Книга чародеяний

Пелена перед глазами будто бы соединилась со зловонным туманом, искорки откуда — не понять: то ли что-то рядом горит, то ли она сама. Адель вскинула голову и закричала, зная, что её никто не видит и — пока — не слышит; пространство вокруг неё в радиусе пяти шагов заискрило, эхо плеснуло по воде, переворачивая в ней дохлых рыб. Ощущение могущества собственного тела не облегчило духа Адель, и вместо того, чтобы раскинуть руки и выпустить всё прочь, она рухнула на колени, спрятав лицо в ладони. Скорченная женская фигурка на берегу источала невидимые, но ощутимые волны, которые трясли воздух и колебали реку. Кричать… ей уже не надо было кричать — первый крик ободрал горло до хрипоты; криком стал не звук, а само тело, запертое в клетку собственного бессилия рядом с распирающей прутья силой.

Когда Адель немного успокоилась и подняла голову, любой ночной проходимец испугался бы её вида: чёрные волосы вздыбились, глаза смотрели перед собой равнодушно и пусто. По ту сторону зрачка плясало живое пламя, которое люди по глупости принимали за блик — лишь то, что рядом нет факела, иногда заставляло их задуматься

Бултых! Адель раздражённо моргнула, когда ей в лицо брызнули капли воды. Вонючей, испорченной воды… Бултых! Второй камень ушёл под воду совсем близко.

— П-п-пошла прочь, грязная ведьма!!! — надсадный вопль из-за спины. Медленно обернувшись через плечо, Адель встретилась взглядом с тем бродягой, что попался ей раньше. Ну конечно, далеко не ушёл, но хотя бы не привёл никого с собой… Мерзкого вида мужичонка в грязных изорванных штанах и в том, что когда-то было рабочей курткой, стоял, пригнувшись, у кустов, и швырял в неё камни.

Он не попал ни разу, и камни один за другим уходили в воду — плюх, плюх, плюх.

Адель внимательно смотрела на него: нет, не было в её сердце ни жалости, ни сострадания, да и сердца-то в тот момент не было — только разум. Роста невысокого, руки дрожат. Судя по тому, как шёл ранее — сильно пьян или просто обессилен. Не догадался привести людей, но сам замахнулся на ведьму. Почему?

— Я тебя не боюсь, — пискнул он и снова сделал замах. В этот раз камень не долетел до реки и упал в паре шагов от Адель; видимо, это придало мужчине храбрости, и он повторил: — Пошла пр-рочь…

Ветер благоволил своей правнучке и развернулся в другую сторону: теперь Адель уловила перегар и была уверена, что наутро пьянчуга либо ничего не вспомнит, либо вспомнит, но ему не поверят. Не было никаких причин трогать его, этого не стоило делать хотя бы из брезгливости. Разум говорил: хватит конфликтов с людьми, они с Арманом и так в опасности из-за Жозефины, если Адель сорвётся сейчас — будет совсем худо.

Она поднялась, не спеша расправила платье, испятнанное грязью и водой, и опустила руки. Вместе с этим жестом улеглись и волосы, как будто всё тело повиновалось одному-единственному решению духа. Вмиг вернулась и боль в ногах, но туфли остались брошенными где-то на холме — пришлось идти прямо так. Шаг, другой, третий; кровь под ногами удачно мешается с грязью; завтрашний дождь смоет все следы. Ещё несколько ровных шагов… Занятая приведением в порядок собственных мыслей, Адель почти забыла о мужчине.

Камешек ударил её чуть выше локтя. Он был брошен так слабо, что она могла и не заметить, если б не хриплое повизгивание:

— Так тебе и надо! В-ведьма… да покарает тебя Господь Бог!

Адель замерла, не ступив на лестницу. Господь Бог! Любая уважающая себя ведьма плевать хотела на Господа Бога, не говоря уж о столь нелепых оскорблениях, как камень, не оставивший даже синяка. Её задело другое — ведь этот пропитый насквозь ублюдок считает, что победил. Ну-ка, поглядим… Так и есть — красные глаза аж светятся от удовольствия, припухшие губы, отдающие влажным блеском и запашком рвоты, растягиваются в улыбке. Всё спокойствие Адель испарилось за мгновение. Этого она снести не могла.

— Да покарает…

Кто там ещё собирался её покарать, Адель не расслышала. Она вообще ничего не слышала — приступ гнева накрыл с головой, и отчаянно сдерживаемые силы теперь не видели перед собой ни врат, ни замка. Врата распахнулись; она больше не кричала; Адель не могла задушить мужчину своими руками — за неё это сделал плющ, вьющийся по стене неподалёку и всегда верный тем, кто слышит.

— Помог… и… — наблюдать за синеющим лицом было даже забавно. Адель стояла неподвижно и молча над корчащимся в конвульсиях телом, и чем более вялыми становились его судороги, тем шире становилась её улыбка. Мужчина, оскорбивший ведьму, был мёртв; когда он издал последний противный хлюп, покорный плющ уполз, как змея по зову заклинателя.

Тогда же Адель пришла в себя и отшатнулась, прижав руки к груди. Увиденное не напугало её, но ужаснуло своими последствиями. Проклятое пламя! Безмозглая публика скажет, что пьянчуга умер от возлияний, только полоса на шее говорит сама за себя… Адель заставила себя быстро уйти, но, поднимаясь в гору, она постоянно озиралась в поисках людей — никого, кто мог бы их видеть. Никого… Кусты и ветки царапали голые ноги, мысли царапали сердце. Вот поэтому они изгои… Нет, они стали изгоями, потому что их не хотели видеть, и это — результат… Нет, всё это не имеет значения, потому что она не смогла держать себя в руках — второй раз за два дня. Второй! Если узнает Жозефина, даже она сложит в уме два и два. И что скажет Арман?

Мысль о брате смыла остатки гнева Адель, и она уныло наклонилась за своими туфлями. Арман ничего не скажет, только отчитает её для вида, ободряюще улыбнётся и пойдёт решать проблемы… Она не заслужила такого брата. Если честно, она вообще никого не заслужила.

Солнце лениво продиралось через туман, намекая на скорое утро, и холм постепенно переставал быть бесцветным, наполняясь тусклыми пятнами красок и неспешной жизни. За спиной Адель тянулся кровавый след.

***

Мельхиор снова съел какую-то дрянь с пола, подавился и начал хрипеть, чем и разбудил Армана. После превращений чародей-оборотень спал без задних ног, но, видимо, не в этот раз — страшный дьявольский пёс срочно нуждался в помощи.

— Иду… — пробормотал Арман и сполз с кровати. Кроватью была низкая грубая скамья, застеленная подобием перины, так что он буквально перекатился с пола на пол. Мельхиор жалобно взвыл и снова начал издавать ужасные кашляющие звуки. — Только не задохнись.

Где носит сестру? Она бы быстрее с этим справилась. Безрезультатно оглядевшись в поисках Адель, Арман понял, что утро не задалось по всем фронтам, и присел напротив собаки. Мельхиор изгибался в рвотных позывах и скулил, мотая башкой. Жалко пса, да что ж дурак-то такой? Сколько раз говорили — не ешь с пола…

— Давай-ка сюда… — Арман подался вперёд к страдающему животному и потянулся было к стоявшему рядом столу, но вовремя вспомнил, что лакомств нет и соблазнить Мельхиора распахнуть пасть пошире нечем. Что ж поделаешь, тут либо вперёд, либо назад… Прежде чем хозяин закатал рукава и тяжело вздохнул, Мельхиор поднатужился и справился сам: в очередной раз содрогнувшись, он выплюнул мелкий камешек вместе со слюнями.

Ну конечно. Дьявольская собака умудрилась проглотить розовый кварц. Вопроса два: почему Адель не закрыла шкатулку и зачем ей камень, основные свойства которого — любовного характера?

— Молодец, — без тени радости сказал Арман, пока осчастливленный пёс лез к нему целоваться. — Молодец. Не лижи меня… Где ты это взял?

Мельхиор то ли ответил на вопрос, то ли утратил интерес к хозяину — он радостно залаял и кинулся к двери, в которой как раз проворачивался ключ. Арман успел подняться на ноги, отряхнуть колени — давно тут не подметали — и зевнуть, прежде чем понял, что утренние приключения ещё не закончились: на пороге появилась сестра, вся в пыли, грязи и крови. Туфли Адель держала в руке, а на вусмерть стёртых ногах еле держалась. Арман не без опаски посмотрел ей в лицо, ожидая увидеть там либо боль и страшную усталость, либо очередную вспышку гнева. Ошибся — сестрица выглядела виноватой.