Кодекс имиджмейкера

Миф определяет сознание

Будем подавлять в себе скверные мысли, чтобы не дойти до скверных дел.

NN

Стремительно накатывал Новый год. На прилавках заискрилась вздорная мишура, перемигиваясь с электрическими гирляндами. Из витрин радостно глядели Деды Морозы размеров от Мальчика с Пальчик до Гулливера. К запаху моря теперь примешивался аромат хвои. На рынки зачастили менты и пожарные в поисках контрафактной пиротехники – легких денег. Горожане истерически тарились. В торговых залах выставили игристое «Asti», которое народ брал как французское шампанское.

Наконец-таки вытолкали «в поле» агитаторов. Наши первыми пошли по дворам, по домам. А первым, как известно, еще свежие, не затраханные агитацией и агитаторами избиратели, двери открывают, беседуют. Под настроение могут и в дом пригласить – чаем-кофе угостить.

Вторую волну агитаторов электорат уже с тихой злостью рассматривает в щель чуть приоткрытой двери. А на тех, кто идет третьими, могут и собак спустить.

Наши поволокли свободнинцам подписной лист, чудесную газету о житие Кутового и возвратную коммунальную анкету. А в качестве бонуса – россыпь ярких карманных календарей.

Теперь почти в каждом подъезде можно было услышать:

– Здравствуйте, меня зовут… Я живу в вашем доме… И пришел к вам по просьбе кандидата в мэры города Свободно Ивана Ивановича Кутового…

Анкета была особой гордостью Профатилова. Задолго до начала избирательной кампании он изучил жалобы граждан на все городские службы, обобщил их, классифицировал по группам. И вот эту квинтэссенцию коммунальной боли разлил по главам анкеты, которая получилась цеплючей. Каждый её пункт казался необыкновенно важным. И если вам не «требовался ремонт лифта» или «замена почтовых ящиков», то уж от необходимости «ремонта подъезда», «восстановления асфальтового покрытия во дворе» никто не отказывался.

Прелесть анкеты заключалась еще и в том, что впервые, в отличие от всех прочих агиток, предлагался свободнинцам диалог, прямая и непосредственная вовлеченность в городские дела. Агитаторы просили не спешить с ответами, подумать и выбрать десять самых наиважнейших, первостепеннейших дел, с которых Кутовой после выборов начнет обустройство именно вашей квартиры, вашего подъезда, вашего дома, двора, улицы…

Более того, ввиду судьбоносности обсуждаемого, рекомендовалось крепко подумать над документом в кругу семьи, родственников и друзей. А уж за анкетой с вашими пометками агитатор обещал зайти в удобное для вас время.

Следом за агитаторами по городу покатила волна расклейщиков, залепивших биографией Ивана Ивановича все городские остановки и столбы у пешеходных троп. Их тут же принялись нещадно обдирать конкуренты. За стеклами магазинов и контор вывесили солидные полноцветные плакаты со светлым ликом Кутового.

Ударил пропагандистский набат и поплыл над Свободно пустой агитационный звон. За день город налился до краев выборной суетой. Все вдруг оказались втянутыми в работу избирательных штабов.

Каждому находилось дело. Пока одни распихивали по почтовым ящикам листовки, газеты и буклеты, другие, идя следом, те же самые ящики зачищали от вражеских агиток, выгребая их тоннами.

– Деньги на ветер! – прокомментировал битву за почтовые ящики Профатилов. – А вернее, на растопку, что, впрочем, одно и то же.

– Ребята, что ж вы так мучаете друг друга своими агитками, – съехидничал как-то Профатилов, столкнувшись в избиркоме с доверенными лицами других кандидатов. – Передавали бы сразу друг другу тиражи для уничтожения, – однако, судя по тому, как насупились доверенные лица, инициатива Михаила Иосифовича понимания и поддержки не нашла.

Агитаторы же Кутового, натасканные на общение с избирателями, шли мимо почтовых ящиков, к людям.

– Организуй выборочную проверку, Саныч, – скомандовал Михаил Иосифович заму Борисенко. – Всегда найдется паршивая овца, которая, получив пачку бумаг для распространения, отправляет их прямиком на помойку.

– Завтра же, Миша, отряжу пару проверяющих.

– Если кого поймаем – в назидание устроим судилище, показательную порку шпицрутенами и клеймение позором на веки вечные.– Угу. И с треском выгоним, чтобы другим хитрить не повадно было.

Как для борьбы с танками придумали противотанковую пушку, так и на агитацию всегда находится контрагитация.

Плакатному Кутовому по всему городу на лоб приклеили ядовито-желтые стикеры с броской черной надписью «А вы не устали от Кутового?»

Лазебный-старший сбился с ног, фиксируя глумления над светлым ликом, строчил жалобы пачками и таскал их в избирком. Там, «мы же не орган дознания», их неспешно рассматривали на заседаниях комиссии и поручали милиции разобраться. А милиция…

– У тебя что, мушка сбилась? Забыл кто в Свободно хозяин? – орал по телефону на начальника городской милиции Кутовой, после того, как увидел себя желтолобым. – Или ты меня уже списал в запас?

– Да, Господь с вами, Иван Иванович!

– Тогда найди подлецов! Где посадки?

– Не волнуйтесь, найдем злодеев…

Милиция, хоть и поднатужилась и перешла на усиления, справиться с теми, кто вывешивал агитки в неустановленных местах, заклеивал оппонентов, подрисовывал кандидатам фингалы и рожки, не могла. Так, по мелочи, задержали бригаду студентов из игнатовской команды, размалякивавших фломастерами плакаты на остановке. Составили протоколы об административном правонарушении, да и отпустили перепуганный молодняк по домам.

А под самый Новый год неустановленные лиходеи надругались над плакатами председателя Гордумы Игнатова. Тот развесил по всему Свободно огромные щиты «Игнатов – да!». Так злодеи отпечатали всего пять букв – «никог», тем же плакатным шрифтом того же размера, и за ночь намертво приклеили их перед «да!»Уж так радовался Кутовой, проезжая мимо этих метровых «Игнатов – никогда!» на встречи с избирателями, так радовался…

Со сдачей агитаторами первых подписных и маршрутных листов с комментариями в штаб начала вырисовываться картина предпочтений свободнинцев. За Кутового подписывались охотно, хотя агитаторы и жаловались, что Михаил Иосифович поставил нереально высокий план – собрать пятьдесят процентов подписей избирателей за две недели. На карте города появились первые «наши» дома. Оттуда и решил Профатилов начать подворовые встречи с избирателями.

– Мэр не мог понять, зачем так много подписей.

– Для моей регистрации сколько надо подписей собрать?

– Два процента.

– А ты сколько от них требуешь?

– Пятьдесят.

– Зачем?

Михаил Иосифович задумался о том, как бы проще да доходчивей объяснить, что не в двух процентах суть. Мы их уже давным-давно собрали. А те подписные листы, что тянутся к пятидесяти процентам, никогда не будут сданы в избирком. Стоит ли говорить, что проходя квартиру за квартирой, агитаторы определяют, кто из свободнинцев за Кутового, кто против, а кто не определился еще с выбором. Что наплюйте, агитаторы, и забудьте о тех квартирах, где жильцы против нашего кандидата. Переубеждать их – пустое дело. Работать, в основном, предстоит с теми, кто не определился – перетягивать на свою сторону электоральное болото. Что подписная кампания – это своеобразная агитация. А наши люди особые – расписавшись за кого-то в подписном листе, они, чаще всего, за этого же кандидата и голосуют. Вроде как, слово дал – нарушить неудобно. Что нельзя узнать настроения людей, не пообщавшись с ними глаза в глаза. Много еще чего можно было бы сказать, но Профатилов не стал этого делать – с началом активной работы мало ли что Ивану Ивановичу казалось в диковинку и требовало толкования. А каждое объяснение сжирало уйму времени – самого ценного и невосполнимого ресурса избирательной кампании. Поэтому советник ничего не стал объяснять мэру, а твердо сказал:– Так надо!

Свободу Деду Морозу!

Ничто не портит вашу жизнь так, как согласие участвовать в избирательной кампании в качестве кандидата.

NN

Первого января начальник МЧС докладывал мэру о происшествиях новогодней ночи. Формально Кутовой был в избирательном отпуске и его обязанности исполнял Мураков. Но, тем не менее, все городские чиновники, доложившись первому заму, исполняли танец верности перед шефом – дублировали отпускнику свои доклады. Из горячих точек новогодней ночки сообщали о потерях. Все было как всегда. Из года в год народ травился паленкой, жег новогодние свечи вместе с домами, бился в праздничных застольях на шампурах и вилках, пускал ракеты в форточки соседям. В общем, люди гуляли наотмашь, не щадя ни себя, ни других.

Сонно поклевывая носом под монотонный бубнеж Заура, Профатилов услышал нечто, что заставило его вдруг неожиданно вскрикнуть:

– Стоп!

– Что, «стоп»? – не понял майор.

– Повтори еще раз предыдущий абзац оперативки. Только не спеша.

– Пожалуйста! – он встряхнул бумагу и, не торопясь, зачел: «В центральной городской больнице в помещении инфекционного отделения накануне Нового года был заперт ординатор. Исполнявший роль Деда Мороза В.С. Иванов, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения, уснул под елкой на корпоративной вечеринке медработников, где и проспал двое суток. Придя в себя первого января уже сего года, он обратился из открытого окна третьего этажа больницы к гражданам с просьбой выпустить его из запертого помещения или сообщить о случившемся в дежурную часть милиции».

Заур отложил бумагу и добавил:

– К месту происшествия направляется оперативная группа.

– И что тут такого необычного, советник? – вмешался в разговор заинтригованный Кутовой. – У нас на Новый год такие ивановы пачками упиваются – специфика работы Дедушки Мороза. Говори, давай, в чем тут соль, не томи после вчерашнего.

– Отзывай, Заур, своих нукеров! Пусть ординатор еще посидит взаперти.

Михаил Иосифович выдержал паузу, обвел всех хитрющим взглядом и заявил:

– Все! Считайте, что Астахов спекся!