Король
Шрифт:
– Merci, monsieur, - ответила она.
– Обещаю, сегодня в постели я отработаю каждый пенни. И завтра. И послезавтра...
– Считай это платой за наводку, - произнес Кингсли.
– За что?
– За это.
– Он поднял газету, указывая на черно-белую фотографию.
– Я нашел клуб.
Кингсли был рад видеть удивленные глаза Сорена.
– Что это?
– спросила Блейз.
– Эта церковь купила у города пятиэтажный заброшенный отель, - объяснил Кингсли.
– В газете пишут, что они превратят его в новую штаб-квартиру церкви. Там есть бальный зал, бар и пятьдесят гостиничных номеров. В дополнение прилегающий паркинг.
– Ты собираешься купить это здание для своего клуба?
– с сомнением спросил Сорен.
– Черт возьми, да, - ответил Кингсли.
– Ты серьезно?
– уточнила Блейз. Она была испугана и возбуждена. Возможно, он уговорит Блейз на анальный секс, много анального секса. Ему стоит чаще ходить на антицерковные крестовые походы.
– Убийственно серьезен, - заверил Кингсли. Он не мог оторвать взгляда от фотографии в газете. Все выглядело так, как он и мечтал. Он не испытывал этого ощущения судьбоносности, этой правильности в том, что делал, с того дня, когда впервые положил глаз на семнадцатилетнего Сорена, сидящего за роялем в часовне в штате Мэн двенадцать лет назад. Отель был его. Он принадлежал ему. И он мог закрыть церковь, совершив удачную сделку - прихлопнуть двух зайцев одним флоггером.
– Но торги уже состоялись, - заметила Блейз.
– Теперь здание принадлежит церкви.
– Мне все равно. Я выкуплю его у них или украду. Но, прежде чем я сделаю то или другое, мне нужно узнать больше об этой церкви. Ты знаешь их?
– спросил он Сорена.
– Слышал, - ответил Сорен.
– То, что я слышал, безусловно, заставляет задуматься. Церковь политически активна - полноправный член Религиозных правых. Я твердо верю в разделение церкви и государства. Так лучше для государства. Лучше для церкви. Лучше для всех. Именно они, кажется, настроены превратить Америку в евангелическую христианскую теократию, которая, как ты можешь себе представить, относится к католикам не лучше, чем к язычникам подобным тебе.
– Ты должен спросить у Сэм о церкви, - добавила Блейз.
– Это она показала мне статью в газете. Она все о них знает.
– Сэм? Кто такая Сэм?
– спросил Кингсли.
– Сэм работает в клубе, - ответила Блейз.
– В «Мёбиусе». В твоем «Мёбиусе»?
– Сэм. Она новенькая?
– Он не мог представить бармена под именем Сэм.
– Она начала месяц назад.
– Почему ты знаешь это, а я - нет?
– спросил Кингсли.
– Потому что ты не обращаешь внимания на клуб, кроме тех случаев, когда хочешь переспать с одной из танцовщиц.
– Может, ты и права. Итак, кто такая Сэм?
– Сэм новый главный бармен. И она потрясающая. Очень умная и смешная. У нее своя история с церковью Фуллера, плохая история.
– Насколько плохая?
– Она мне почти ничего не сказала, только то, что, если церковь Фуллера переезжает, переезжает и она. Что было бы печально, потому что она угощает меня бесплатными коктейлями.
– Потому что ты моя девушка?
– спросил Кингсли.
– Сабмиссив? Кто ты там еще?
– Нет, глупенький, - Блейз закатила глаза.
– Потому что я нравлюсь ей.
– Нравишься ей?
Блейз уставилась и многозначительно посмотрела на него.
– Я. Нравлюсь. Ей.
– Кингсли, думаю, твоя бывшая девушка, в настоящее время сабмиссив, пытается сказать, что твой бармен лесбиянка.
– Почему ты еще в моем кабинете?
– поинтересовался Кингсли.
– Ты вызвал меня, - напомнил ему Сорен.
– И когда ты начал
делать то, о чем я просил?– Обещаю, это больше не повторится, - ответил Сорен и встал.
– Если ты больше не нуждаешься во мне в своем божественно вдохновленном стремлении построить самый большой БДСМ-клуб в мире, то мне нужно написать проповедь.
– Ступай, - разрешил ему Кингсли.
– Ты сделал достаточно. Ты...
– он указал на Блейз, - ты не уходи из дома. Я вернусь через несколько часов, и твое присутствие потребуется в моей постели.
– Куда ты идешь?
– спросила Блейз, пока Кингсли снимал жакет со спинки кресла и шел к двери.
– В «Мёбиус», - ответил Кингсли.
– Мне нужно соблазнить лесбиянку бармена.
Глава 13
Кингсли вошел в «Мёбуис» через парадную дверь, а не через черный вход, как обычно. Он хотел быть незаметным, а вход через дверь для персонала скомпрометировал бы его анонимность. Мужчина собрал волосы в хвост, и вместо костюма надел джинсы, черную футболку и черный пиджак. Сцена сверкала красными огнями и женской плотью, но он держал свой взгляд прикованным к бару.
Сначала он не заметил ее. В баре сегодня никто не работал, кроме худого парня с короткими взъерошенными волосами. Усевшись на табурет, Кингсли понял, что ошибся. Парень был девушкой. У нее были изящные женские черты, гладкая кожа, высокие скулы и прямой миниатюрный нос. Но она была одета как мужчина. На ней были прямые брюки в тонкую полоску, белая рубашка с закатанными рукавами до локтя и жилет тоже в тонкую полоску. И даже на туфлях были гетры.
– Что вам предложить?
– спросила женщина, кладя перед ним салфетку.
– Информацию, - ответил Кингсли, пряча французский акцент. Тот сразу выдаст его личность.
– Информацию? Я здесь такое не подаю, - произнесла она с натянутой улыбкой.
– Только о твоей одежде. Где ты взяла этот костюм?
Она прищурилась на него.
– Хочешь знать, где я взяла костюм?
– Мне нравится твой костюм, - просто сказал он.
– Ты на что-то намекаешь?
– Только на то, что мне нравится твой костюм.
– Кингсли заметил, что Сэм уже была в обороне. Несомненно, девушка неоднократно отвечала на неприятные вопросы о своей одежде, волосах, поле и ориентации.
– У меня есть портной, - ответила она.
– И ты должен что-то заказать, если собираешься сидеть в баре.
– Бутылку шампанского.
– Целую бутылку? Ты что-то празднуешь?
– Пока нет, но планирую, - ответил Кингсли.
– Тогда поздравляю с твоим будущим, - сказала она и достала бутылку вина из холодильника под баром.
– Шестьдесят за бутылку.
Он положил на стойку сотенную купюру и сказал оставить сдачу себе. Она с подозрением посмотрела на купюру.
– Ты из другого города?
– поинтересовалась она.
– Это ты мне скажи.
– Ну, здесь, в Нью Йорке, стандартные чаевые за напиток - доллар.
– Я купил целую бутылку.
– Это шесть порций. Шесть долларов.
– Обычно я не настолько щедр. Тебе стоит взять деньги.
– Я не пользуюсь пьяными.
– Я трезв.
– И трезвыми тоже.
– Ты прямолинейна.
– Ты говоришь так, будто это плохо, - заметила Сэм.
– Это неудобно, но я не буду на тебя обижаться.
– Ты слишком добр, - ответила она.
– Так откуда ты? Ты похож на грека, но по акценту не скажешь.