Из Вайтрана с любовью

— Отлично. Я знал, что вы поймёте меня. Как думаете, вы сможете закрыть глаза на… совсем уж мелкие нарушения?

Снова закивал. Мне же будет лучше, если я закрою глаза на мелкие нарушения и со стороны ярла, и со стороны рядовых жителей Вайтрана.

— Конечно, я буду признателен вам, если вы поможете поймать тех, кто уж слишком сочувствует мятежникам. От этого, как вы понимаете, зависит моя собственная жизнь и жизнь моей семьи, — Балгруф демонстративно положил руку Айрилет на запястье, та демонстративно выпрямилась, её лицо приняло пугающую симметричность. — Айрилет на многое готова пойти и ради меня, и ради моей семьи, но ей не справиться со всем в одиночку. Я думаю, вы сможете помочь ей решить некоторые… вопросы.

— Конечно, — выдавил я. — Я смогу помочь решить ей некоторые вопросы.

Ярл отчего-то рассмеялся.

— Я знал, что мы с вами договоримся.

Тело снова сковало — но затем отпустило. Чувство страха захватывало меня, к горлу снова подступал противный едкий комок, а печень невероятно разболелась.

— Вам лучше вернуться в свою комнату и полежать, — посоветовала Альдегунд. — Любовь моя, пусть твои люди помогут господину юстициару дойти до покоев и затем посмотрят за ним: говорят, даже самые чистокровные альтмеры в пьяном бреду могут случайно навредить себе.

— Конечно, — Балгруф противно ухмыльнулся. — Я не хочу, чтобы с нашим… новым партнёром случилось что-нибудь плохое.

Не помню, как я добрался до своих покоев, не помню, как открыл дверь и не помню, как лёг на кровать. Каждый шорох вокруг причинял мне боль. Страх полностью охватил меня, но стоило закрыть глаза, как я видел пугающие, сменяющие друг друга образы. Когда я открывал глаза, мне казалось, что комната медленно сжимается, стены дробятся на множество осколков, а следившие за мной стражники казались мне бесформенными чудовищами. Время тянулось бесконечно, я совсем потерял его счёт. Боль стала настолько привычна мне, что я перестал обращать на неё внимание, просто смирился с ней и принял как часть себя. Не знаю, как и когда я уснул — но мне снились одни лишь кошмары. Я видел своё мертвое тело, искажённое гниением. Я чувствовал себя песчинкой в огромном океане. Я был ничем и всем одновременно.

Когда в окна забил яркий свет, я очнулся. Печень по-прежнему болела, голова раскалывалась, мышцы неприятно ныли, словно я всю ночь выполнял тяжёлую работу. Я чувствовал себя ничтожеством, неполноценным выродком — надо же, как легко я попался в ещё одну ловушку Балгруфа! Да что там, легко попался — я по собственной воле зашёл в неё и сам захлопнул! «Дипломатическая вежливость», «установление хороших отношений»! Боги, кого я обманывал! Какой же я идиот. Только родителей своих позорю, я не достоин их, не достоин и половины той любви и заботы, что они дали мне. Лучше бы они взяли на воспитание сироту из неблагонадёжной семьи, чем рождали меня.

Я поднялся, выпил воды, съел три яблока и побрёл на улицу, на свежий воздух — в надежде, что мне полегчает и что тошнота хотя бы немного отступит. Странные ощущения, которые появились сразу после ужина, не покидали меня, норовили всплыть из глубин разума. Кажется, я переживал нечто похожее на возвращение к состоянию нетленного духа. Ужасные ощущения и страшные. Не хочу, чтобы это произошло со мной ещё раз. Надеюсь, Талмор найдёт способ осуществления этой цели уже после моей смерти. Шум площади Ветреного Района проходил мимо меня, я не обращал на него внимания, лишь смотрел в холодное лицо статуи Талоса.

— Эй, желтая морда!

Детский голос неожиданно привлёк моё внимание. Темноволосый мальчишка-норд не более десяти лет от роду ехидно смотрел на меня, явно желая сделать объектом своих проказ.

— Тебя родители не учили быть вежливыми с незнакомцами? — я пытался выглядеть холодным, пытался смотреть на него так, как наши мастера допроса смотрят на обвиняемых.

Мальчишка расхохотался.

— Да мой отец тебя второй раз знатно обыгрывает!

Значит, это сын самого ярла. Я даже не обратил внимания на некоторое портретное сходство.

— Твой отец вчера за ужином вёл себя, как маленький проказник, а не как достойный и благородный человек, — парировал я. — А ты слышал, что обычно делают с маленькими проказниками?

Ребёнок снова расхохотался.

— Только попробуй. Айрилет тогда тебя на ремешки порежет.

— Ну и чего ты от меня тогда хочешь? — я всё так же пытался изображать из себя строгого талморского юстициара.

— Да я тебя тут уже второй день вижу, на этой лавочке. И смотрю, как ты статую Талоса разглядываешь.

Надо же, мальчишка обратил внимание на такую мелочь. Впрочем, почему его это заинтересовало? Ну, сижу я на этой лавочке под сенью будущего нового Златоцвета. А огромную статую я при всём желании игнорировать не сумею.

— Тебе это так важно?

— Просто мне всегда интересно было, почему вы, желтомордые, так к Талосу прицепились. Не нравится он вам — так не поклоняйтесь ему, вас никто не заставлял. По крайней мере, двести лет точно.

Поднял уголок рта: ребёнок либо развит не по годам, либо ярл вместо правил хорошего тона велит обучать своих детей истории с ранних лет.

— Разве твой отец не нанял для тебя учителей, которые бы объяснили тебе это?

— Хотел всегда об этом талморца спросить, — мальчик качнул плечами.

Я равнодушно хмыкнул: придётся придумывать, как объяснять ребёнку нашу официальную позицию так, чтобы он всё понял. Не буду же я рассказывать ему гипотезу наших учёных о том, что через запрет на почитание Талоса они хотят устроить тот самый Прорыв Дракона… Я сам едва понимаю, о чём там вообще речь идёт!

— Ты ведь знаешь, что Тайбер Септим был великим военачальником, который объединил все народы Тамриэля под одним знаменем. И ты, наверное, знаешь, что до него существовало лишь Восемь Божеств, которых так или иначе почитают практически все разумные расы Тамриэля. Так же ты должен знать, что Талос как бог образовался…

— Это мне может и мой учитель рассказать! — усмехнулся мальчик.

Больше изображать строгого талморского юстициара уже не мог; я похлопал по скамейке, приглашая ребёнка присесть рядом со мной.

— Если честно, я сам толком не понимаю, почему наше руководство так к вашему Талосу прицепилось, — признался я. — Но приказ есть приказ. Нам сказали, что нужно проследить, чтобы Империя больше ему не поклонялась — значит, я должен следить.

— Понимаю: работа и ничего личного. Но ты второй день сюда приходишь и смотришь на её статую.

— В ней что-то есть, — соврал я.

Мальчик в недоумении качнул плечами.

— Это ведь просто кусок камня, что в нём может быть?

Теперь уже усмехнулся я: надо же, этот ребёнок будто бы прочёл мои вчерашние мысли!

— А скажи, правда, что вы у себя на Алиноре почти всех младенцев убиваете? — зачем-то спросил ребёнок.

— Только если ребёнок неполноценным родился, — ответил я. — Если его родители были здоровы, этого обычно не требуется.

Мой собеседник многозначительно замычал.