Королевы бандитов

– Это я тебя вычеркнула? – Салони расхохоталась. – Ты сама сделала выбор, а не я. Какой-то жалкий парень появился – и все твое доверие досталось ему, а не мне. – Салони покачала головой и остановила качели, упершись ногой в пол; сиденье дернулось, цепи, на которых оно висело, лязгнули. – Я с самого начала знала, что ты с ним бед не оберешься. Просто знала.

– А мне почему ничего не сказала?

Салони иронично рассмеялась:

– Я сказала! Только тебе не хватило ума меня услышать. Господи, слышала бы ты со стороны эту свою бесконечную трескотню про него и ту дурацкую историю со сгоревшим пападамом! Один-единственный поступок еще ничего не говорит о натуре человека, Гита. Рамеш отнесся к тебе по-доброму один чертов раз, но это не значит, что он – добрый. Я один чертов раз ужасно поступила с бедной Руни, но это не делает меня ужасной!

– Ты ужасно поступала со мной тысячу раз.

– Ты это заслужила. Потому что ты – предательница.

Лампочка наверху, под стропилами, замигала и погасла. Салони поставила на сиденье между ними фонарь на солнечных батареях.

– Это я-то предательница? – возмутилась Гита. – Когда Рамеш… изменился… когда он начал меня бить, где была ты? Мои родители умерли, от отца не осталось ничего, кроме долгов. Я была унижена, напугана, мне некуда было идти. Одиночество было невыносимым, а ты отказывалась со мной говорить. Ты вообще не желала меня видеть. Такое простить невозможно!

Салони села, расправив плечи и подняв подбородок, – Гита определила бы это как боевую стойку, даже если бы не знала эту женщину всю свою жизнь.

– Простить? А кто сказал, что мне нужно твое прощение? Я…

– Ты должна была вспомнить обо мне, Салони. У тебя были друзья, семья, муж. А у меня не было никого. Я была одна, совершенно одна. Была и осталась.

– Откуда мне было знать, что тебя это не устраивало? Кто мог об этом догадаться? Ты вела себя так, будто у тебя дела лучше всех на свете!

– Эй, ты меня с собой не перепутала?

– Как будто это возможно, – высокомерно фыркнула Салони.

– И то верно. Ты же в два раза шире.

Салони выглядела так, словно готова была лопнуть от ярости. Но вместо этого она величаво нацелила перст в ночную тьму:

– Убирайся из моего дома.

– Я не в твоем сраном доме. У тебя воспитания не хватило даже на то, чтобы пригласить меня войти.

Салони издала очередное фырканье, преисполненное глубокого отвращения:

– Какая же ты зануда! Всегда такой была. Иди уже отсюда.

– О, с удовольствием. – Гита не снимала сандалии, поэтому не пришлось тратить время – четыре шага, и она оказалась на земле.

Бандит залаял, встревоженный разговором на повышенных тонах.

– Ты что, притащила свою грязную шавку ко мне в дом? – взвизгнула Салони.

– Ой, заткнись. Моя собака чище твоих детей!

Салони, вскочив, уперла кулаки в обширные бедра и одарила Гиту слащавой улыбкой:

– Идеальная парочка – две редкостные суки!

– Дура. Это кобель.

– Ты почему еще здесь вообще?

– Жалко, что Карва-Чаутх бывает не каждый день, а то лишний пост помог бы тебе похудеть хоть чуть-чуть.

– Гадхэди [85] . Ты попробуй родить двоих и остаться стройняшкой. – Салони, прикрыв глаза, прижала ладонь к груди. – Но счастье материнства, конечно же…

– Высшая, блин, награда. Всем известно.

– Только не тебе.

Казалось, от их ярости искрит воздух. Гита свирепо прищурилась:

– О, как я тебя ненавижу!

– Я тебя ненавижу в два раза сильнее! И всем сердцем надеюсь, что Фарах грохнет тебя сегодня же ночью!

85

Ослица (гуджарати).

– Да уж лучше сдохнуть, чем еще раз увидеть твою жирную морду!

– Взаимно!

– Бандит! – взревела Гита. – Взять!

Салони охнула, но оказалось, что бояться ей нечего – в тот момент Бандит был озабочен изучением собственных гениталий.

Всю дорогу домой Гита клокотала от ярости. Сначала ее послал Карем, теперь Салони. Фантастика! Она в очередной раз продемонстрировала свою блистательную способность к общению с людьми. В каком таком временном помешательстве она решила обратиться за помощью именно к Салони, к ней одной из всех людей на земле? Страх лишил ее возможности соображать, и она в отчаянии помчалась к Салони, как брошенная собака, которая пытается найти хозяев.

Бедный Бандит был не готов к разбушевавшейся буре: когда они пришли домой, Гита принялась метаться по комнате, выкрикивая в адрес Салони такие эпитеты, которые раньше и шепотом не решилась бы произнести. В ассортименте были «долбаная свиноматка», «луковая жопа», «жирная мандавошка», «тухлое отродье гнилого семени», «ящерицын хер», «ящерицына пипка», «ящерицына дырка в заднице». Лишь исчерпав свои познания в анатомии ящериц, Гита замолчала и в изнеможении рухнула на кровать.

Бандит, парень сообразительный, предпочел пока из-под кровати не вылезать.

– Ладно, – прохрипела Гита в его адрес. – Черт с тобой. Ты такая же бесполезная тварь, как она.

14

На следующий день Салони прислала за Гитой своего сына. Они не были знакомы, но Гита видела этого мальчика, когда он играл с другими деревенскими детьми, и узнала по глазам. Глаза у него были каре-зеленые, не такие светлые, как у Салони, но той же формы и с густыми длинными ресницами, настолько пышными, что казалось, будто веки подведены сурьмой. Такая роскошь выглядела неуместной на лице ребенка, как гламурный хвост Бандита был неуместен для бродячей собаки. Гита молча стояла и смотрела на мальчика; странно было, что дитя Салони ходит по земле и остается для нее, Гиты, совершенно чужим. В какой-нибудь параллельной вселенной этот мальчик с пеленок называет ее Гита-маси – «тетя Гита». В той же вселенной она участвует в его воспитании. А в этой они друг другу никто.

Почти все утро она провела перед зеркалом на дверце шкафа, выщипывая жесткие волоски на подбородке, которые вдруг настырно полезли год назад непонятно с чего; на них приходилось охотиться, вертеть головой, чтобы поймать солнечный свет. Гита злилась, неловко орудуя пинцетом, и сочиняла монолог со всеми своими претензиями к Салони, как то: Салони могла бы использовать свой авторитет у местных жителей во благо, к примеру, для того, чтобы помочь Гите и Руни, а она лишь сеяла зло; Салони – безжалостная эгоистка; у Салони нет ни одной подруги. Слово «подруги» она заменила на «союзницы», одновременно победоносно выдернув наконец упрямый черный волосок. В этот момент и раздался стук.

– Чего тебе? – проворчала Гита, открыв дверь, перед которой стоял мальчик.

Он опасливо попятился:

– Пожалуйста, не делайте так, чтобы мои кишки поджарились и вывалились из попы.

Тут она могла бы закатить глаза и захлопнуть дверь, но такого Гита о своих способностях еще не слышала и не могла не оценить полет воображения.

– Ладно. Твои кишки останутся на месте.

– Спасибо. – Он на мгновение закрыл глаза и облегченно вздохнул. – Мама сказала, что вы должны срочно к ней прийти.