Королевы и монстры. Яд

Если по указанному адресу снова окажется банк и очередная ячейка, я просто пошлю всю эту нелепую историю на хер и полечу прямиком в Андорру, чтобы забрать свои десять миллионов долларов. А потом поеду жить в Антарктику, где единственные представители мужского пола – это пингвины.

Я закрываю глаза, откидываю голову на сиденье и представляю, какие слова произнесу при встрече с Дэвидом. Что вообще будет уместно сказать при таких обстоятельствах?

Привет! Давно не виделись, козлина! Бросал женщин в последнее время?

Или: Приятно снова увидеться, мудозвон! Спасибо за кошмарные пять лет!

Или: Умри, кусок дерьма!

Или, может, вообще не усложнять и сказать просто: «Сюрприз!»

Как же мне не терпится увидеть его лицо. А еще не терпится увидеть Дэвида горящим в адском пламени и размозжить ему голову молотком.

Я не знаю, какая эмоция владеет мной в первую очередь: все чувства скрутились в чудовищный узел у меня в животе, переплелись, словно клубок ядовитых змей.

И, что самое худшее, мысли о Кейдже продолжают настойчиво стучаться мне в голову и ломиться внутрь, хотя я и пытаюсь их прогнать. Всегда считала, что любовь и ненависть – два разных чувства, но теперь они неотделимы друг от друга.

Я понимаю, что только шок и адреналин не дают мне окончательно сломаться. Не дают моему сердцу окончательно разбиться.

Нужно открыть группу поддержки для женщин, влюбившихся в посланных их убить киллеров, а потом преданных ими. Только единственным ее членом буду я.

Помогите. Я схожу с ума.

Такси останавливается. Наверное, я заснула, но теперь сна ни в одном глазу. Я пораженно смотрю на массивные железные ворота, окруженные высокими каменными колоннами, на которых лежат резные львы. За воротами гравийная дорожка ведет к дому на холме с видом на кристально-голубое Карибское море.

Нет, дом – неподходящее слово. Это дворец.

Сияя в заходящем солнце, белоснежное поместье занимает несколько акров идеально ухоженной земли. Многоярусные каменные фонтаны бьют посреди живописных прудов. Каскады алой бугенвиллии украшают мраморные балюстрады. Здесь и там гуляют павлины, периодически распуская хвост. И посреди всего этого – парадный вход в главное здание: две настежь открытые гигантские двери из темного дуба.

На пороге стоит мужчина.

Когда я выхожу из такси, он спускается с крыльца и начинает шагать по гравийной дорожке – высокий, стройный и очень загорелый. Кончики его темных волос забронзовели под ласковым солнцем. На нем белая рубашка навыпуск с закатанными рукавами, шорты цвета хаки и шлепанцы. И он все ближе.

Все это время он наблюдает за мной острым взглядом ореховых глаз, которые я узнаю где угодно.

Но из всего, что я могла сказать или сделать в этот момент, мне удается только… нет, не разразиться проклятиями и не начать выкрикивать оскорбления, но лишь упасть на подкосившихся ногах, хватая ртом воздух.

Когда мои колени касаются гравия, Дэвид переходит на бег.

40 Кейдж

Я стою посреди обломков разгромленной гостиной Натали и размышляю.

Она не отвечает на телефон. Ее сумки и машины нет, собаки тоже.

Первая мысль – Нат отправилась к Слоан, но моя девочка догадалась бы, что я сразу пойду туда. Она бы поехала куда-то еще, если бы хотела убежать от меня.

У родителей я тоже ее вряд ли найду, хотя такая возможность есть. Уверен, она пошла к друзьям с работы или просто сняла номер в гостинице, чтобы затаиться там. Есть только один способ узнать.

Я достаю телефон и открываю GPS.

– Аэропорт, – бормочу я, глядя на маленькую красную точку на экране.

Черт.

Надеюсь, мне удастся добраться туда раньше, чем она сядет на самолет, но даже если я опоздаю, по сигналу позиционирования с того телефона, что я ей дал, можно будет определить ее финальный пункт назначения.

А тем временем нужно придумать способ, как убить заключенного самой надежно охраняемой тюрьмы.

Неважно, чего мне это будет стоить. Пусть даже ценой моей собственной крови – Максу конец.

Никто не смеет угрожать моей крошке.

41 Нат

Я прихожу в себя на кожаном диване, и мокрое полотенце холодит мне лоб. Прошло какое-то время, потому что солнце уже село и на улице стрекочут сверчки.

Огромная просторная комната обставлена в тропическом балийском стиле. Отполированный пол черного дерева блестит. Папоротники, орхидеи и пальмы выглядывают из-за резных тиковых столиков и улыбчивых каменных будд. Легкие белые льняные шторы колышутся от ветерка из распахнутых французских дверей. Я ощущаю соленый морской воздух, слышу чаек вдалеке и пытаюсь вспомнить, как сюда попала.

Дэвид сидит в кресле напротив, положив ногу на ногу, и смотрит на меня.

Он загорелый, босой. Его немигающий взгляд полностью сосредоточен на мне.

Когда я слишком резко сажусь, полотенце падает мне на колени, а комната начинает кружиться.

– У тебя был тепловой удар, – тихо говорит Дэвид.

Его голос. Этот низкий, богатый голос, который я так часто за последние пять лет слышала во сне и в дорогих сердцу воспоминаниях… Это он.

И он ничего для меня не значит.

Нас разделяет квадратный деревянный кофейный столик. На нем стоят артефакты из его жизни: путеводители, стеклянная чаша с красивыми ракушками, небольшая бронзовая статуэтка полусидящей обнаженной женщины.

Как же мне хочется заехать ему этой статуэткой.

Я встречаюсь с ним взглядом и несколько секунд молча смотрю на него, подавляя желание раскроить ему череп. Дэвид выглядит хорошо – такой здоровый, отдохнувший… Как будто у него совсем нет забот.

Лживый, неверный, изворотливый сын одноногой собаки!

– Или пять лет, в течение которых я оплакивала твою смерть, пока ты как король жил на райском острове, наконец-то добили меня.

Он медленно моргает, как будто осмысливая сказанное. Его губы кривятся в слабой улыбке.

– Я скучал по твоему убийственному чувству юмора, тюльпанчик.

– Еще раз назовешь меня старым прозвищем, и я запихну эту чашку с ракушками тебе в задницу.

Мы глядим друг на друга. Наконец он меняет позу, распрямляет ноги и подается вперед, уперев локти в колени. Он не отрывает от меня своего пронизывающего взгляда.