Корейский для начинающих
Шрифт:
– Юн Сон… вы меня просто шокируете, - выдавила я, но снова не нашла понимания в его лице; лишь, сосредоточившись на собственных истинных чувствах, которые были заглушены шоком от всего услышанного, поняла, что мне только что признались в чувствах и как бы я не сдерживалась, не могла скрыть радость. – Я… Господи, что я должна ответить?
– засмеялась я истерично, но видимо, снова прогадала с реакцией.
– Что ж, видимо, мне только остаётся попросить прощения…
– Нет, постойте, - сквозь смех в моём голосе стала проступать серьёзность. – После всего того, что вы мне рассказали, мне трудно принять возможность сего факта. У меня в голове сейчас такой бардак, что я теряюсь в догадках, как всё это расставить по полочкам. Мне ведь не почудилось, правда?
– и сама
– Что за аллегория? – внезапно спросил он, видимо, сообразив, что я сказала. – Я не пойму вас…
– Говорю, что вы тяните меня за собой в своё безумие.
– Вы ничего не скажете в ответ?
– Скажу лишь, что и подумать о подобном не могла, поэтому никогда не учитывала собственные чувства, довольствуясь лишь тем общением, что вы могли мне предложить.
– Яснее, пожалуйста.
– Если я скажу, что вы мне нравитесь с первой встречи – это что-то изменит? – выдавила я с трудом, опустив взгляд, оставалось только шаркнуть босой ножкой. Но я заметила лишь как его испачканные песком туфли приблизились ко мне.
– Изменит, - сказал он уверенно, но как-то тяжело. – Изменит всё полностью и бесповоротно, - Юн Сон снова заключил моё лицо в ладони и заставил встретиться с ним взглядом. – Это принудит меня изменить свою жизнь. Семья пока не знает, но я уже начал подготавливать документы для развода. Не смотрите на меня так испуганно, это вовсе не из-за вас, вы же понимаете, что…
– Но ведь вы любили жену, а измена – это ещё недостаточный повод для развода…
– И что мне делать, если от той любви не осталось и следа? Последние годы то была лишь привычка.
– Но это неправильно, она ведь в больнице, тот человек погиб, она, должно быть, сейчас несчастна…
Он усмехнулся, взглянув в темноту, где море едва заметно отделялось от неба линией горизонта. Юн Сон ответил не сразу, уже спокойно:
– Но она будет вдвойне несчастна с человеком, который её не любит, причём, взаимно. Бу Ён уже давно от меня отдалилась, поверьте, не всё было так гладко, - он с какой-то невообразимой легкостью рассказывал о своей жизни, тогда как раньше я не могла вытянуть из него и слова: - Вы не знаете всех подробностей… За десять лет брака много воды утекло, она давно ко мне охладела. Думаете, я этого не чувствовал?
– Вы категоричны, вы ведь решили бросить её в такой трудный момент… - сказав это, на самом деле я просто не знала что действительно нужно говорить, поддерживать или же, напротив, осуждать, чем я и занималась в данный момент.
– Не думаю, что она бросится ко мне в объятья, увидев на пороге больничной палаты, и станет просить о прощении, - горько сказал он.
– Семья осудит вас, - осторожно напомнила я. – Вы можете подождать хотя бы до её полного выздоровления?
И всё равно, чувство смятения только усиливалось в груди, несмотря на его и моё признание. Скорее всего, он искал повод начать действовать, обрести свободу, используя меня лишь как рычаг, толчок к изменению жизни. Его искренняя симпатия не могла не греть душу, и я была с одной стороны рада, что она помогла ему перетерпеть боль от измены жены, но с другой стороны очень жалела эту женщину, ведь ей придётся испытать настоящий ад: сначала от потери любимого мужчины, потом из-за мужа, который уже собрался подавать на развод. Юн Сон оказался жестоким человеком, но он ведь не дорамный принц - идеальный парень с правильными взглядами и поступками, а я не наивная дурочка, которая завоевала его сердце своей неуклюжестью. Просто так сложилась жизнь, мы просто друг другу понравились, но, тем не менее, всё равно на душе оставалось ощущение, что мы оба сейчас очень сильно обманываемся в чувствах…
– Осудит, возненавидит… - он, видимо, не понимая, что его на самом деле ждёт, выглядел несерьезным. – Мне не двадцать лет, и я больше ни под кого не собираюсь подстраиваться. Теперь я хочу жить собственной жизнью, так что, пожалуйста, просто поддержите меня и тогда мне станет легче, а Бу Ён скоро поправится…
– Это так важно для вас - моё мнение? – непонимающе
спросила я.– Ваше мнение сейчас является для меня единственно важным, - мягко, но сосредоточенно заключил Юн Сон, а я вдруг заметила, что помимо нас на пляже ещё множество людей, молодёжи, которая мочит ножки в набегающих на берег волнах, что мои подружки, чуть поодаль, стоят, глядя на нас издалека, подобно сурикатам, пытаясь различить наши фигуры в потьме.
– Вы ведь уже всё для себя решили, - тихо сказала я.
– Анна!
– Ну, хорошо-хорошо, считайте, что я полностью на вашей стороне, - согласилась я, но чувствуя, что не могу так считать на самом деле, добавила: - Пускай я и не согласна с радикальным решением проблемы, но это ваша жизнь, которая меня не касается…
– Ошибаетесь, - он примирительно усмехнулся. – Я надеюсь, что вы не станете в будущем меня избегать.
– Да, хорошо, - глупо подтвердила я, как-то равнодушно пожав плечами, - вот только в четверг я улетаю в Москву…
Он неожиданно легко и певуче засмеялся, заставив вновь подумать о нём как о сумасшедшем.
– Москва – не Марс, я же говорил, что у меня бывают проекты в Москве, и как раз сегодня появился один заказ от Хёндай.
Юн Сон неожиданно прижал меня к себе, властно обхватив руками вокруг талии, даже оторвал от земли.
– Я вся мокрая, - встрепенулась я, вспомнив про влажные джинсы, но всё равно по инерции обняла его в ответ.
– Здесь люди. Это немного невовремя.
– Что? – я непонимающе сдвинула брови и по его хитрющему взгляду не сразу опознала довольно пошлую и неожиданную шутку. – Юн Сон щи! Это было отвратительно! – но не смогла удержать взрыв хохота, едва скрывая смущение. – Поставьте меня уже, я тяжелая.
– Юн Сон щи! Юн Сон щи! – передразнил он. – Чтобы я больше не слышал этого отвратительного «щи» в свой адрес, - приказал он, улыбаясь ребяческой улыбкой, и закружил меня, заставив завизжать, чиркнув моими ногами по прохладной воде.
Больной, сумасшедший мужчина, которому в голову, похоже, ударил внезапный приступ кризиса среднего возраста, иначе его дуракаваляние я объяснить не могла, но почему-то из головы улетучились все тревожные последствия тяжелого разговора, а также осуждение его решения бросить семью. Я до сих пор даже понятия не имела, есть ли у него дети, но в этот момент меня это совсем не смущало, когда, стоя в воде в по колено промокших брюках, он опустил меня на землю, точнее, в воду, и не успела я снова завизжать от холода, как он просто поцеловал меня. Нежно, требовательно, властно, так, будто казалось, что мы оба не можем надышаться друг другом, а когда он на время отстранился, чтобы вдохнуть хотя бы глоток воздуха, я обняла его за шею крепче и, смеясь, вернула его губы на место.
Я прекрасно понимала, что тревога вернётся, да ещё и толком не успела понять свое собственное отношение, но сейчас любое беспокойство казалось лишним, сейчас был важен только размеренный шелест волн… его тёплые губы и руки, его сумасшествие и моя невероятная привязанность, влюблённость, счастье… И ещё некоторое время мы просто целовались в размеренной тишине Хэундэ, наслаждаясь каждым мгновением и секундой, проведённой вместе. Он распрощался со мной до следующей встречи, не желая отпускать мою руку, и ушёл с лёгким сердцем, готовый принять на себя шквал ненависти и непонимания со стороны близких, а я, глядя ему вслед, произнесла только одно слово: «сумасшедший…» и с благодарностью взглянула на почти чистое небо, где, периодически выглядывая из-за мелких облачков, мне подмигивали звёзды…
Конечно же, я вернулась к группе с глупой мечтательной улыбкой, мокрая и вся в песке, но сияющая как начищенный самовар. Осушив залпом почти треть полуторалитровой бутылки пива, я развалилась на подстилке – и всё это под немое наблюдение подруг. Слава Богу, здесь не было ни Жени, ни Таку, которые, видимо, ушли на романтическую прогулку по пляжу…
– Онни, что это было? – спросила Чон Мин.
– Я бы сказала, что то, что происходило там, на волнах последние минут пятнадцать, было очень романтичным, но, прости, язык не поворачивается, - одуплилась Гюнай, с тревогой глядя на моё блаженство.