Княжна Разумовская. Спасти Императора

— Варвара, девочка, — тихим, сломленным голосом позвала Кира Кирилловна, — помоги мне, — и она протянула руку, под которую я поспешила подставить локоть.

Вдвоем мы поднялись на второй этаж и дошли до дверей, ведущих в покои Сержа. Рядом с ними стоял бледный, как мел, мужчина: камердинер брата. Чуть заикаясь, он отвечал на вопросы, когда в последний раз он видел своего хозяина, о чем говорили, знал ли он о планах Сержа уехать...

Коротко переговорив о чем-то с Михаилом, князь Хованский обернулся и посмотрел на нас.

— Я должен вас допросить, Варвара Алексеевна.

— Так зачем же вы приехали лично? Могли бы забрать меня под конвоем в Третье отделение...

Обида и гнев пылали у меня в груди, сковывая мысли и придавая голосу резкость.

— Варвара! — укоризненно прошипела Кира Кирилловна.

У князя на виске дернулась жилка.

— Я не желаю с вами разговаривать, — я скрестила на груди руки. — Во-первых, я уже ответила на все возможные вопросы ротмистра. Во-вторых, вам я тоже все уже рассказала, или забыли?

— Ротмистр разжалован, — сказал он тихо. — Что бы вы ему ни сказали... это все не имеет значения. Бумаги по этому… инциденту уничтожены.

Что-то заныло в груди, под солнечным сплетением. Я посмотрела на князя. Вид у него, конечно, был нездоровый. Разом осунувшееся, похудевшее лицо, на котором еще острее проступили скулы. Покрасневшие, воспаленные глаза. Негромкий голос, бережливые, выверенные движения, чтобы не вызвать лишней боли.

— А что до второго... вы рассказали все мне, как своему жениху. Теперь же...

— Должна рассказать как дознавателю, — сверкнув взглядом, закончила я за него.

Помедлив, князь Хованский кивнул.

Тугой узел в районе живота сделал очередной кульбит, рухнув вниз. Я втянула воздух через нос и повела рукой.

— Давайте приступим. Не будем делать все хуже, чем уже есть. Но у меня есть условие. Вы тоже ответите на мой вопрос, князь. Всего один.

Мужчина долго сверлил меня взглядом. Он не мог не догадываться, что я хочу у него спросить. И все же он кивнул.

Прекрасно.

Возвращаться на первый этаж было несподручно, поэтому мы прошли в будуар Киры Кирилловны.

Я уселась на тот же стул, что и несколькими часами ранее, князь — напротив меня, а тетушка опустилась на диван с бархатной обивкой насыщенного темно-зелёного цвета и резными ножками.

— Я первая, коли вы позволите.

— Начинайте, княжна, — князь Хованский вздохнул с обреченностью заключенного, которого вели на смертную казнь.

Каков наглец!

— Вы подписали приказ о моем аресте?

Слова тяжело упали в гнетущую тишину между нами и повисли в воздухе. Князь боролся с собой, я видела это по его лицу. Но я знала, что он мне не соврет. Глупо, но я чувствовала это.

Ожидание ответа тянулось вечность.

— Да, — сказал он. — Подписал.

Вот и все. Вот так просто. Одним словом.

Его ответ прозвучал как приговор. Я вскинула взгляд: он смотрел прямо мне в глаза. Тень от света люстры бродила по его лицу, еще сильнее подчеркивая усталость и бледность. Его взгляд ничего не выражал; застывшая, непроницаемая маска.

Внезапно я почувствовала огромную слабость. Где-то внутри меня еще жила надежда. Робкая, невероятная, ненормальная. Но она жила, и только что князь ее перерубил.

— Больше ничего не желаете спросить? — он вдруг подался вперед, с болезненным отчаяниям вглядываясь мне в лицо.

Я покачала головой и услышала его тихий, разочарованный вздох.

А князь знал толк в боли.

Какой еще вопрос он хотел от меня услышать? Что такого я еще о нем не знала? Он своей рукой отправил меня к ротмистру с блеклыми, рыбьими глазами. И только что в этом признался.

— Что ж, — его тон мгновенно изменился, став суровым и холодным. — Тогда повторите все то, что я уже слышал, — велел он — С момента, когда вы проснулись ночью и подслушали разговор брата...

— Что сделала?.. — Кира Кирилловна ахнула в своем углу.

Я мрачно усмехнулась.

Это были еще цветочки.

Ничего нового я не поведала, лишь сухо изложила все, что было известно князю и так.

Но с каждой минутой я все равно чувствовала, как обида разрасталась во мне подобно яду, отравлявшему мысли. Князь Хованский смотрел на меня с суровостью, которой я давно у него уже не видела.

Мне хотелось отвечать ему так же холодно, дерзко, но я держала себя в руках. Не могла показать ему слабость — ни малейшего признака того, что его поведение меня задевало.

— Почему вы никому не рассказали, как только вспомнили события той ночи? — колко спросил князь Хованский, когда я закончила. — Вы понимаете, как подозрительно выглядело это все со стороны? Ваш брат покидает поместье, и вы спешите следом, разъезжаете на извозчиках, словно... словно... — его бледные губы сжались, и он проглотил слово, которое хотел произнести.

— Потому что мне бы никто не поверил, — отрезала я. — Кому я должна была рассказать? Вам? С чего бы? С чего бы мне вам доверять? Вы смотрели на меня, как на жабу, и у меня были все причины опасаться, что вы отправите меня в лечебницу для душевнобольных. К слову, мои опасения оказались верны! Я не должна была вам доверять. Вы меня обманули, вы за мной следили, вы…

Вы велели меня арестовать! — прокричал внутри меня голос.

Я оборвала себя и махнула рукой. Стоило только начать говорить, и обида лилась из меня нескончаемым потоком.

— Я не смотрел на вас, как на жабу, — князь покачал головой.

— Неудивительно, что вы отрицаете только это. Остальное ведь правда, — едко отозвалась я и впилась ладонями в деревянный край стула.

Князь Хованский вздохнул и устало растер ладонями глаза. Я прогнала из сердца ненужную жалость и опустила взгляд на свои ладони. Я видела, как усталость ложилась тенью на его лицо.

— Отец бы мне тоже не поверил, — глухо сказала я. — Кто я такая, в конце концов? Взбалмошная барышня, которая щебечет всякие глупости про права рабочих во Франции и пытается сорвать свою помолвку.