Избранное в двух томах

Наконец вызывают: «Ах ты, такой-сякой! Выходит, ты обманул следствие. Будем

тебя за это снова судить». Я им ответил, что, во-первых, не снова — пять лет я

получил без суда, а заочно от «тройки». А во-вторых, готов предстать перед

судом за обман следствия; только я там расскажу, что меня заставило на этот

обман пойти. Вряд ли они этого так уж перепугались — могли прекрасно и

второй раз обойтись «тройкой». Но так или иначе — выпустили.

Казалось бы, пережитое должно было изрядно подорвать в Осипчуке веру в

людей. Но этого не произошло: разницу между своими следователями и

человечеством вообще он видел хорошо.

Войну Борис провел в авиации дальнего действия и встретил День Победы

подполковником, командиром авиационного полка.

Утром 17 мая 1947 года Осипчук уходил в испытательный полет на

двухмоторном бомбардировщике. Задание было не особенно сложное — кажется, испытание какого-то оборудования. У дверей диспетчерской мы с Борисом

столкнулись: я входил в помещение, чтобы расписаться в полетном листе, а он, в

кожаном комбинезоне, с парашютом на плече, отправлялся к самолету на вылет.

Мы обменялись несколькими, ничего существенно не значащими фразами и

разошлись.

196 Взлет машины Осипчука начался нормально: зарычали моторы, самолет

сдвинулся с места и, набирая скорость, побежал по бетонной полосе. Вот он

поднял нос, переднее колесо оторвалось от земли, и разбег продолжался на

основных колесах шасси. Все шло, как обычно. И лишь буквально за несколько

секунд до отрыва началось непонятное: к мощному звуку работающих на полном

газу моторов примешался какой-то странный — будто ножом по сковородке —

скрежет.

Этот необычный звук заставил всех оглянуться. Самолет резким прыжком —

не в обычной манере Осипчука — взмыл от земли метров на пять и, качнувшись

с крыла на крыло, полого пошел в набор высоты.

И тут же динамик командного пункта на старте донес сдержанный, но

серьезный голос летчика:

— Сильно трясут моторы, особенно правый. .

— Задание не выполняйте. Заходите на посадку, — скомандовали с земли.

Но Осипчук уже сам начал пологий разворот с явным намерением сделать

«коробочку» вокруг аэродрома и садиться. При этом он пошел левым кругом, хотя в тот день полагалось делать правый: по-видимому, правый мотор внушал

совсем уж мало доверия.

Осипчук летел молча, лишь односложно, подчеркнуто спокойным голосом

(он сам по себе внушал тревогу, этот сухой, с начисто вытравленными

признаками каких бы то ни было эмоций голос!) отвечая на запросы земли.

Мы с тревогой следили за ползущей по небу темной черточкой, которая то

скрывалась из виду за деревьями и строениями, то вновь появлялась из-за них.

Она ползла непривычно медленно (хотя, может быть, ото нам только казалось?).

Вот она разворачивается. . Идет по прямой.. Снова разворачивается. Ну, кажется, гора с плеч — вышла в плоскость посадочной полосы и приближается к ней; сейчас сядет.

Но не успели мы с облегчением вздохнуть, как опять усилился погасший

было шум моторов и самолет, не садясь, прошел над посадочной полосой.

Что он делает?!

Еле-еле добрался до посадки — и ушел на второй круг. Почему?

Радио тут же принесло лаконичное объяснение: — Не вышло шасси. .

197 Да. Посадка с невыпущенным шасси — это гарантированная поломка, пусть

мелкая, однако трижды досадная (тут летчика легко понять) посреди

собственного аэродрома.

Но второй круг давался неисправной — явно неисправной, хотя мы и не

понимали, в чем именно, — машине еще труднее, чем первый.

Через минуту Осипчук сообщил:

— Правый мотор совсем отказывает. Добавляю наддув левому...

Но и левый мотор не вытянул.. Самолет пошел со снижением и исчез за

деревьями. Минуту было неясно, что это означает: он ведь и на первом круге не

раз скрывался из глаз, а потом появлялся снова.

Мы напряженно всматривались в небо — вон в этом просвете между

деревьями он мелькнул в прошлый раз.

Но шли секунды, десятки секунд, минуты, а самолет больше не появлялся.

И мы уже чисто механически, без малейшей надежды продолжала смотреть в

опустевшее небо, пока не открылось окно диспетчерской и кто-то из него не

крикнул:

— Машина упада на краю поселка за железной дорогой. Сейчас оттуда

звонили. .

Причину гибели Бориса Петровича Осипчука, ведущего инженера Сергея

Анатольевича Мальмберга и бортмеханика Дмитрия Андреевича Овечкина

удалось установить. Все произошло оттого, что раньше времени, еще при разбеге

по земле, было убрано шасси. Машина осела вниз, и винты стали бить по бетону

взлетной полосы, отчего, естественно, вдребезги разнесло концы их лопастей.

Винты как бы уменьшились в диаметре, причем уменьшились изрядно, а главное

—: неравномерно. Последнее обстоятельство и вызвало тряску, о которой мы

узнали из радиопередачи с борта самолета.

Нет необходимости вторгаться сейчас в технические подробности: что

именно и в какой последовательности отказывало в трясущихся моторах и

изуродованных винтах, какая связь оказалась между преждевременной уборкой

шасси и отказом его выпуска, почему прибавка газа левому мотору (после

окончательного выхода из строя правого) оказалась для него роковой. Все это

было точно установлено и вытекало

198

из одной общей первоначальной причины: уборка шасси была начата ранее

отрыва самолета от земли.

С точки зрения чистой техники, ни одной неясности не оставалось.

Но этого нам было мало. Остро хотелось узнать: почему так получилось?

Никто не мог и не сможет уже никогда рассказать о том, что произошло в