Корни ненависти

– Использовал для встречи с замужней дамой. Имени назвать не могу, иначе ее муж-рогоносец меня прибьет.

– Ложь. Одной щепотки достаточно, чтобы разжечь мужской пыл на два дня и две ночи. Если собираетесь и дальше лгать, осторожнее выбирайте слова, потому что дело серьезное.

– С чего вас так волнует, как я использую порошки?

– Меня волнует, не вы ли подсыпали две недостающие щепотки в кубок графа де Маэсту, в результате чего он умер от разрыва кишок.

По лицу Руиса расползлась неприятная ухмылка. Похоже, парень вечно ухмылялся.

– У вас нет доказательств.

– Я видел это собственными глазами. И если понадобится, вскрою тело снова, чтобы члены совета убедились.

– Хорошо, – наконец процедил он сквозь зубы. – Я виновен в двух грехах: похоти и жадности. Правда в том, что у меня остались две щепотки: одна с собой, другая – дома. Я просто не хотел ими делиться, на случай если сегодняшний вечер приведет к чему-то большему. Но вы – сеньор этого города, и о вашем остром уме ходят легенды. Вас не обмануть. Я поделюсь щепоткой, если щедро заплатите. Вряд ли мне понадобятся порошки, чтобы вырвать стоны у младшей дочери ножовщика.

Мы свернули к фруктовому саду шорника Перо Висиа. Руис велел подержать факел, а сам выудил из-за пазухи небольшой кожаный мешочек и протянул мне, а затем свистнул.

Я понял причину его свиста слишком поздно.

Как только я обнаружил, что мешочек пуст, чертов мальчишка поднял трость и ударил меня ею в пах.

Задохнувшись, я согнулся пополам. Тут из темноты выскочили две фигуры и с яростью начали меня избивать. Когда я упал, Руис ударил меня ногой по голове. После того как все кончилось, его сообщники исчезли, а Руис побежал к городской стене.

Я лежал, растянувшись посреди Руа-де-лас-Тендериас. Затем с трудом встал. Голова кружилась.

Снег, погасивший пламя факела, привел меня к Оружейным воротам. Я брел по следам Руиса, прижимая ладонь к груди. В другой руке я держал трость, готовый пустить ее в дело.

«Я выслежу убийцу твоего отца, Оннека». Мои мысли крутились только вокруг Оннеки, порошков и графа де Маэсту.

Издалека доносился шум веселья, но я ступал как можно тише и внимательно следил за малейшими звуками. Я знал, что Руис где-то поблизости.

Огромные ворота, за которыми пролегала дорога в деревню Али, были закрыты, и я не заметил дозорных на стене. Наверное, они присоединились к юным исполнителям серенад. Значит, помощи ждать неоткуда.

Я подошел к лестнице одной из башен, где заканчивались следы Руиса. Стоило взмахнуть тростью, как выступившая из темноты неясная фигура попыталась ударить меня в лицо. На сей раз я увернулся. Затем, взбежав по двум пролетам деревянных ступенек, неизвестный очутился на стене.

Я бросился в погоню, несмотря на боль в ребрах и звон в ушибленной голове.

– Стой, Руис!

Он побежал по дозорной галерее к следующей башне. Явившийся на крик часовой преградил Руису путь своей пикой. Оглянувшись, парень понял, что попал в ловушку.

– Ладно, сдаюсь! – крикнул он.

Но едва я подошел ближе, сын Руя оттолкнулся и прыгнул со стены, оказавшись за пределами города.

«Восемь вар [44] », – прикинул я. Руис, скорее всего, пережил падение. Однако травмы не позволили мне броситься следом. Подняв трость, как копье, я прицелился в фигуру, которая скатилась по земле и встала на ноги.

44

Вара – старинная испанская мера длины, равная 83 см.

Мать-Луна вновь пришла мне на помощь. Я метнул деревянную трость в беглеца. Сильный удар в спину выбил из него дух; Руис упал.

– Откройте ворота и ступайте за мной, живо! – приказал я часовому. – Необходимо доставить Руиса де Матурану в тюрьму.

– По какому обвинению, сир? Он опять распускал руки с какой-нибудь девчонкой?

– Об этом лучше спросите в городе. Нет, я официально обвиняю его в убийстве графа Фуртадо де Маэсту.

16. Сантьяго Унаи

Октябрь 2019 года

– Девочка умерла, – объявила Эсти, как только я взял трубку.

– Умерла? – недоверчиво переспросил я.

Прошло больше недели с тех пор, как мы ее освободили, и я как раз направлялся в больницу. Я рассчитывал на показания Ойаны, рассчитывал, что они прольют хоть какой-то свет на личность похитителя.

– Организм не выдержал. Она была слишком обезвожена, когда ее нашли. Повреждения головного мозга оказались значительными, хотя она продолжала бороться. До сегодняшнего утра. Ее убила полиорганная недостаточность. По словам врачей, дышать столько времени углекислым газом смертельно опасно. Я чувствую полнейшее бессилие, – с горечью сказала Эсти.

Я знал, что мою напарницу переполняет ярость.

– Где ты сейчас? – наконец спросил я, тоже не испытывая желания вести долгие разговоры.

Две замурованные девочки.

Больной ублюдок.

– В больнице Сантьяго, в ее палате. Зашла узнать, как она себя чувствует, а тут… такое.

– Жди меня, я скоро. – Мне не хотелось обсуждать ситуацию по телефону. – Скинь номер палаты на «Вотсапп».

Я ускорил шаг по улице Постас и наконец добрался до больницы – здания с белыми арками и шахматной плиткой на полу. В этот момент позвонила Альба.

– Унаи, она умерла. Я здесь, в больнице, – выдавила она срывающимся от напряжения голосом. Впервые Альба казалась более взволнованной, чем я.

– Знаю, знаю. Мне только что сообщили. Я внизу. В какой она палате?

– Ночью ее перевели в триста семнадцатую.

– Уже поднимаюсь.

Трудно оставаться равнодушным, когда жертва – ребенок. А с тех пор как мы с Альбой стали родителями, это был первый случай смерти детей. Никакие курсы не научат тебя встречать подобные новости. Полагаю, нужно просто ожесточить свое сердце.

Я ожидал найти в палате Эстибалис и родителей девочек, но увидел только Альбу. Она сидела на зеленом кожаном диване. Опустошенная.

На кровати лежала не девочка, а мать Альбы, Ньевес. Смертельно бледная, она уже перешла в загробный мир. Вот так просто.

– Что случилось? – выдавил я.

– Обширный инсульт. Врачи ничего не могли сделать, – медленно проговорила Альба, как будто репетируя эти слова, заучивая их, чтобы не забыть в безупречном спектакле, достойном ее матери.

– Иди сюда, мне оч… очень жаль. Уж… ужасно жаль. – В голове что-то щелкнуло, и на несколько секунд ко мне кошмарным воспоминанием вернулась афазия Брока.