Изъян в сказке: бродяжка

— Мэгги! — подсказала она.

— Точно, Мэгги! Ну, иди-кось, обниму! — и он искренне и по-дружески обнял её, прижав к пропахшей потом и козьим сыром жилетке. — А поэт твой где?

— Мы разминулись, я как раз его ищу, — сказала Мэгг.

— Неужто он тебя оставил? Ни в жисть не поверю! Он же за тобой смотрел, что тени за королем Эйрихом.

— Он оставил меня в Шеане у родственников, — почти честно проговорила она, — думал, мне там будет лучше, а сам вернулся на дорогу. Только у родственников мне было совсем худо, и я…

— Ай-ай, — покачал головой Сэм, — сбежала?

Мэгг покаянно закивала головой, и Сэм сказал:

— Да не мое это дело. Вот отыщешь поэта — пущай он сам тебе ум да разум в задние ворота вкладывает. А пока — пойдём-ка, обогреешься, поешь, — перехватив её испуганный взгляд в сторону монстра, он добавил: — А на Эвина не серчай, он вишь какой мерзкий уродился. Душа у него добрая, мухи не обидит, за лошадками смотрит, одна слабость — как бабу увидит, тотчас же подол ей рвёт. Размножаться, знай, хочет. Но я ему скажу… — он свистнул, — Эй, Эвин! — и монстр подошел к ним. — Это Мэгги, её трогать не моги, а то отхожу тебя оглоблей промеж лопаток.

— Э-эй, — как-то грустно выдохнул Эвин, и Мэгг увидела, на самом деле он напоминает человека, только всё его тело и лицо заросли густыми волосами, похожими на звериную шерсть. Из одежды на нём были только холщовые штаны. Пальцы рук и ног заканчивались крепкими звериными когтями.

— Это он говорит, что понял, — пояснил Сэм. — Ну, пошли. Эвин, давай на место.

И Эвин первым бодро протрусил по лесу, ломая своим мощным телом тонкие веточки и сминая кусты. Сэм и Мэгги последовали за ним.

Глава пятнадцатая. Труппа одноухого Сэма

Мэгги словно вернулась назад в детство, такой знакомой оказалась открывшаяся ей картина. Будто бы и не покидали они с Реем труппы одноухого Сэма: всё так же подрёмывал у оглоблей фургона пьяный кучер, так же возилась у походного котла мамаша Лиз, а седые красноносые близнецы-клоуны Би и Бо так же ворчливо переругивались в теньке. Из фургончика доносился привычный шум: скорее всего, в нём сидели и болтали плясуньи.

Над поляной висел отчётливый запах горячей еды, и Мэгг невольно сглотнула загустевшую слюну: она не ела горячего уже давно. Сэм хохотнул и сказал:

— Ниччо, чай, не обеднеем от миски похлёбки. Эй, мамаша Лиз, глянь-ко, кого привёл!

Толстуха подняла голову от котла, откинула за спину крашеные рыжие волосы, подошла к ним, переваливаясь с ноги на ногу, как утка, и громко охнула, запричитала:

— Да это ж наша девочка! — и кинулась обнимать её.

Следом к ней подошли Би и Бо, выглянули плясуньи — и Мэгг не поняла даже, как расплакалась, глядя на их лица, знакомые так давно и, думалось, давно забытые. Если бы ещё Рей вышел сейчас из-за дерева, насвистывая какой-нибудь мотив — она была бы куда счастливее, чем на самом торжественном балу.

Но Рея не было, и, вытерев слезы и присев к котлу, Мэгг начала осторожно спрашивать о нём, стараясь поменьше говорить о своём мнимом побеге от родственников.

Выяснилось, что о Рее не было ни слуху ни духу уже полгода — последний раз труппа Сэма видела его, похоже, в тот день, когда он покинул Шеан.

— Сторожкий был, — протянул Сэм, — как шуганный пёс.

— Он не говорил, куда пойдёт?

— Нее, — отозвался Сэм, а один из клоунов-близнецов вдруг воскликнул:

— Говорил! Ещё как говорил, только голова твоя, Сэм, дырявая, забыла всё.

— А вот и не говорил он ничего! — оскалился на него Сэм.

— А вот и говорил!

— Что говорил? — не выдержала Мэгг, и клоун тут же осёкся. Сэм странно скривился и махнул рукой, тогда клоун сказал:

— В Эмир он метил, говорил, ежели горы перейдёт, так ничего ему не страшно будет.

Мэгги посмотрела на Сэма и догадалась почти сразу, почему он ей этого не сказал: думал позвать к себе в труппу. Если бы ей некуда было пойти, она бы согласилась. И Сэм понял, что она догадалась, потому что беззлобно отвесил клоуну подзатыльник и спросил:

— Может, до границы с нами пойдёшь? Ты же бренчать-то можешь?

«Бренчать» она, конечно, могла — только вот ни лютни, ни цитры у неё своей не было, да и играла она настолько хуже Рея, что обычно стыдилась прикасаться к струнам. Но, как ни крути, она и сама шла к эмирской границе через Стин, а двигаться с труппой Сэма будет куда легче и безопаснее, чем одной.

— Я не Рей, — сказала она, — и мастерства мне его не видать, так что хочу за свою игру по ползолотого с выступления и пищу с общего стола. И лютню.

Сэм покривился, но, похоже, в музыканте нуждался, а запросила она совсем скромно, так что не стал торговаться и осторожно пожал своей лапищей её руку, а после прикрикнул на кучера, и тот вытащил из фургончика потрёпанную, видавшую виды лютню с вытертыми струнами, явно нуждавшимися в замене.

Струны Мэгг привычными быстрыми движениями подтянула и смазала, решив купить новые, как только представится возможность, и в тот же вечер уже аккомпанировала двум плясуньям, которые вместе с пугающим Эвином разыгрывали комедийный номер про богатого купца, который в постели оказался настоящим зверем. Купец не произнёс за всё время ни слова, но публика хохотала. Пальцы Мэгг, совсем не такие проворные, как у Рея, всё-таки вполне справлялись с незатейливой, бравурной, разбитной мелодией, а деревенские зеваки добавляли ритма хлопками и топотом. Потом она играла для Би и Бо, затеявших жонглировать морковью, потом — для мамаши Лиз и Сэма, которые со всей возможной серьёзностью изображали принца Афрана и леди Майлу. Толстые, неповоротливые, нарочито грубые (хотя, как ни странно, сценка была хоть и шуточной, но скорее доброй), они вызывали у черни приступы громового хохота и лавину медных и серебряных монет, а Мэгг на них смотреть было грустно.

Она раньше редко бывала на представлениях и теперь не могла не думать о том, как страдал Рей, проводя день за днем в обществе людей, настолько уступавших ему по уму и настолько не подходивших по склонностям. И всё-таки он работал на Сэма и на других — зачем? Сердце подсказывало, что ради неё — для того, чтобы она всегда была под защитой и под присмотром.

Труппа двигалась по дороге к Стину медленно, заворачивая почти в каждую деревню и в каждый городишко. Проволочки злили Мэгг, но она заставляла себя не переживать: Рей и так опережает её не на несколько дней, а на добрых пять месяцев, так что лишняя неделя дела не сыграет.

Клеймо на её спине поджило, но неимоверно чесалось, а ещё создавало неудобство — из-за него она не могла мыться в речке с остальными, и её считали гордячкой. Мамаша Лиз её оправдывала, а вот плясуньи смотрели косо и не упускали случая назвать её вслух «леди», причём таким тоном, что титул превращался в оскорбление. Но она пропускала его мимо ушей.

Всюду, куда они заезжали и где давали представления, Мэгг заходила в самую крупную корчму и спрашивала про Рея — не везде, но во многих местах ей отвечали утвердительно: да, был музыкант в малиновой куртке, играл заводно, а пел — заслушаешься. И каждый такой ответ наполнял душу Мэгг едва поддававшимся описанию, безграничным счастьем. Интуиция или здравый смысл не обманули её, она верно угадала, куда пошёл Рей, и труппа Сэма не соврала. Он действительно продвигался к Эмиру через Стин, и, если только ей немного повезло, в городе он остался на зимовку — никто в здравом уме не пойдет по эмирским горам до схода снега. И если так…