Когда она влюбляется

Рас хмурится. — Я понятия не имею, что это значит. Считай по Цельсию.

— Тридцать шесть целых восемь десятых.

Он кивает, его профиль освещен солнцем, восходящим по другую сторону окна. — Хорошо.

Он потирает ладонью челюсть и снова зевает, выглядя при этом невозмутимым.

Как будто это совершенно нормально, что он проснулся в одной комнате со мной.

Я стискиваю зубы, ожидая, кто из нас первым укажет на нелепость этой ситуации.

Вместо этого Рас спрашивает: — Хочешь есть?.

Я моргаю. Мы что, делаем вид, что ничего необычного не произошло?

Ладно, с этим я могу согласиться.

— Нет. Я иду в душ. Может быть, тебе стоит сделать то же самое.

— Ты говоришь, что я выгляжу так, как будто мне это нужно? — Он вздергивает бровь, на его дурацком красивом лице появляется мягкая ухмылка.

Когда я не отвечаю, потому что слова в данный момент даются с трудом, он тихонько смеется. — Наверное, да. Не хотел оставлять тебя, пока ты не окажешься по другую сторону этого.

О Боже.

Я поджимаю зубами нижнюю губу и отвожу взгляд. Он действительно был здесь все это время.

Потом я кое-что вспомнила. — Ты... снял с меня одежду?

— А, так ты заметила. — Он встает и берет свой пиджак и рубашку.

Мои щеки вздрагивают. — Рас...

— Ты была вся мокрая от пота, — говорит он, глядя на меня из-под бровей и поправляя галстук на волосах. — Я не мог позволить тебе так спать. От этого кошмары стали бы еще хуже.

Я не знаю, что сказать, поэтому все, что получилось, это напряженное: — О.

Он смотрит на меня, в его лесных глазах мерцает что-то настороженное. Его голос понижается. — Я должен был. Я поторопился.

Грубые руки проводят по моей обнаженной коже, сдвигая рубашку на грудь. Когда он видит мой кружевной бюстгальтер, его глаза темнеют.

— Тебе нравится? — Я дышу, как в бреду.

Он проводит большим пальцем по бретельке на моем плече, затем вздыхает и отдергивает руку. — Надень это.

Я несколько раз моргаю, мое лицо пылает.

Это тоже был не сон.

Что-то отчаянное поднимается внутри меня, и единственное его желание - вернуть нас на более безопасную землю.

Но где бы это ни было, это не здесь. Не в этой комнате. Не в этой комнате, не в этих воспоминаниях.

— Теперь ты хочешь, чтобы я поверила, что ты способен быть джентльменом? — спрашиваю я.

Стены словно втягивают коллективный воздух.

Воздух замирает.

В глазах Раса вспыхивает обида, а затем он бросает на меня уничтожающий взгляд, от которого в моей груди вспыхивает яркий, горячий стыд.

Так ведь лучше, правда? Голос в моей голове слабеет.

— Ты думаешь, я воспользуюсь тобой, пока ты больна и без сознания? — Его челюсть твердеет. — Ты невероятна, ты знаешь это?

Так вот как вы благодаришь его за то, что он для тебя сделал?

Я облокачиваюсь на столбик кровати. Нет, это неправильно. Я должна извиниться.

— Доктор сказал, что, как только температура спадет, ты будешь в полном порядке. Я собираюсь организовать наш полет. — Он пересекает комнату отрывистыми шагами, от него, как облако, исходит раздражение. — Готовься. Мы улетаем сегодня.

— Рас...

За ним захлопывается дверь.

Я зажмуриваю глаза.

Ладно, я это заслужила.

У этого человека, вероятно, моя рвота где-то на рубашке, и вот я веду себя как мудак, пока у него еще не было возможности переодеться.

Надо будет это исправить.

Добавить в бесконечный список.

Но придется подождать до душа. Я двигаюсь в ванную. Полоса света от светового люка над головой пересекает пространство. Я вхожу в нее и поворачиваюсь к зеркалу.

У меня вырывается вздох.

Мой макияж исчез.

А на левой щеке - исчезающий синяк.

Через пять часов я приняла душ, оделась в чистые джинсовые шорты и блузку на пуговицах, а мои вещи были уложены в багажник машины Раса.

— Перед аэропортом нам нужно заехать в мою квартиру, — хмуро говорит он, когда мы выезжаем из подъезда дома. Позади нас двое охранников закрывают ворота и машут на прощание.

Я опускаю солнцезащитный козырек и смотрю на свое отражение в маленьком зеркальце. Рас не заговорил о синяке, который он должен был видеть, и это меня нервирует. Ведь он был заметен, пока я тщательно скрывала его косметикой несколько часов назад. Почему он не спросил, как я его получила?

Или спросил?

Кажется, он из тех, кто не позволит себе ничего подобного.

Еще одно смутное воспоминание всплывает на мгновение, прежде чем я теряю нить.

Мои губы сжались. Так обидно, что я лишь мельком помню о том, что произошло за последние несколько дней.

Рас упоминал о синяке Вэл. Она написала мне сообщение, проверяя, как я себя чувствую, и не упомянула об этом.

Странно.

Я шевельнулась на своем месте. Неужели они уже решили, что произошло? Это было бы плохо. Очень плохо. Мне нужно все прояснить, но если я затрону эту тему, то могу сделать так, что это покажется еще большим делом.

Если Вэл узнает, что Папа меня ударил, возврата к этому не будет. С нашей семьей будет покончено. Это будет гражданская война с последствиями, которые я даже не могу себе представить.

Когда все стало таким сложным? Таким грязным?

Я с громким щелчком закрываю солнцезащитный козырек и смотрю на мужчину рядом со мной.

— Далеко еще?

— Недалеко. Десять минут.

Он так зол на меня. С тех пор как он забрал меня из спальни, он отвечает отрывисто и не смотрит в глаза, и это меня беспокоит.

Очень сильно.

— Рас?

Молчание.

— Рас?

Его челюсть застывает, но он ничего не говорит,

— Ра...

— Что?

— Слушай, мне жаль.

— За что?

Я открываю и закрываю рот, не зная, как это сформулировать. Я остановилась на — За то, что я сказала. За то, что предположила самое худшее.

— Все в порядке, Джемма. Ты уже дала понять, что думаешь обо мне в ночь свадьбы Мартины.

Я поморщилась. — Да, но с тех пор все изменилось.