ОТ АВТОРА

Как-то в молодости я спросил у К. И. Чуковского, чем же мне заниматься в литературе, на чем одном сосредоточиться. «Вы всегда будете переходить от науки к детстихам, от детстихов к лирике, от лирики к художественной прозе, — ответил Корней Иванович. — Такова особенность вашей психики». Та же участь теперь предстоит читателям первого двухтомника моих избранных сочинений.

Сейчас, когда я пишу эти строки, мне почти семьдесят лет. Первый том Избранного начат четырнадцатилетним беженцем из Калуги в военном Ташкенте, а закончен в конце шестидесятых сорокалетним археологом, успевшим к тому времени проявить себя и как лирик (юношеские стихи, сборники «Отплытие» и «Дикий голубь» впервые даны в хронологическом порядке), и как прозаик, автор пересказов из затеянной Чуковским в шестидесятые годы книги для малышей «Вавилонская башня и другие библейские предания», фантастических рассказов, лирической повести «Меня приглашают на Марс», наполненной фантазиями и прогнозами, а также повестей и рассказов об археологах, о древнем Хорезме (среди них повесть «Меч в золотых ножнах»). Здесь же впервые публикуются мои мемуары «Детство в маленьком городе», начатые в 1964 году и завершенные в 1997-м. Ими открывается книга воспоминаний «Светлые силы», над которой я сейчас работаю. Стихи и прозу разделяет часть «Как найти дорожку» — о детях и для детей.

Многие стихотворения, лирические, юмористические и детские, повесть «Секретный пакет и стеклянная головка», очерки «Священные горы», «Череп Ивана Грозного», «Мои встречи с Пушкиным», миниатюры о детях публикуются впервые.

Во втором томе собраны стихи, написанные после 1967 года. Лирику и юмористику я не разделял, так как теперь разница между ними для меня стерлась; стихи расположены в хронологическом порядке. Книги «Ракитов куст» и «Подземный переход» публикуются впервые.

Переводы представлены стихотворениями Мориса Карема — в знак моей заочной двадцатилетней дружбы с великим бельгийцем.

В продолжение моих мемуаров «Светлые силы» читатель найдет очерки о Корнее Чуковском, Анне Ахматовой (в нем рассказано также о Н. Я. Мандельштам, Л. К. Чуковской, Ксении Некрасовой и др.), затем о послевоенных московских встречах с кинорежиссером В. Пудовкиным, с А. Толстым, Б. Пастернаком, С. Маршаком, затем о людях «оттепели», включая самого Н. С. Хрущева. О моем учителе С. П. Толстове, о моей покойной жене Т. И. Александровой — авторе знаменитой книги про домовенка Кузьку. В воспоминаниях я использую дневники, которые вел с 1943 года. Непосредственные впечатления порой соседствуют с догадками, гипотезами, литературными заметками. Ранее опубликованные мемуары почти все расширены и доработаны, а многие печатаются в этом издании впервые.

Второй том завершают две очень дорогие мне работы о Пушкине. Первая, «Ранняя любовь Пушкина», — о детстве поэта, воссозданном по мимолетным упоминаниям и «проговоркам», рассыпанным по разным его сочинениям. Во второй — «Лестнице чувств» — речь идет о национальной форме русской народной лирики, о том, как ее открыл, понял и развил Пушкин, а также о двух стихотворениях поэта, которые долгое время считались записями народных песен.

Надеюсь, пестрота моих сочинений не утомит читателя, а наоборот, вызовет интерес к тому, что с отроческих лет не перестает занимать автора.

Валентин Берестов

В ИЗВЕЧНОЙ СМЕНЕ ПОКОЛЕНИЙ СТИХИ СОРОКОВЫХ ГОДОВ

«К бессмертью человек давно стремится…»

К бессмертью человек давно стремится, Жизнь смыслом наделить желает он, Не веря в то, что он на свет родится, Природою на гибель осужден. Высокий ум, не знающий предела, В разладе с жизнью, краткой и пустой. Из бренного и немощного тела Он рвется ввысь прекрасною мечтой. Проходят жизни краткие мгновенья, Родятся, умирают люди вновь, Но предков величавые стремленья Волнуют у потомков дальних кровь. Так каждый год планета заменяет Наряд зеленый новою весной, Но то же солнце, та же мысль сияет Над обновленною землей. 1942

ПУШКА У ТАШКЕНТСКОГО МУЗЕЯ

Давно уж на кровавой битвы пир Ее не волокут в упряжке конной. Давно в земле усатый канонир, Не пулею, так старостью сраженный. И зазывая публику в музей, Для взрослых диво, для детей игрушка, Лежит на тротуаре у дверей. И что идет война, не знает пушка. 1942

ПЕСЕНКА ШУТА

Двоюродному брату Володе Похиалайнену

Вот король идет в поход, За собой войска ведет: Сто румяных усачей, Сто веселых трубачей. И со связкою мечей Едет старый казначей. Воробьишка подлетел И на эту связку сел, Увидал картонный меч И повел такую речь: «Меч картонный средь мечей, Это чей?» И король ответил смело: — А тебе какое дело? 1942

В ЭВАКУАЦИИ

Сады оделись раньше, чем листвою, Кипеньем белых, розовых цветов. И кровли плоские с зеленою травою Лужайками висят среди садов. Арыка волны мчатся торопливо Поить, и освежать, и орошать. Плакучая к ним наклонилась ива И ловит их, и хочет удержать. А тень, которую она бросает, Хотели б волны унести с собой. На облачко похожий, исчезает Прозрачный месяц в бездне голубой. Как пышен юг! Как странно голодать, Когда вокруг Такая благодать! 1942, Ташкент

«В такие дни природа красотою…»

В такие дни природа красотою Не погрузит в лирические сны. Закат, горя каймою золотою, Напомнит кровь и зарева войны. А там, в эфире вечном и безмолвном, Который скрыла неба синева, Я знаю, нет преград радиоволнам, Несущим миру страшные слова. 1942

О ПОДРАЖАНИИ

В моих стихах находят подражанье Творениям поэтов дней былых. Да, для меня их стройное звучанье Дороже детских опытов моих. Но вдуматься глубоко: наши чувства, Сплетенья наших мыслей и идей, Язык, науки наши и искусства, Мучения и радости людей,— Все это получили мы в наследство От прадедов и дедов. В наши дни Привычно начинают люди с детства Творить все то, что делали они. А человек, среди лесов рожденный, Вдали от городов людских и сел, Их языка, родителей лишенный, Что б делал он и как себя он вел? Закон природы слепо исполняя, Он начал бы животным подражать, Ни наших дум, ни наших чувств не зная, Искать еду, жить в норах, умирать. Пускай ребенок взрослым подражает. Он вырастет, окрепнет ум. И что ж? Себе по воле путь он избирает, Ни на кого порою не похож. Так и поэт. Он подражает много, Но если он решил и тверд душой, Ему своя откроется дорога: Иди по ней и стань самим собой. 1942

ОТЦУ

Отец мой! Ты не шлешь известий Уж целый год семье родной, Но дни, когда мы были вместе, Во сне встают передо мной. И оживает прожитое: камыш и даль родной реки, И ты, склонившись над водою, Глядишь устало в поплавки. Вновь я, малыш, с тобою рядом Стою, молчание храня, А ты таким приветным взглядом Порою смотришь на меня… И вновь попутная телега Стучит, клубится пыль дымком. И старый конь, устав от бега, Плетется медленным шажком. Ни звука тишь не нарушает. Лишь глупый перепел с утра Не умолкая повторяет Все «спать пора» да «спать пора». И жизнь опять течет сначала, Все той же радостью полна, Как будто нас не разлучала неумолимая война. Как будто были сном кошмарным Все потрясенья и нужда, А утро светом лучезарным Их разогнало без труда. 1942