Княжна Разумовская. Спасти Императора
Шрифт:
— На то были веские основания. Но надзор — это всего лишь надзор, и…
Звонкая пощёчина заставила его замолчать. Он дернулся назад, стиснул челюсть, а я посмотрела на свою ладонь. Даже не верится, что князя ударила я. Впервые в жизни подняла руку на другого человека.
О, как он меня разозлил! Своим протокольным, эзоповским языком. Веские основания?!
— Слышать вас не могу, — зло прошептала я, смотря в его потемневшие глаза, особенно ярко выделявшиеся на бледном, обескровленном, заросшем щетиной лице. — И видеть. У меня чуть сердце накануне не остановилось, пока вас везли к врачу... А у вас, оказывается, были основания
Мой голос сорвался, и я обхватила раскрытой ладонью шею, стараясь унять спазмы и рыдания. Не взглянув больше на князя, повернулась к тетушке и неожиданно наткнулась на ее полный понимания взгляд.
— Едем домой, — сказала она мне, накрыла рукой плечо и увела в экипаж.
До поместья мы доехали в полном молчании. Кира Кирилловна изредка поглаживала мою руку и ничего не говорила, и я была ей за это очень благодарна. Когда мы вышли из экипажа, я увидела, что нас верхом сопровождали офицеры в голубых мундирах. Один из них поспешно соскочил на брусчатку, подошел и поклонился, сказав, что по высочайшему приказу они приставлены к нам — для охраны.
Или для надзора, горько усмехнулась я в мыслях. Князю Хованскому же было мало моего позора и унижения.
В холле мне навстречу кинулась заплаканная Соня, и я вдруг почувствовала теплое жжение в груди. Приятно было вернуться в место, где хотя бы одна живая душа за меня искренне беспокоилась. Где моего возвращения ждали.
— Варвара, отдыхай, набирайся сил. Поговорим за вечерним чаем, — сказала Кира Кирилловна и удалилась.
Я же попросила наполнить ванну горячей водой и просидела в ней, пока не замерзла, пытаясь стереть с себя проклятую дуэль и проклятый день наедине с ротмистром.
Мне предстоял очень длинный вечер. И разговором с тетушкой он не ограничится.
Чай нам впервые подали в будуаре, примыкавшем к спальне Киры Кирилловны. Обычно стол накрывали в малой гостиной, так что в покоях тетушки я оказалась впервые.
Ее комнаты были выдержаны в приглушенных тонах: стены обтянуты тяжелыми темно-бордовыми обоями, украшенными золотыми вензелями. Окна были задрапированы плотными бархатными шторами, их массивные складки почти полностью блокировали дневной свет.
В центре будуара стоял изящный стол из темно-красного дерева с фарфоровым сервизом для чаепития, а над ним свисала тяжелая люстра с хрустальными подвесками, отбрасывающая мягкий, мерцающий свет.
Я села на стул с высокой спинкой, обитой темным бархатом, и сразу же принялась разливать чай. Очень хотелось занять чем-то руки.
Кира Кирилловна, по-прежнему во всем черном, смотрела на меня, по-птичьи склонив голову к правому плечу.
— Что хотел от тебя ротмистр Бегичев? — она перешла сразу к делу.
Я сглотнула комок неприятных воспоминаний и сжала в ладонях фарфоровую чашку с позолоченным краем.
— Чтобы я призналась в похищении отца. А лучше — сразу в убийстве, — жестко ответила я, и тетушка скривилась — мрачная шутка пришлась ей не по нраву, но делать замечание не стала.
Пожевав губы, она чопорно потянулась за чаем.
— Как он пропал? Я ничего не знаю... я уехала тогда, чтобы отговорить князя Хованского от дуэли...
Идиотка!
Боль и обида хлестнули изнутри, и я вновь подавилась собственным выдохом. Пришлось замолчать
и переждать, пока разъедающий душу спазм схлынет.Кира Кирилловна смотрела на меня слишком уж понимающе.
Но я себя сдерживала.
— В ту ночь сразу после бала и всех этих... событий, — она витиевато взмахнула ладонью, пытаясь подобрать подходящее слово, — Алексей уехал на службу. Такое происшествие как раз накануне визита Государя! Надеялся, верно, как-то все уладить. Ведь он был обязан доложить Государю о дуэли и о том, что в ней замешана ты.
— Я ни в чем не была замешена, — я мгновенно огрызнулась. — Граф Перовский хотел только одного: подставить князя. А проще всего до него было добраться через меня.
— Я знаю, Варвара, — мягко перебила меня Кира Кирилловна. — Я... возможно, мои суждения о твоей виновности были слишком поспешны. Я напрасно тебе их высказала.
Я вскинула брови.
Это она так мудрено извинилась?..
— Поезд Государя ждали к полудню, твой батюшка должен был прибыть на вокзал к одиннадцати ровно... Он никогда не опаздывал, ты же знаешь, поэтому уже в десять минут двенадцатого его хватились… — она замолчала и мелкими глотками отпила чай.
Нелегко было рассказывать о таких событиях. Я ее прекрасно понимала. У меня тоже к горлу подступала тошнота всякий раз, как я вспоминала ротмистра... Его блеклые, рыбьи глаза. Усмешки и ужимки. Смрадное дыхание на моем лице...
— В общем, пока суть да дело, прибыл Императорский поезд. Московский Генерал-губернатор встречать Государя не явился. Уже величайший скандал. А потом в кабинете нашли застреленным адъютанта* Алексея... Окно выбито, а его самого нигде нет, — из ее плотно сжатых губ все же вырвался гортанный стон, и Кира Кирилловна поспешно поднесла ко рту ладони.
— А Государь?.. — шепотом переспросила я, пытаясь осознать услышанное.
— Его Императорское Величество отказался уезжать, — вздохнула тетушка. — Пока не будет найден твой отец. Они же вместе воевали тогда… и Алексей всегда был обласкан Государем.
— Но это же опасно! Если эти люди — кем бы они ни были — смогли похитить генерал-губернатора, то от них можно ждать чего-угодно!
— Твой брат тоже пропал, — совсем иным голосом сказала Кира Кирилловна. — Никто его не видел после бала. Даже раньше. Он пропал еще до дуэли.
— Я знаю. Ротмистр считает, что мы с ним в сговоре.
— Petit homme meprisable! (маленький презренный человек)! — выругалась она с глубокой страстью и пылом. — Я дойду до графа Меренберг!
— Он надеялся стать высокородием, — припомнила я его карьерные потуги.
— Со свиным рылом в калашный ряд полез! — фыркнула тетушка, показав, что прекрасно ругается на обоих языках. — Для него чин коллежского регистратора* станет недостижимой мечтой, когда я закончу рассылать свои письма!
— Но не он подписал приказ арестовать меня, — тихим голосом произнесла я и поднесла к губам чашку.
Кира Кирилловна осеклась и посмотрела на меня искоса.
— Здесь был страшный переполох, — медленно начала она, тщательно обдумывая каждое слово. — Князь Хованский ведь доверенное лицо начальника третьего отделения в Москве. Его нигде нет, он на дуэли, и никто не знает ее исход. Граф Каховский — его секундант — также отсутствует. Твой отец пропал, Государь задает вопросы, конечно, он сильно гневался… Головы и чины не полетели пока только чудом, — и она перекрестилась.