Кольцо Афродиты

– Анацефал!
– сказала лошадь.

Мы так и покатились со смеху. Ну, все остроумней и остроумней!

– Эй,- подал голос дедушка Мороз,- вы будете слушать или нет, ослы?

Оказывается, он уже битых полчаса рассказывал в стихах, как добирался из Лапландии на перекладных.

– А теперь, урки, тишина!
– заорал дедушка Мороз.- Всe мы ждем, когда зажжется елочка. Так, блядь, или нет?

– Ну...- согласились мы.

– Для этого нам понадобятся две вещи,- дедушка Мороз снял варежки и начал загибать пальцы.- Бензин и спички. Бензин у меня с собой. Лысый, у тебя спички есть?

– Откуда у него?- вставила лошадь. Мы так и покатились со смеху. Очевидно остроумию этой лошади нет предела.

Спички у Лысого, однако, нашлись. Вопреки всeм правилам он закричал: " А ну-ка елочка зажгись! ", сорвал с елки косяк и закурил. Мы всe тоже кинулись, пока не поздно, к елочке и разобрали косяки.

– Et pour moi?- спросила лошадь.

Мы так и покатились со смеху; ни хуя, конечно, не понятно, но очень смешно.

Тут елочка зажглась, мы от нее прикурили и стали попыхивать косяками во всe стороны.

Дедушка Мороз обиделся.

– Тащишь им канистру бензина, как пидорас горбатый, а они, блядь, сами елки зажигают. Лучше буду, как раньше, игрушки приносить.

– Неси,- сказала лошадь.

Мы так и покатились со смеху. Уж так остроумно, что...

Мерзавец Айвенго, гнусно усмехаясь, помог мне встать на ноги. От него так и веяло подлостью.

– Платиновое, говоришь?- осведомился он.

– Какое там платиновое - алюминиевое!

Что только уверило Айвенго в мысли, что кольцо платиновое. Уж такой он скот.

Мне известны всe тайные движения его черной души.

– Уйди, гондон,- сказал я.

– Так он и уйдет,- сказала лошадь.

Падать не было сил. Остроумная лошадь доконала всех.

Пользуясь тем, что я на ногах, я подошел к столу, налил себе стакан водки, выпил, налил еще, снова выпил, и так до тех пор, пока у бедных рыб совсем не осталось конечностей.

За столом Анфиса взасос целовалась с Оксаной. И куда девалась ее былая набожность! Я подошел и пристально посмотрел на них. Оксана ядовито зыркнула на меня глазами.

– Анфиса,- позвал я и протянул руку для поцелуя.

Анфиса оторвалась от Оксаны и принялась покрывать мою руку поцелуями, облизывая каждый пальчик отдельно. Оксана не скрывала своего негодования.

– Лесбиянка,- подъебнул я.

– Пидр,- эхом отозвалась она.

– По-прежнему беспочвенно. И глупо. Она - диавол,- сообщил я Анфисе.

Анфиса лягнула Оксану в живот. Назревала безобразная драка. Я схватил Анфису за руку и потащил к дверям.

– Так я и поверил, что алюминиевое!
– крикнул мне вслед гнусь-Айвенго.

– Что тебе принести на следующий год?
– рявкнул вдогонку Дед Мороз.Зайчика или слоника?

– Блядь, не знаю,- смутился я.- На твое усмотрение.

– Ну, покеда,- сказала лошадь.

Сгибаясь пополам от хохота, мы вышли наружу.

ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ В лицо мне снова ударило стылым ветром и снежинками. Я быстро закрыл дверь и повернулся к дворику, дремавшиму в теплых лучах заходящего сентябрьского солнца.

( КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )

В полутемном коридоре Оксана мыла пол.

– Нэ хуя сэбэ,- удивился Шоколадзе.

– Чо смотришь, я сам охуeл,- огрызнулся я и попытался провести Анфису мимо Оксаны незаметно.

– Перешел на лесбиянок?
– язвительно спросила Оксана, ощутив меня спинным мозгом.

– Чья б корова мычала,- загадочно ответил я.

Возле дверей нас поджидал Сидорыч с чемоданчиком в руках.

– Все,- сказал он.- Уeзжаю в Вашингтон. Раз ты продолжаешь таскать девок...

– Ладно,- говорю,- я тебе это запомню.

Сидорыч заплакал.

– Ну почему, почему меня никто не любит?

– Во-первых,- я снял варежки и начал загибать пальцы,- ты шпион. Во-вторых, гондон. В-третьих, припездок. В-четвертых, долбоеб. В-пятых попросту старый человек.

Рука моя сжалась в кулак, которым я нанес Сидорычу сокрушающий удар в ухо.

Хотите верьте, хотите нет, но изо рта у Сидорыча выпала вставная челюсть.

Очевидно даже в самом поганом человеке есть что-то хорошеe. Я бережно поднял челюсть с пола, протер и подал пенсионеру.

– Останься, Сидорыч,- попросил я, кладя ему руку на плечо.-- Ты еще не выяснил, из какого материалу мое кольцо.

– Из плутонию,- всхлипнул Сидорыч.

– То был пиздеж, Сидорыч,- я стыдливо отвел глаза.

Сидорыч снова всхлипнул.

– Ты чо?

– Ухо болит,- пожаловался шпиен.- Зачем ты, Гошенька, пидер, меня по ушам бьешь? Они у меня старенькие...

– Старенькие, новенькие - один хуй, скотина.

– Я все слышу!
– заорал из комнаты Тихон.

– А раньше был глухим,- объяснил я Анфисе.- Хоть перди у него под ухом во все горло, только " ась? " скажет. Мол, повторите пожалуйста.

Мы вошли в комнату. Кот Тихон сидел на старенькой поломанной радиоле и кипел от ярости.

– Какое брехло,- негодовал он.- Я никогда не был глу... О! Альбиноски кончились, лесбиянки начались! Что будет завтра?

– Чучело,- сказал я.

– И снова пиздеж,- заметила Анфиса..- Он не чучело, ибо глас имеeт.

– Вставной,- объяснил я.- Как у Алисы.

Тихон устал от моeй брехни и пошел в контратаку.

– Не выебываясь перед бабами, скажу,- начал он.- Речной - опездал. Что ж до Гошеньки, то ему нужна не ты... А хуй его знает, что ему нужно! рассвирипел кот.- Пойду сварю картошки. Как я заебался!
– простонал он на пороге и вышeл, громко хлопнув дверью.

– Это правда?- спросила Анфиса.

– Что правда?

– Ну, что хуй его знает, что ты хочешь?

– Чистая,- говорю,- правда.

– И как ты дальше собираешься?

– Хуй его,- говорю,- знает. Альбиноски у меня были, теперь вот здрасьте - лесбиянки. Того и гляди - водолазы появятся.

Анфиса перекрестилась.

– С водолазами,- задумчиво продолжал я,- сложно. У них, блядь, баллоны. Ласты у них, блядь. Скафандры, одним словом. Ладно, хуй с ними. Окстилась ли ты на ночь?