов, и образ

его мыслей далеко не совпадал с сознанием соотечественников. За

исключением небольшого близкого окружения короля, франки не

понимали и не вникали в существо политических замыслов своего

вождя. Их интересы были стандартны, как и у всех германцев и

других варваров: ограбить, завоевать, подчинить. Сознание герман-

цев не выходило дальше собственного удела и обеспечения личных

прав: одно дело — захватить конкретную страну, разделив ее между

равными по положению лицами, другое — подчинить самого себя

и все свои помыслы некой высшей идее. Как верно заметил один

автор, единоличная власть Карла покоилась на его персональном

контроле над людьми2.

После воцарения Никифора Геника и Михаила Рангаве Карл, как опытный политический деятель, понял, что его надеждам без

1 Грегоровиус Фердинанд. История города Рима в Средние века (от V до

XVI столетия). С. 350.

2 Уоллес-Хедрилл Дж.-М. Варварский Запад. Раннее Средневековье. С. 158.

246

П Р И Л О Ж Е Н И Е № 8

крови подчинить себе всю Римскую империю, как Западную, так

и Восточную, не суждено сбыться. Поэтому он занялся устроением

собственного государства, максимально копируя византийские об-

разцы, хотя и корректируя их под конкретные ситуации и планы.

По мнению Карла Великого, Вселенская империя должна была

стоять на трех столпах — политической мощи франков, которую

символизировала их столица Ахен, Риме, как центре духовного

единства, и Западном императоре, как главе духовной и политиче-

ской власти. Это была почти «классическая» идея Вселенской импе-

рии, увы, также не воспринятая германцами. В отличие от римлян

и романизированных греков, для которых настоящее государство

могло быть только Империей и ничем иным, а сознание того, что

Кафолическая Церковь объемлет собой всю Вселенную, и ее гра-

ницы совпадают или должны совпасть с Римской державой, было

естественно, как улыбка младенца; франки, безусловно, являли

собой совсем иной пример. Они, как носители иных культурных на-

чал, оказались неспособны стать преемниками римлян. Более того, франки отчаянно боролись против превращения себя в римлян.

Германский индивидуализм, коренящийся в крови данного народа, с его стремлением над всем господствовать, предопределял невоз-

можность для франков выступить в роли творцов новой империи; созидательное начало оказалось для них чуждым.

Если для франков понятия «разделять» и «дробить» являлись

«священным правилом», то Рим они приводили в трепет. Разде-

лить Римскую империю являлось тем же самым, что и разделить

Кафолическую Церковь. Но в этом случае рушился незыблемый