Клинические разборы в психиатрической практике
Шрифт:
В настоящее время получает рисперидон 4 мг/сут., амитриптилин 75 мг/сут., феназепам 2 мг/сут. и реланиум 4,0 в/м при усилении тревоги.
Данные обследования
Клинические и биохимические анализы крови и мочи без патологии.
ЭКГ: ритм синусовый, электрическая ось сердца расположена полувертикально, диффузные изменения миокарда.
Рентгеноскопия органов грудной клетки: легкие, сердце, аорта без видимых патологических изменений.
Заключение терапевта: со стороны внутренних органов без грубой патологии.
Неврологический статус. Зрачки равновеликие. Фотореакции сохранены. Конвергенция достаточная. Нистагма нет. Правая носогубная складка сглажена в покое. Язык по средней линии. Глотание и фонация сохранены. Сухожильные рефлексы S=D, живые. Симптомы орального автоматизма. Чувствительность сохранена. Интенционный тремор при пальценосовой пробе с двух сторон. В позе Ромберга устойчив. Тазовые функции в норме.
ЭЭГ (15.05.99 г.): умеренные изменения электрической активности ирритативного характера свидетельствуют о раздражении мезадиэнцефальных и субкортикальных (височных) образований с преобладанием в левом полушарии.
ЭЭГ (30.09.99 г.): умеренные изменения ирритативного характера с признаками дисфункции подкорковых (височных, несколько больше слева), мезадиэнцефальных структур мозга. По сравнению с ЭЭГ от 15.05.99 г., несколько уменьшились дезорганизация корковой ритмики и ирритативные проявления. В остальном без динамики.
Офтальмолог: без патологии.
Заключение невропатолога: атеросклероз церебральных сосудов.
Патопсихологическое исследование. Больной понимает смысл обследования, задания выполняет, но результатами не интересуется. Память значительно снижена. Динамика запоминания 10 слов: 6, 8, 9, отсроченное воспроизведение — 3. Опосредование несколько улучшает продуктивность: правильно воспроизводит 8 слов из 11 по методу пиктограмм. Работает тяжело, с паузами, остановками, медлителен, обстоятелен. Внимание истощаемо, объем значительно снижен. Интеллект снижен. Категориальный способ рассуждений доступен не во всех случаях. Уровень обобщений также снижен.
Таким образом, исследование выявляет: внутреннюю напряженность, ригидность, паранойяльность, депрессивные тенденции, тревожность, эмоционально-волевое снижение в сочетании с рядом процессуальных особенностей мышления. А также снижение интеллектуально-мнестической деятельности по органическому сосудистому типу.
Два года назад он был более ярким, больше было нарушений мышления процессуального типа, больше было вычурности, меньше «органики». Сейчас сосудистые нарушения более выражены.
БЕСЕДА С БОЛЬНЫМ
— Здравствуйте, меня зовут Александр Юрьевич. Здесь у нас расширенный консилиум. Вы не возражаете против беседы? — Нет. — Расскажите немного о себе. — В 1979 г. я работал в такси. Вышел на работу, подменил сменщика рано утром, в 3 часа утра. Фактически не выспался сразу после своей смены, у меня было переутомление. Мне попались такие длинные концы поездок — из Шереметьево во Внуково, из Внуково в Домодедово. Когда я сделал уже из Шереметьево поворот в Химки, на Химкинский мост, появился какой-то страх сильный, волнение внутреннее. Потом я понял, что это какое-то сильное истощение. После всего этого я ощутил тяжесть во всей голове, сильные головные стяжки. Я не стал обращаться к врачам, думал, что само пройдет, а получилось так, что это не прошло. Я терпел два года и решил обратиться к врачу, потому что дело заходило в тупик и стало трудно работать. Я пошел к своему участковому врачу и он направил меня в клинику имени Соловьева. Там поставили диагноз: «Депрессия». Стали лечить меня амитриптилином. Я там на амитриптилине здорово поднялся. Хорошо стало. Потому что стяжка уже спускалась вниз, нервы подтягивались к шее. В клинике я пролежал 45 дней. Там был такой срок. И собирался выписываться. А врач еще говорит: «Жалко, я бы тебя еще долечил, и все было бы прекрасно». Но я почувствовал себя нормально. Зачем держать себя еще 5–10 дней, когда все нормально. Вышел, 5–6 дней поработал, как у меня жахнет, не могу ничего с собой сделать, как будто чего-то не хватает, голод начался. Как я потом понял — я просто резко бросил принимать препарат. До меня сразу не дошло — то было хорошо, то сразу плохо. У меня началась ажитированная депрессия. Меня начало рвать, как прямо на куски. Такое страшное состояние. Меня отвезли в 15-ю больницу на Каширское шоссе. Там меня выводил хороший врач-психиатр. Выводил меня амиталом натрия. Сначала 6 кубиков, потом 8, 4 и т. д. по нисходящей и заодно увеличил таблетки амитриптилина с 2 до 6 — дошел до максимального состояния. Я постепенно на этой волне вышел. Правда, не так хорошо себя чувствовал, но вышел. Сильно дало по ногам, ноги стали слабеть. Меня выписали. Врач сказал, чтобы я тяжелого не поднимал, вел нормальный образ жизни, нервная система успокоится, и все будет нормально. Так я в состоянии ремиссии после 15-й клиники городской пробыл 17 лет. В это время я работал на трех работах, чтобы зарабатывать деньги. Я как раз женился в этот период, появился ребенок, то есть складывалось все нормально. Но недавно, буквально два года назад, позвонили и сказали, что парня моего зарезали. У меня сразу «взрыв» такой резкий, но оказалось, что не зарезали, а ткнули ножом в ногу. Они там баловались, или дрались, или игрались, я не знаю, молодые не скажут ничего. Просто двухсантиметровый шов на ноге. Но я подумал, что его убили, и так переволновался, резкий эмоциональный всплеск получился, и пошла затяжка по шее, грудь затянулась, с груди идет назад под лопатки и идет вниз к копчику (все показывает на себе). Я растягиваю затяжку, но она присутствует все время на шее. Когда меня выписывали из 15-й больницы, сказали, что мне нужно заново родиться или что-то такое сделать, чтобы вылечить эту болезнь. Сказали, что болезнь будет повторяться, что она выводится только в состояние ремиссии, что ее можно только заглушить. Я вышел из больницы на амитриптилине, дома стал принимать маленькие дозы, потом совсем его бросил, годами не принимал и был здоровый нормальный человек, все было в порядке. Потом попал сюда в больницу, врач, присутствующий здесь, со мной очень долго мучается. У него есть разные схемы, а схемы не подходят, то есть эта стяжка не проходит, все время душит, давит горло, спускается по грудине и уходит вниз под лопатки, как я уже говорил, а там начинает щипать, как будто «рвет» сзади поясницу, и уходит вниз, к копчику. Такое ощущение, что ей чего-то не хватает, чтобы разорвать его. Состояние такое, как будто два нерва плотно скрепленные между собой и их нужно разорвать. И до сих пор то же самое, чем больше я лежу или делаю приятные вещи. Думаю: «Полежу — нормально станет», а на самом деле она еще больше сдавливает тебя, хуже душит. Мне нужно постоянно двигаться, а двигаться не хочется. Я здесь уже 6,5 месяцев, уже ноги слабеют, выходить гулять неохота. Это состояние присутствует во мне. Хотя частично мы его облегчили, частично депрессию сняли, потому что были стяжки, которые я показывал. Состояние тревоги было в груди, и когда стяжка уходила вниз, то сильно щипала. Сейчас меньше щиплет, состояние тревоги убрали, состояние депрессии немного сняли, но стяжка как была, так и осталась. Ее можно даже рукой прощупать, она уплотнение какое-то имеет. Когда ложишься спать — она начинает в голове как бы играть, мешает спать. Это все про болезнь. — (Все свои слова больной сопровождает показыванием на себе, откуда и куда тянет, ощупывает «стяжки», говорит монотонно, без пауз, привычно перечисляет жалобы.) — Хорошо. Теперь, пожалуйста, ответьте на вопросы. Когда Вы первый раз заболели, это было внезапное состояние? Вы что-нибудь подобное в течение своей жизни испытывали? — Нет. Никогда ничего подобного не испытывал. — А что-нибудь похожее? — Похожее — нет. Но если ударишься головой, то болит просто голова. — Вы с детства мнительный человек? — Каждый человек на моем месте думал бы, что это неизлечимая болезнь. — Но бывают люди, которые не обращают внимание, если где-то у них кольнет. — Если бы у меня кольнуло, я бы не обращал на это внимание. — То есть когда у Вас возникало какое-то заболевание, например простудное, Вы не придавали этому значения, не ходили по врачам, не читали медицинскую литературу? — Нет. — То, что с Вами произошло в 1979 году (Вам тогда было 27 лет), было совершенно внезапно и впервые? — Да, совершенно внезапно. — Скажите, пожалуйста, Вы 17 лет чувствовали себя хорошо, а Вы можете сказать, что эти 17 лет Вы были абсолютно здоровы? — Нет. Полного здоровья не было. — А что же было? — Присутствовала, конечно, и эта стяжка, и подтягивало что-то, бывало, когда ложился спать, появлялись тревожные посылы. Но это оставалось в таком состоянии, что это мне как бы не мешало. — Совсем не мешало? — Не совсем не мешало, но, можно сказать, что я смирился с этим. Нормально все было, жизнь протекала нормально. — Бывало ли, чтобы Вас совсем оставляли эти расстройства? — За 17 лет бывало. — Как долго Вы чувствовали себя совершенно здоровым человеком? — Бывали часы, бывали дни, когда я чувствовал себя здоровым человеком, я мог свернуть горы. — В эти 17 лет Вы по-разному чувствовали себя утром и вечером? — Утром я с рождения чувствую себя нехорошо, я «сова». — А что значит «не очень хорошо»? — Я не расходился, не разгулялся. Не то что депрессивное состояние, а просто какая-то вялость, просто неохота вставать, зажатость какая-то, а вечером я допоздна, до 2 часов ночи, мог быть бодрым, здоровым, нормальным человеком. — Неприятные ощущения, о которых Вы рассказываете, были больше с утра или ближе к вечеру? — Больше с утра. — Вы могли встать утром, чувствовать эти «стяжки», а к вечеру все проходило? — Да они не то чтобы не чувствовались, я старался просто не прислушиваться. Хватало силы воли, энергии, потому что была молодая семья, был маленький ребенок, нужно было работать, нужно было бежать на работу, то есть я был все время загружен. — Скажите, пожалуйста, если Вы чем-то активно занимались, Вы меньше на это внимания обращали? — Да как Вам сказать, если бы это не болело. Чтобы Вам было понятнее, это сравнимо с тем, что если бы у Вас болело сразу три зуба. Ведь это же страшная боль, когда у Вас болят сразу три зуба! Вот мне говорят: «Ты не обращай внимания, это все ерунда, это все идет от головы, у тебя все нормально. Ты постарайся отвлекаться, как-то переключаться, смотри телевизор, играй в шахматы, читай книги или еще что-нибудь». Нет, когда болит зуб ты не можешь читать книгу, правильно? — Но Вы тогда могли? — Тогда это болело значительно меньше. — Я так понимаю, что принципиальной разницы в ощущениях раньше и теперь нет? Ощущения те же самые, только сильнее? — Это сейчас как будто болезнь набралась сил и возросла. — Но ощущения по сути те же самые? — Те же самые, только сейчас они гораздо сильнее проявляются. — Скажите, а что у Вас за болезнь, как Вы думаете? — Я думаю, что это связано с тем, что я, наверное, когда-то где-то переработал в такси, было большое нервное перенапряжение, потому что было много работы, я не завтракал, не ужинал. Короче, работа была очень напряженная, и когда меня тряхануло там, в такси, страх сразу появился, причем я даже не понял, почему я испугался, просто появилось сразу такое ощущение… — Был страх, что Вы сейчас умрете? — Да, но это такой животный страх. — Страх, что умрете, сердце остановится? — Да, что-то в этом роде. У меня сразу стянуло все, я уже хотел свою машину закрывать, ловить машину — и в больницу. Потом походил-походил и отпустило. — И все-таки что же это за болезнь? Это психическая, нервная болезнь, или это телесная болезнь? — Я затрудняюсь сказать. Все-таки это, наверное, не телесная болезнь… — Это психическое заболевание? — Да. — Вы читали литературу по этому поводу? — Нет, я стараюсь этого избегать, потому что если я читаю что-нибудь из медицинской литературы, то почему-то перепечатываю это на себя. — Вы всю жизнь такой? — Нет, не всю жизнь такой, но почему-то если попадается такая литература, то почему-то стараешься ее к себе приладить, приклеить. — Вы стали таким, когда заболели, или Вы всю жизнь были таким? — Всю жизнь такой. — Скажите, Вам никогда не приходила мысль, что кто-то виноват в Вашей болезни? — Я сам, скорее всего, виноват. — А в чем Ваша вина? — Во-первых, надо было вести размеренный образ жизни, во-вторых, не нужно было перерабатывать, нужно
было к своему здоровью относиться повнимательнее. Нужно было вообще посерьезнее к жизни относиться. Если я, например, приехал после двенадцатичасовой гонки на такси по Москве и привез бутылку водки и пару бутылок пива. И мы там все время этим делом снимали стресс, то я считаю, что этого делать не надо было. Нужно было просто нормально отдыхать, нужно было нормально поспать или что-то в этом роде. А я снимал стресс спиртными напитками и доснимался. — То есть Вы вините себя в том, что неправильно относились к своему здоровью, что Вы много пили и из-за этого все произошло? — Не то чтобы много пил, как много пил, это трудно сказать. — А как Вы пили? Сколько, например, могли выпить за день? — За день? Ну если, например, в выходной день — две бутылки портвейна и все. — А водки? — Водку мы тогда и не пили. — Бывало так, что когда Вы не опохмелялись, то плохо себя чувствовали? — Я этого как-то не ощущал, как-то здоровье было, и все было нормально. — Но Вы опохмелялись? — Старался не опохмеляться. — А если слишком много выпили накануне? — Ну, перепил — возьмешь бутылку пива. — Пива хватало? — Пива хватало. — А чтобы несколько дней подряд пить, так бывало? — Бывало. — И так, что оторваться не могли? — Нельзя сказать, чтобы это была какая-то навязчивая идея… — Это был запои? — Нет, это не запой был, это была такая спонтанная пьянка. У кого-то день рождения, кто-то женится или замуж выходит и приглашают. Дня два-три идет эта вся бодяга. — Но Вы потом резко бросили пить? — Я бросил пить потому, что мне врач посоветовал, он говорит, что вся эта болезнь и пьянка — они несовместимы. — Это еще в больнице Соловьева? — Да. — И Вы с тех пор не пили? — Я с тех пор старался в рот не брать. За эти 18 лет только 3 или 4 маленьких лафетничка выпил. — Скажите, а когда Вы выпивали, Вам легче становилось? — Да, становилось легче, немножко отпускало, но потом утром становилось гораздо хуже. — И поэтому Вы старались не прибегать к алкоголю? — Да, старался не замечать, для меня его просто нет в этом мире вообще. — Вы сказали, что у Вас депрессия. Как Вы ее ощущаете? — Я не знаю, все, наверное, ее по-разному ощущают. — Вы как? — Это вот ничего не хочется делать, раздражаемость какая-то, ни к чему не хочется прикасаться, появляется чувство какого-то давления, что ли, на душу давит, как-то как будто из головы что-то вытягивается. Какое-то больное состояние, его трудно объяснить словами. — Вы в это время способны воспринимать окружающее? — Способен, да. — Вас интересует, что в мире происходит, в политике? — Нет, ну, в данный момент я уже шесть с половиной месяцев лежу здесь, шесть с половиной месяцев лежу в этой больнице и у меня такое ощущение, что мне с каждым месяцем становится все хуже и хуже. Я не знаю, то ли силы покидают — силы, которые я набрал. Силы, которые… На три месяца, предположим, я психологически настроился. Прошло три месяца, и ничего не получается, еще надо настраиваться на какое-то время… — То есть Вы сосредоточены только на своих ощущениях. А жизнью интересуетесь? — Сейчас у меня единственный интерес — чтобы у меня не болело то, что болит. Это то, что меня касается. То, что ребята там сейчас идут смотреть телевизор, что происходит в Чечне, какие-то насущные вопросы — это меня совершенно сейчас не интересует. Я просто ложусь, вот так закрываюсь и все. И сам в себе как бы копаюсь, ищу минуты такие, чтобы ее вот как бы расправить (показывает место «стяжки»), и чем больше для нее делаешь хорошего, вроде бы приятного, ну, полежать вроде бы, отдохнуть, принять какое-то положение, тем она, как на зло, хуже тебя сжимает и давит эта стяжка, которая там внутри. И вот такое состояние, положение такое, вот этот нерв идет от затылка вот сюда и вниз по позвоночнику (показывает), и где-то в середине позвоночника он как бы скрещен. То есть я когда ложусь в горизонтальное положение, то ощущаю, как прилив крови идет вот к этому месту, я ощущаю вот это сжатие. — Вы ощущаете прилив крови? — Да, я ощущаю прилив крови вот к этому месту, потом начинает как бы пощипывать, пощипывать. Ну, думаешь, если пощипывает — значит жизнь возвращается, как бы лучше становится. На самом деле — нет, становится хуже, и хуже, и хуже, и раз… переворачиваешься на другой бок. — А Вы пытались не медицинскими способами снять это, например, бегом, купанием в холодной воде или, наоборот, баней? — Вы знаете, я в эти 17 лет ремиссии катался на велосипеде. Я купил себе велосипед для шоссе, специально для того, чтобы заниматься спортом. И уезжал в Измайловский парк, там есть круги по 7 километров, делал 5–6 кругов, там же в пруду искупаешься, садишься, едешь домой, прекрасно себя чувствуешь. — Вы снова так не пытались делать? — Не пытался. — Почему? — Не хватает уже эмоциональных сил, которые бы заставили меня все это дело делать сначала. Столько сил я уже потратил внутри себя, чтобы справиться с этой болезнью, что мне кажется, что тут может помочь только медицина. — Скажите, пожалуйста, Вы могли бы нам назвать курс лечения, который Вам помог? За последние 2 года что Вам помогло? — Бог его знает, сначала мне было вообще фигово… — Что помогло? — Наверное, время помогло и лекарства, те препараты, которые давали, наверное, что-то помогло. Ведь в голове же что-то снял, ведь полностью снял ощущение тревоги. — Тревогу сняло? — Да, а то раньше через день просто. Это же кошмар какой-то, ужас! И стал как-то… немного поувереннее, что ли. — А спите хорошо? — Сплю я только с таблетками. — Сны видите? — Сны вижу. — Какие? — С болезнью я сны не видел. Только вот, наверное, как две недели стал себя во сне ощущать больным человеком. Зашло уже в подсознание. — То есть Вы во сне болеете? — Во сне я уже больной человек. Вижу сны, где я больной человек только две недели, а вот до этого, сколько лет я болел, я этого не ощущал. Были сны, где я здоров, где я полнокровно занимаюсь жизнью нормальной.ВОПРОСЫ БОЛЬНОМУ
• Вам когда-нибудь делали снимки позвоночника? — Да. Делали общий снимок. Там все нормально, диски на месте, ничего не смещено. Позвоночником я не ударялся, не ломал его. — А как давно делали снимок? — Я точно не помню. Где-то года 3–4 назад. — Но Вы были еще здоровы года 3–4 назад, Вы работали. Почему Вы делали снимки? — Я не помню сейчас, почему я делал снимки. Я делал даже снимки головы, думал, может здесь что-то в верхней части головы, заодно и снимок спины делал, но почему, не помню.
• Вы говорите, что боитесь читать всякую медицинскую литературу… — Я не боюсь ее читать. Это громко сказано. Просто мне, во-первых, не интересно. — Ну а о том, что с Вами происходит? — То, что со мной происходит, было бы очень интересно почитать, я бы с удовольствием это почитал. Я плохо отношусь к таким вариантам, что, например, мой сосед чем-то болен, и он начинает мне рассказывать. И я это дело на себя перепечатываю, прослушиваю свой организм — а не болею ли я этой болезнью? Очень впечатлительно отношусь к этому делу. — Но о своей болезни Вы прочитали бы? — Вот о своей болезни я бы почитал с удовольствием. — Вы сосредоточены только на этих ощущениях? — Знаете, честно говоря, я готов уже ко всему. — Что значит ко всему? — Это значит, что до конца уже ко всему. Готов уже на тот свет отойти. Просто надоела вся эта морока. — Как Вы собираетесь это сделать? — Я не знаю, как это сделать. Это страшная вещь, и я об этом даже не думаю. Просто я отдаю это дело во власть Бога. Бог, как говориться, знает, когда убрать. Он уберет и сам. Я на себя руки накладывать не собираюсь. Это по крайней мере. Просто мне кажется, что я подготовился к этому делу внутренне. Потому что уже раз — неуспех, два раза — неуспех, десять раз — неуспех. Сколько можно ждать. Лежишь по три месяца в больнице, по шесть месяцев. За последние 2 года я десять или одиннадцать месяцев пролежал только в одной больнице. Представляете? Это же очень трудно — все время находиться в замкнутом пространстве в одной палате и ходить из коридора в туалет, из туалета в коридор. Короче говоря, я внутренне готов к плохому концу. Потому что не было такого момента, чтобы мне что-то помогло, что-то стимульнуло. Чтобы какой-то стимулятор, чтобы — раз и это хорошо, и это пошло! Чтобы я бы ощутил, что это хорошо, что можно с этим бороться. Я бы тогда все ресурсы на это направил и помог бы сам себе справиться с этой болезнью. Но такого я пока еще не ощущал. — Не было такого, что бы Вас порадовало? — В состоянии здоровья — нет.
• Какие у Вас отношения с сыном? — С сыном нормальные отношения. Он учится в институте спорта на 4-м курсе. Нормальный парень, но, как все дети, такой заносчивый, немножко гордый. — То есть — все хорошо у него? — Ну, я бы не сказал, что все хорошо. Наверное, у него есть свои трудности по жизни…
• Вы показывали стяжку только с одной стороны? — Да, я помню. — Сейчас она с обеих сторон появилась? — Просто с этой стороны я ощущаю ее мало, но она с обеих сторон. Она вот здесь вот прощупывается. Как будто бы две стороны давят в одну точку к горлу, и горло здесь пережимается. — Как Вы думаете, что там происходит? — Я думаю, что где-то что-то зажато или пережато, может, какой-то нерв там воспалился, протока какого-то нету. Иногда так бывает — сверкнет что-то, как струя какая-то свежая по нервной системе, от препаратов может быть, может срабатывает что-то. Чувствуешь — хорошо, пошло что-то. Как будто бы открываются каналы нервные между двумя лопатками. — Но это все как будто бы? — Ну как, как будто бы. Если бы этого не было, я бы здесь не сидел. Я бы работал. Мне хочется жить, нормально трудиться, приносить обществу пользу. Громкие слова, конечно, но хочется просто работать, просто в той жизни быть, в которой я был: нормально приходить домой, смотреть телевизор, нормально жить с женой, контролировать сына. А я вместо этого занимаюсь тем, что ищу в себе эту болезнь и как с ней справиться. — Как? — Стараюсь ее выломать как-то, зарядки разные делаю. — А эта стяжка — часть Вас? — Сейчас это, наверное, уже часть меня, потому что я настолько к ней привык, настолько привык с ней бороться, ведь уже 22 года прошло. Мне кажется, что она просто уже неисчезаема, не уходит она из меня и все. — За это время Вы, наверное, изучили ее? — Изучил. Одно время здесь было лечение какое-то. Я месяца три здесь лежал, шло какое-то лечение под какими-то дозами препаратов, по каким-то схемам. У меня пошло тепло по спине, даже в ноги пошло по каким-то каналам. Мне стало так приятно. Я думал — ну вот, мы нашли эту схему. А потом это прекратилось. Она как будто шутит, играет, не дает возможности с ней справиться. Радикальные средства нужны. — Вы могли произвольно вызывать эту стяжку? — Нет. Когда я старался, этого не получается. — Вы делали компьютерное обследование позвоночника? — Нет. Не делал. Я знаю, что это не от позвоночника все идет. Тут к позвоночнику никаких претензий вообще нет.
Врач-докладчик. Психический статус определяется наличием стойкого ипохондрического бреда, сенестопатий и депрессии, характерными расстройствами мышления (расплывчатость, разноплановость, актуализация латентных признаков, некритичность), эмоционально-волевой сферы (снижение побудительной активности, стереотипность эмоций, вялость, апатия, безразличие к окружающему, кататонические включения в статусе) и интеллектуально-мнестическим снижением по сосудистому типу (снижение памяти, обстоятельность). Статус можно назвать депрессивно-сенесто-ипохондрическим.
Заболевание началось примерно в 26 лет с появления необычных ощущений в теле, которые сопровождались беспокойством и тревогой. Усиление симптоматики привело к госпитализации в психиатрический стационар и длительному лечению. В последующие 17 лет была достаточно качественная ремиссия: работал, обеспечивал семью, вел активный образ жизни, поддерживающего лечения не получал. Обострение симптоматики возникло после психотравмируюшей ситуации в 1998 г. и до настоящего времени выхода в ремиссию нет.