Колыбельная
Шрифт:
– Ой, перестань, - я кидаю взгляд на танцпол, где, конечно же, моя мать сразу же смотрит прямо на меня, обезоруживающе улыбаясь и посылая жесты типа «иди-сюда-прямо-сейчас». Поэтому я хватаю Лиссу за руку - черта с два я туда одна пойду - и тащу ее с собой, по лабиринту из столов, прямо в толпу.
– Я не хочу танцевать, - сопит она.
– Я тоже, - процеживаю я сквозь зубы.
– Ох, Реми, Лисса!
– кричит моя мать, когда мы подходим ближе, она протягивает нам руки, чтобы прижать нас обеих. Я чувствую тепло ее кожи, когда она слегка касается меня, ткань ее платья скользкая и гладкая.
–
Мы прямо в центре толпы, люди вокруг нас танцуют. Группа переходит на крик, сопровождаемый воплями за моей спиной. Дон, слишком низко наклонивший мою мать, теперь хватает меня за руку и начинает меня кружить так, что я врезаюсь в танцующую пару. Я уже совсем не чувствую своей руки, когда он притягивает меня назад, бешено вращая бедрами.
– Ох, Боже, - говорит на это Лисса. Но я снова взлетаю, на этот раз в противоположном направлении. Дон танцует настолько страстно, что я боюсь за окружающих. Я стараюсь отослать его назад к матери, но она уже танцует с одним из маленьких племянников Дона.
– Помоги мне, - шепчу я Лиссе, в то время как проношусь мимо нее, Дон все еще сжимает мое запястье.
Затем он притягивает меня ближе, чтобы приступить к диким прыжкам в стиле джиттербаг, да так, что я клацаю зубами, но все это не мешает мне наблюдать, как Хлоя истерически смеется, стоя сбоку от танцпола.
– Ты отличный танцор!
– Дон притягивает меня еще ближе и резко наклоняет. Я была уверена, что грудь выскочит у меня из платья, пока мы делаем этот трюк, но он снова молниеносно притягивает меня к себе, от чего кровь приливает к моей голове.
– Я люблю танцевать, - кричит он, вновь вращая меня.
– Мне всегда мало!
– Мне кажется, что достаточно, - ворчу я, когда музыка начинает стихать.
– Что-что?
– он прикладывает руку к уху.
– Я сказала, - отвечаю я: - Что ты умеешь двигаться.
Он смеется, вытирает лицо.
– Ты тоже, - говорит он, в то время как группа прекращает бить по тарелкам.
– Ты тоже.
Я скрываюсь, пока все аплодируют, прокладываю путь к бару, где в одиночестве стоит мой брат и отламывает от хлеба кусочки.
– Что это было?
– смеется он.
– Господи, это выглядело словно дикий ритуальный танец какого-то племени.
– Заткнись, - говорю я.
– А сейчас, ребята, - я слышу, как Декстер произносит это со сцены, а свет вокруг становится приглушенным: - Вашему вниманию… маленькая медленная песня.
Звучат первые аккорды «Our love is here to stay», немного неловко, и люди, которые избегали танцпол во время быстрых песен, поднимаются со своих мест и разделяются на пары. Передо мной возникает Дженнифер Энн, от нее пахнет мылом для рук, она скользит пальцами по ладони Криса, убирая хлеб из его рук.
– Пойдем, - шепчет она, тактично перекладывая хлеб на ближайший столик. Как бы я к ней не относилась, не могу не восхититься ее техникой. Ничто не остановит эту девушку.
– Давай потанцуем.
– Конечно, - соглашается Крис, вытирает рот и следует за ней, он бросает на меня взгляд, когда они достигают танцпола.
– Все в порядке?
Я киваю.
– Все хорошо, - отвечаю я. В зале становится тише, начинает играть музыка, люди переходят на шепот,
когда они двигаются щека к щеке. На сцене, в то время как Декстер поет, клавишник явно скучает и поглядывает на часы. Я его понимаю. Что такого в этих медленных песнях? Даже в неполной средней школе я ненавидела, когда музыка замедлялась, после чего кто-то прислонял свое потное тело к тебе.Когда танцуешь по-настоящему, ты не чувствуешь себя пойманным в ловушку, вынужденный раскачиваться взад и вперед вместе с незнакомцем, который теперь, только из-за того, что вы слишком близко, считает нормальным схватить тебя за зад или за что-нибудь еще в пределах досягаемости. Что за бред. Это и есть бред. Абсолютный. Потому что все медленные танцы направлены на то, чтобы приблизить к себе того, кого хочешь или быть приближенным тем, от которого ты желал бы держаться подальше, и еще дальше. Ладно, мой брат и Дженнифер Энн явно без ума друг от друга, и, да, ладно, слова песни довольно милы и романтичны. Я в том плане, что это не совсем плохая песня или что-то вроде того. Просто это не мое.
Я хватаю бокал шампанского с подноса проходящего мимо официанта, делаю глоток и морщусь, когда пузырьки попадают мне в нос. Я борюсь с кашлем, когда чувствую, что кто-то подошел ко мне. Я оглядываюсь и вижу девушку, которая работает с Доном - ее зовут Марти или Патти, в середине имени точно есть «т». У нее длинные волосы с химической завивкой, густая челка. Еще она слишком надушена. Она мне улыбается.
– Я люблю эту песню, - говорит она, делая глоток своего напитка и вздыхая.
– А тебе?
Я пожимаю плечами.
– Я полагаю, - отвечаю я, в то время как Декстер наклоняется к микрофону и закрывает глаза.
– Они выглядят такими счастливыми, - продолжает она, и я следую за ее взглядом, направленным в сторону моей матери и Дона - они смеются и наклоняют друг друга, когда музыка стихает. Она хлюпает носом, и я понимаю, что она скоро заплачет. Свадьбы очень странно действуют на некоторых.
– Он действительно счастлив, не так ли?
– Ага, - говорю я: - Так и есть.
Она промокает глаза, затем взмахивает рукой, как бы извиняясь, и качает головой.
– Ох, дорогая, - говорит она: - Прости меня. Я просто…
– Я знаю, - я хочу избавить себя от тех слов, которые она готова произнести. С меня достаточно сентиментальностей для одного дня.
Наконец, последний куплет подходит к концу. Марти/Патти делает глубокий вдох, моргая, когда свет снова загорается. При подробном рассмотрении я замечаю, что она действительно плакала: красные глаза, красное лицо, все остальное. Ее тушь, которую я не могу не заметить, и которой слишком много, начинает течь.
– Я должна… - говорит она надтреснутым голосом, дотрагиваясь до лица.
– Мне надо освежиться.
– Приятно было повидаться, - я отвечаю ей так же, как и остальным, с кем мне пришлось разговаривать всю ночь, тем же веселым «хэй-свадьба-хоу!» голосом.
– И мне, - у нее меньше энтузиазма. Она уходит, врезаясь в стул на своем пути.
Достаточно, думаю я. Мне нужен перерыв.
Я иду вдоль стола с тортом и выхожу на парковку, где пара парней в форме официантов курят сигареты и доедают остатки слоек с сыром.