Кольцо Афродиты

Мы посовещались и взяли два десятка анашовых яиц.

– Спасибо за покупку,- расчувствовался Гоша.

В этот момент я, выглянув из окна, обнаружил, что прямо напротив находятся окна Витька, и голый Серега, сидя за столом, пускает пузыри.

Мы сердечно распрощались с тезкой, и я, бросив Лысого на произвол судьбы, поднялся к Витьку.

ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Голый Серега, сидя за столом, пускал пузыри. Витек засел в туалете звонил.

Пашка интимничал с Ульянычем. Из этого я сделал вывод, что дверь мне открыла Железная Рука.

(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )

Увидев меня, пацаны страшно обрадовались. Привыкли, сволочи, что я им водку таскаю.

– Водки у меня нет,- объяснил я.

– Та-ак,- проворчал Серега барабаня толстыми пальцами ног по крышке стола.- Что же тогда? Опять " Арапчай " ебучий?

– Ничего нету,- развел руками я.

– Уй, Гоша, пидор!
– заорали всe, а Витек от возбуждения спустил воду.А какого же хера ты приперся?

– Витек,- я постучал в дверь туалета.- У тебя телескоп есть?

– Конечно,-ответил Витек.- От покойного папаши остался.

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ Охуeнным астрономом был отец его при жизни. Часто, сидя на балконе, наблюдал за чашкой водки он забавные созвездья - барсуков, ежей и зайцев и созвездье дед Мороза, Карацупы и Джульбарса, Стеньки Разина созвездье, перс-Галушкин, педерастов, Афродиты и Гефеста, Прометея и Геракла, и созвездье Казинаки (тоже, кстати, Иванова). От отца достался сыну (по фамилии Капранов) телескоп моноку-лярный на коричневой треноге.

( КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ )

Я установил телескоп у окна, замаскировал занавеской и глянул в глазок. Пред очами моими предстал Гоша-Жора, с лихорадочной жадностью пожирающий подсохшие остатки яичницы. Подъев все подчистую он бросил тарелку в мойку и покрыл стол белоснежной скатертью.

" Ждет гостей,- подумал я.- Интересно ".

– Гош, у тебя с головой все в порядке?
– послышался из-за спины голос Пашки.

– Павел, продолжай развлекать Ильича,- отозвался я,- и не мешайся свиным рылом в калашный ряд.

Пашка хмыкнул и продолжил свои незамысловатые подъебки.

– Шпиен,- изголялся он.- Сысчик. Джеймс Бомж.

– Ну да,- говорю.- Я еще и не таким занимался. От моих c Федькой проделок вся Европа стонала.Молодой был, шалил, но теперь я - самый послушный в мире.

– Ебать!
– громко удивился У.О. Серега, не менеe громко хлопнув себя по ляжкам.- Да ты герой!

– Ну,- хладнокровно подтвердил я, выбивая из пачки сигарету.

– Да ебись ты!
– снова поразился Серега, после чего залез голяком на табурет и начал читать какое-то длинное героическое стихотворение про войну.

– Это меня в школе научили,- похвастал он под конец.

– Ений!
– восторженно завыл Пашка, истово крестясь и поглядывая на портрет Ильича.- Тебя бы, голожопого, к старику Ульянычу.

– Ладно,- говорю,-- мужички, вы тут развлекайтесь, а мне на Пасху пора.

– На хуй?
– оживился Пашка.

– Нехристи!

ПАСХА ЛЫСОГО

Лысый открыл мне, сверкая раскрашенной плешью.

– Христос того...

– Что?!
– испугался я.

– Того... воскрес.

– А... блядь, воинственный воскрес,- выдохнул я.

Я собрался было троекратно расцеловать Лысого, но тот отпихнул меня и, указав в сторону комнаты, заявил:

– Не, не меня, его.

– Кого, блядь?

– Блядь, Иисуса! Ты чо, забыл? Он воскрес.

– В натуре?

– Блин, падло буду!

Я шагнул из прихожей в комнaту и увидел - точно - Иисусa, такого себе полного, грязного, в серой штопанной хламиде и верхом на котовской лошади.

– Халло, Гош,- сказала мне лошадь.

Мы так и попадали со смеху, а Иисус даже стукнулся головой о тумбочку. А не хуй было забираться так высоко. Мученник ебучий. Иисус, немного смущаясь, поднялся и снова взгромоздился на лошадь.

– До чего,- повернулся он к Котовскому,- у вас,- говорит,- Петр Петрович, умная лошадь.

– А то!
– говорит Котовский.- Я с ней ни за какие деньги не расстанусь.

– Поверите ли,- продолжает Иисус,- вам за нее ясчык водки предлагали. Хуй вы согласились.

– Анацефал,- сказала лошадь.

Мы так и попадали. Тумбочка сломалась. Как его, пидораса, крест выдержал...

– Наэздничик,- пошутила лошадь.

Мы так и попадали, а Иисус забился на полу в конвульсиях.

– Хорош, мужики,- простонал он.- Давайте лучше водку пить.

– Щас,- сказала лошадь.

Я упал рядом с мерзавцем Айвенго, издыхающим от хохота.

– Значит, платиновое, гришь,- выдавил сквозь спазмы он.

– Гош,- поправил я.

Тут лошадь так и упала со смеху - на Иисуса, ясен арафат, и так ржала, так ржала!

– Тут ему и пиздец,- проговорил Лысый.- Ебать конем мой лысый череп.

Тут он осекся и подозрительно уставился на лошадь. Могучая рука Котовского поставила меня на ноги.

– Ну, - говорит,- молодец. До сей поры никто моeго коня в хохоте не валял.

– А я свалял,- говорю.

Лошадь, вставшая было на ноги, хрюкнула и снова повалилась, а Иисус не успел выползти.

– Вот, называется - воскрес,- прохрипел он.- Не хуй и стараться было.

– Айвенго, скот, да помоги ж ему!
– возмутился я.

– Дашь кольцо поносить - помогу.

Подлец он был, вот что.

В этот вечер лошадь так и не поднялась. А Иисуса мы все же вытащили - с Лысым напару. Ну и разозлился же он! Весь вечер хлестал водку и ухаживал за Анфисой - то ручку просил поцеловать, то помолиться за него. Дурак он был, одним словом.

Меня Анфиса игнорировала, Оксана тоже. Один Айвенго все выклянчивал показать ему кольцо. Да я не дал. Просидел с компанией часов до восьми, поел анашовых яиц и отправился к телескопу. А напоследок бросил им:

– Бля, свиньи. Развели того... бардак туда-сюда. Чтоб до завтра все блестело как это... как у Котовского яйца.

У лошади от смеха подогнулись передние ноги, Иисус, дура, об пол еблом. А Котовский полез в галифе - и сияние собственных яиц ослепило его кротиные глазки. Конспиратор, блядь.