Кодекс имиджмейкера

Надо сказать, что выдвижение кандидатом на должность мэра города Свободно главного врача центральной городской больницы Астахова явилось полной неожиданностью для всех. И, прежде всего, для Профатилова. Готовясь к избирательной кампании, определяя круг потенциальных оппонентов Кутового, главврача в расчет не брали. Советнику он показался человеком совершенно далеким от общественной жизни и лишенным политических амбиций. Основания так думать были. За всю свою жизнь Игорь Владимирович Астахов ни разу не выдвигался кандидатом куда бы то ни было. Более того, на последних весенних выборах в Городскую думу его блатовал стать депутатом сам Кутовой, на что Астахов ответил категорическим отказом. Его, похоже, пугала политтуса сама по себе. И вот на тебе – в мэры собрался. Ясное дело, что за ним кто-то стоит. Но кто?

То, что Астахов серьезный соперник – бесспорно. Уведомив избирательную комиссию о своем выдвижении, он – здоровенный красавец-мужчина, развернув широкие плечи, самоуверенно произнёс журналистам на пороге избиркома поставленным голосом заученную речь:

– Я живу в Свободно и лечу людей всю свою жизнь. Половина горожан – мои друзья. Вторая половина – знакомые. Так что в своей победе не сомневаюсь.

Михаил Иосифович аж зубами скрипнул – слова эти не были пустым бахвальством. Уж Профатилов понимал это лучше других. Биться с ним в чистом поле тяжеловато – стратегия избирательной кампании Игоря Владимировича основывалась на резкой критике деятельности Кутового. А вернее, его бездеятельности. Снять Астахова с пробега, похоже, не удастся. Одна надежда – утопить его в бочке с дерьмом. И вот судьбы подарок – пленение Деда Мороза – та самая долгожданная дорогая вонюченькая бочечка.

Идея родилась, как вспышка сверхновой. Профатилов в доли секунды все придумал. А объяснение придуманного и его исполнение – это уже только долгий свет звезды, летящий через толщу веков к людям.

Поэтому рассказывать ничего в деталях Кутовому Профатилов не стал. Так, эскизно накидал общий контур задуманного.

– Доверьтесь, Иван Иванович, расслабьтесь и просто смотрите, что будет дальше. Получите массу удовольствия.

Кутовой подозрительно покосился на советника с эмчеэсником и пробурчал:

– Да-да, как же. У вас каждый день, если не понос, так золотуха. Не расслабишься! Ладно, Заур, отзывай своих медвежатников, пусть советник займется несчастным. Прости меня, господи!

Удивительно, как настоянные на водке неприятности плохо влияют на людей! Казалось бы, умный и образованный человек, ординатор должен и вести себя интеллигентно в любых жизненных ситуациях. Ан нет. Не получается – интеллигентность, как чернильная клякса под струей воды, смывается парой стаканов водки. А добрый доктор превращается в злобную обезьяну.

Когда Профатилов приехал посмотреть на пленника, тот с высоты третьего этажа брызгал из огромной клизмы марганцовкой на прохожих и плевал в них через бумажную трубочку разноцветными пилюлями. При этом он злобно хохотал через всклокоченную ватную бороду, если попадал в цель. Был он сильно не трезв, так как допивал оставшееся с позавчерашних не убранных столов. Время от времени он орал через решетку окна:

– Выпустите меня! Я домой хочу!

Как удалось выяснить, после окончания корпоративки никто не заметил потери бойца, все были навеселе, а уснувшего под елкой ординатора в гриме и полном облачении Деда Мороза приняли за реквизит. Двери закрыли и опечатали. Ключи забрал с собой главврач Астахов, который в тот же вечер улетел встречать Новый год на теплый пляж Тенерифе.

И хотя самый лучший экспромт – это заранее подготовленный, Профатилову нравились нештатные ситуации, когда, искривляя пространство и время, приходилось лепить историю сразу в чистовом варианте, без эскизов и набросков.

Михаил Иосифович включился в суету вокруг закрытого пьяного докторишки, и вялая возня вдруг приобрела статус общегородской кампании по спасению Деда Мороза.

Бригада бешеных бабок, сформированная Профатиловым из числа пожилых агитаторш, устроила под окнами инфекционки шумную манифестацию. Старушки громыхали кастрюлями и ритмично выкрикивали заклинания:

– Астахова – к ответу! Свободу – Деду Морозу!

К делу подключили городское радио и телевидение. Бесноватый Дед Мороз-Иванов теперь не слезал с экрана. В прямом эфире устроили розыск главврача Астахова по всему Свободно. Горожане, прильнув к телевизорам, затаив дыхание, следили за перипетиями новогодней мыльной оперы.

Главврача не было нигде. В конце концов, журналисты раскопали тур-фирму, менеджер которой простодушно сообщила на весь Свободно, что Астахов улетел на Канарские острова. А зная, в какой стране и в каком городе отдыхает главный городской медик, разыскать его в отелях было парой пустяков.

И вот уже телефонный звонок за моря на далекий канарский рисепшн. Там мигом соединяют с румом мистера Астахова. Телефонные гудки летят в свободнинский эфир. Город замер у голубых экранов.

– Алло! Это господин Астахов?

– Да.

– Вас беспокоит свободнинское телевидение. Вы – в прямом эфире.

– Кто говорит? Это – шутка?

– С вами говорит Олег Шмаль – ведущий программы «Свободнинские вести».

– Тварь?

– Шмаль!

– Бред какой-то! Кто вы?

– «Свободнинские вести»!

– Какие еще, в жопу, вести? Вы куда звоните? Это Канары, Тенерифе! Понятно?

– Да-да, Игорь Владимирович, понятно!

– Чего вам от меня надо?

Телеведущий на миг замолчал, набирая полную грудь воздуха, и торжественно продекламировал:

– От имени всех свободнинцев прошу Вас освободить из заточения Дедушку Мороза!

От такого текста Астахов на далеком канарском острове на мгновение потерял дар речи. Он никак не мог поверить в серьезность происходящего с ним, здесь и сейчас. Поэтому отреагировал так, как в большинстве случаев отреагировал бы любой нормальный человек на попытку развести его, как лоха. А именно – послать аферистов куда подальше!

– Слышишь, ты, звонилкин, – обратился к невидимому собеседнику главврач, голос его зазвенел металлом. – А не пошел бы ты на хуй вместе с Дедом Морозом и всеми своими ёбаными свободнинцами? – и Астахов повесил телефонную трубку.

Город обиженно ахнул. Гамузом оскорбленные свободнинцы в одночасье зачислили Астахова в городские говнюки и при упоминании фамилии Игоря Владимировича кривили лица – теперь главного медика народ не переносил на дух.

Профатилов торжествовал победу. Все! Аллес! Финиш! Финита недолгой политической карьеры Астахова. После таких слов, произнесенных в эфире на весь город, о поддержке свободнинцев на выборах можно не мечтать.

О тусне вокруг больницы шефу втолковывала насмерть перепуганная замша главврача. И только после ее звонка в перегретой испанским солнцем башке Игоря Владимировича наконец закрепилась мысль о том, что происходящее в Свободно – серьезная проблема.

Вечером того же дня он прилетел в город и под лязг кастрюль и бабкины речевки выпустил ординатора из плена. Большие сильные руки хирурга дрожали.

Кутовой, внимательно следивший за происходящим, укатывался со смеху. Когда все кончилось – освободили Деда Мороза и заплевали Астахова – мэр похлопал Профатилова по плечу:

– Да, брат, силен ты в режиссуре. Ишь как все закрутил, постановщик. Тебе бы, Иосифович, комедии снимать.

И уже насмеявшись вволю и успокоившись, задумчиво почесал лаковую укладку волос на темени:

– Вот интересно, кто этот некто, кто смог-таки уломать Астахова двинуть в мэры? А? Как думаешь, советник?

– Буду банален до логарифмической простоты – всё тайное рано или поздно становится явным. Как показывает практика подобных избирательных кампаний, Иван Иванович, через год вы будете знать абсолютно все вражьи секреты сегодняшнего дня – кто? чего? кого? и сколько? Впрочем, как и они – большинство наших. Сами расскажут – не удержишь понос в дуршлаге.

Михаил Иосифович сделал паузу и добавил:

– Вне зависимости от итогов выборов.

Кутовой покосился на Профатилова и, тоже помолчав, то ли попросил неуклюже, то ли пригрозил нестрашно:

– Слышишь, советник, ты мне это брось – вне зависимости от итогов выборов…

Помолчали. Иван Иванович поднялся, подошел к окну. За стеклом хлопья снега царапали ночь.

– Как время-то летит, Иосифович. М-м… Вроде бы вчера готовились к встрече Нового года, а вот уже Рождество Христово.И совершенно неожиданно произнес по-украински чисто, без акцента:

– Яскрава зiрочка зiйшла,

Свята вечеря пiдiйшла,

Кутя, вареники, грибочки,

Фасоля, риба, огiрочки.

Нехай лунае в хатi смiх

З Рiздвом Христовым Вас усiх!

С Рождеством Христовым тебя, Миша.

Берегитесь псов

Я не могу понять честных людей. Они ведут беспросветную жизнь полную скуки.

Граф Виктор Люстиг

Первая надпись «Кутовой – убийца» появилась на здании городской администрации. Кто и когда её намалевал, полнейшая загадка сродни пропажам кораблей и самолетов в Бермудском треугольнике. Вроде и здание круглосуточно охраняется, и народу кругом полно, и – надо же – не побоялись, написали. Удивительно. Когда успели, шустрики?

Растерянные чиновники, не зная, что делать, и не получив начальственных распоряжений, на всякий случай пока стыдливо прикрыли надпись листами бумаги от любопытствующих глаз. Сонные, поднятые ни свет ни заря с постелей замы Гобля и Мураков таращились на родную мэрию, словно «звезды падали на крыльцо сельсовета». Краска впиталась в цементную шубу стены и примитивному соскабливанию мерзость не поддавалась. Не долго думая, решено было перекрасить весь фасад.

На следующую ночь «Кутовой – убийца» красовалось уже в разных районах Свободно. Любители граффити трудились ночи напролет. Пришлось коммунальщикам отряжать бригаду – замалякивать написанное. По городу поползли дурацкие слухи. Вспомнили погибшего зама.

Иван Иванович запаниковал. Призрак Звонарева вставал над избирательной кампанией мэра.

– Что нам делать, Иосифович? Что? – метался по «светлому» избирательному штабу Кутовой. – Где-то утечка.

Профатилова это беспокойство, эта тревожная мнительность, накатывающая время от времени на мэра, уже начинала тихо злить. Сколько уж говорено-переговорено о той ночной трагедии, сколько водки выпито – страх и горе заглушить – и вот, на тебе, опять за рыбу гроши.

– Во-первых, не обсуждать наших планов где ни поподя, Иван Иванович, – Профатилов обвел руками стены. – Нас могут подслушивать. А во-вторых, какая утечка? О чем это вы? И при чем, собственно, здесь вы? Следствие закончено, забудьте. Дело закрыто. Это был несчастный случай – после столкновения Звонарев не справился с управлением и сорвался в пропасть.

Мэр засопел, с ненавистью глядя на Профатилова: «ты виноват уж тем…, что был там».

– И, в-третьих, Иван Иванович, мы же договорились, что, э-э-э, – Михаил Иосифович замялся, подбирая слова, – в планировании, подготовке и проведении специальных мероприятий вы не участвуете. Зачем вам в этом говнище плескаться? Вы выше этого. Узнать бы, кто заказчик этих художеств? А уж злодеям ответят – адекватно и ассиметрично, будьте спокойны.

Ночь спустя надписи в городе утроились, а еще через пару ночей удесятерились. Правда, теперь их никто не закрашивал, а к уже написанным «Кутовой – убийца» добавляли «пидарасов».

Народ оживился. Принял предложенный вектор мышлизма и втянулся в обсуждения. И из этих гоблинских разговоров: «А этот, как его? Разве не пидор?», а собеседник подтверждал: «Конченый!», – выходило, что вовсе и не плох Кутовой, как его пытаются опарафинить. Нормальный дядька, только безвинно пострадавший. А кто против него – и есть те самые, с неправильной ориентацией.

Теперь свободнинцы злились на вновь появляющиеся надписи ночных художников: «Достали уже с этим – «убийца»! Оставьте мужика в покое, пидарасы!»

Но те, похоже, и не думали успокаиваться. К граффити на заборах и домах прибавились листовки. Ими, как пеплом Помпею, засыпали весь город. Под той же шапкой «Кутовой – убийца!» злопыхатели несли уже полный бред. В одной листовке писали о том, что Иван Иванович поехал на охоту да и застрелил из ружья пять человек и лесника с собакой. В другой – о том, как зарубил топором беременную женщину и пил кровь неродившегося младенца. Дальше – больше. Апофеозом стала рассказка о том, что когда Кутовой не может напиться человеческой крови, то идет на кладбище, раскапывает могилы, ест ливер мертвецов и воет на луну.

Спустя какое-то время от всей этой чернописухи народ воротило до тошноты. Затасканная и затертая до сального блеска тема убийства сошла в городе на нет и раздражала каждого, как жевательная резинка, прилипшая к подошве. На встречах с мэром избиратели сочувствовали Ивану Ивановичу, и добрыми словами поддерживали. А за «Кутовой – убийца» могли уже и по голове настучать.

Мэр дивился странным метаморфозам, как ребенок. Возвращаясь с очередной встречи со свободнинцами, он толкал Профатилова локтем в бок и радостно говорил:

– Видишь, Иосифович, как замечательно все обернулось? А? Говно ко мне не липнет! Хотели меня с дерьмом смешать и с потрохами сожрать – не вышло! Не липнет! Вон как вышло-то!– Да, хорошо вышло, Иван Иванович. Самому нравится. Главное – вовремя вмешаться и довести задуманное врагами до полнейшего абсурда.

С первых дней общения мэр Свободно убеждал Профатилова, что председатель городской избирательной комиссии Николай Александрович Калиниченко – наш человек. Поиный-кормленый, холеный-лелеяный, для выборов подготовленный. Юриспрудент-отставник Николай Александрович клялся-божился в любви-преданности мэру, разве что в доказательство искренности своей землю не жрал. Каково же было удивление Иосифовича, когда Лазебный-младший доложил, что этот самый Калиниченко вовсю консультирует Кузнецова, а его столичные наймиты, так вообще, дверь в избирательную комиссию ногой открывают.

Сегодня утром Анатолий зашел в избирком с письменным заявлением Мудяна о регистрации доверенных лиц и, не узнанный пока еще никем как сотрудник Профатилова, услышал многое из того, о чем говорили Кузнецов с Калиниченко. Помещение комиссии – одна здоровенная комната с высокими потолками и распашными двустворчатыми дверями, хоть коней заводи. Председатель с замом и секретарем расселись по углам. Но в какой бы ты угол не сел, тебя в комнате и видно хорошо, и слышно все, что ты собеседнику на ухо бубнишь. Конюшня, она и есть конюшня.

– Михаил Иосифович, гнида этот председатель. Гнида! Сдал Иваныча и лег под Макса.

– Это он поторопился, Толя. Кутовой еще вобьет им по гвоздику. А мы поможем.

– С превеликим удовольствием.

– Пора, тебе, Анатолий свет Сергеевич, в комиссию заходить. Будешь членом избиркома с правом совещательного голоса. Сдавай документы Мудяна на регистрацию.

– Когда?

– Да завтра и сдавай.– А следом и мы с твоим папашкой двинем. Эх, всюду глаз да глаз нужен – если не подлость, так предательство. Что за люди?

Нормального общения с председателем избирательной комиссии Калиниченко у Профатилова не получалось. Николай Александрович выскальзывал из «дружеских» объятий Михаила Иосифовича, уходил от прямого разговора, старался все время оказываться занятым и не сиживать в избиркоме без секретаря или зама. Эти кошки-мышки надоели Профатилову и он однажды, в конце рабочего дня подхватил председателя под локоть, повел к машине, по пути цыкнул на попытавшуюся примкнуть к шефу секретаршу:

– Отойдите! Дайте нам с Николай Санычем поговорить!

– Ай-а-я-я-ай! Мне больно! Отпустите! – канючил председатель, высвобождая локоток из цепких пальцев Михаила Иосифовича. – Чего вы от меня хотите?

– Очень надеюсь, уважаемый Николай Александрович, что в предстоящих заседаниях комиссии вы поведете себя так, как планировал Кутовой, определяя вас председателем избиркома. Он очень верит в то, что вы не допустите регистрации оппонентов.

– На каком это основании?

– На основании многочисленных нарушений выборного законодательства, допущенных ими.

Калиниченко засопел. «Этот советник влез в избирательную кампанию и пытается всем рулить и всех строить. Тащит старика Кутового, а напрасно. Вышло его время. Новые хлопцы идут на смену и он, Николай Александрович, им в этом поможет. Небесплатно, конечно. Бесплатно теперь и кошки не родятся. Так что, советник, фигушки! Накося выкуси! Не выйдет! Я уже договорился с кем надо, авансик взял…» Николай Александрович тоскливо глянул на Профатилова.

– Они ничего не нарушали!

– Нарушали…

Председатель скорчил на физиономии возмущение:

– Я не понял… Вы что, пытаетесь оказать на меня давление? Не выйдет! Я буду руководствоваться только законом и не пойду на поводу ни у вас, ни у мэра! Так ему и передайте! Как бы ему самому не пришлось с выборов сниматься… Понятно?

– Сука!

– Что-о-о?

– Что слышал. Сука ты конченная, мент отставной. Ты думаешь, что переехал с севера на юг и никто не узнает, как ты там зоной командовал? Как народ гнобил? Как кандидатскую тебе зэки писали? Как ты стеком помахивал, чисто фашист, вертухай поганый! Не боишься? Слухами земля полнится – вдруг кто о тебе, паскуде, прознает? В гости приедет?

Калиниченко испуганно огляделся по сторонам – не слышит ли кто слов Михаила Иосифовича. Сам попытался наскочить на советника:

– Но-но! Товарищ! Что вы себе позволяете?

Но Профатилова было уже не остановить:

– Предатель! В условиях военного времени я бы тебя расстрелял. Сорвал бы твои подполковничьи погоны и вот здесь, прямо у колеса твоего автомобиля, купленного на тридцать сребреников, тебя бы и шлепнул!

Профатилов и Калиниченко распалились и с ненавистью смотрели друг другу в глаза. Растерянность председателя прошла и он пролаял:– Да я таких иосифовичей, как ты, пачками гноил!

К чему вам эта слава?

Перестаньте биться в эти стены.

Греческий пророк Калхас

В день окончания выдвижения кандидаты вдруг повалили. После обеда в избирательную комиссию в окружении охраны вплыл директор рынка. Магмудоев направился прямиком к столу Калиниченко.

– Зидесь в мэры города запысывают? Я тоже хочу.

Тот от неожиданности растерялся:

– Зачем вам?

– Как это, зачэм? Так хочу! Кик гирижданин Расыйскай Фыдырацыи, панымаишь? – и сунул в лицо председателя избиркома паспорт.