Королевы и монстры. Яд
Шрифт:
Кейдж смеется.
– Отличная попытка. Говори.
Я так нервничаю, что закусываю губу, но понимаю: нужно сказать ему правду, или этот разговор никогда не состоится. Я делаю небольшую паузу, собираясь с силами, и выпаливаю:
– Дело вот в чем. Я… Я никогда не думала о том, чтобы стать мамой. То есть я просто предполагала, что когда-нибудь у меня появятся дети, но ничего не планировала. Это не было моей целью или чем-то таким. Но теперь, когда я знаю, что у меня их не будет…
Спустя мгновение он хрипло спрашивает:
–
Я переминаюсь с ноги на ногу и облизываю губы, пытаясь хоть как-то успокоить бьющееся сердце. Мне сложно говорить ровно.
– Думаю, мне хотелось бы иметь выбор.
Он разворачивает меня лицом к себе, прижимает крепче и удерживает за подбородок, чтобы я не могла отвернуться. Низким, напряженным голосом он спрашивает:
– Ты хочешь иметь от меня детей?
Я шепчу:
– Знаю, ты говорил, что не хочешь приводить ребенка в этот мир…
– Ты хочешь иметь от меня детей?
– …и что давно сделал вазэктомию…
– Отвечай.
– …но я думаю, что это обратимо…
Он рычит:
– Отвечай, черт возьми, или я перекину тебя через колено.
Я оглядываюсь на Ставроса, который стоит в противоположном конце огромной гостиной, разговаривает на пониженных тонах с двумя другими мужчинами и периодически обеспокоенно посматривает на нас.
– Тут люди.
– Думаешь, меня это остановит?
– Нет. Но я знаю, что остановит: красный.
Кейдж сжимает челюсти, и его темные глаза пылают. У него такой вид, будто его голова сейчас взорвется как вулкан. Он произносит мое имя, четко проговаривая каждый слог.
Я тяжело выдыхаю и резко отвечаю:
– Просто хочу знать, открыт ли ты для этого.
Он отвечает незамедлительно:
– Если да, выйдешь за меня?
У меня округляются глаза. Я гляжу на него, сердце бешено бьется в грудной клетке, а руки дрожат.
– Это не предмет для переговоров. Ты должен этого действительно хотеть. Мы оба должны этого хотеть. Нельзя делать детей разменной монетой.
После секунды напряженного молчания он убирает руки с моего лица и отпускает меня.
– Иди в мой кабинет. Открой верхний ящик.
Его лицо совершенно непроницаемо, и я не понимаю, что происходит.
– Сейчас? У нас тут вроде как довольно серьезный разговор.
– Иди, пока я не потерял терпение и не сделал то, о чем пожалею.
Злость собирается в маленький горький комочек у меня в желудке, и я вызывающе смотрю на него, нависающего надо мной во всем своем альфа-самцовом великолепии.
– Необязательно постоянно командовать.
– Необязательно быть такой упрямой. Иди.
Он разворачивается и шагает обратно к Ставросу и другим двум мужчинам, на ходу приглаживая темные волосы.
Мне хочется пойти на кухню и вылакать бочку вина, но я делаю, как сказано, бормоча себе под нос что-то про властных мужчин.
Зайдя в кабинет, я сразу направляюсь к большому дубовому столу. Открываю верхний ящик по центру, но там не
оказывается ничего, кроме пустого блокнота с линованными листами, рулона марок, нескольких шариковых ручек и неподписанного конверта из плотной бумаги.Я уже хочу закрыть ящик, но тут останавливаюсь и внимательнее смотрю на конверт.
После письма Дэвида в банковской ячейке все пустые чистые конверты кажутся мне подозрительными. Я теперь никогда не смогу зайти в магазин канцелярских принадлежностей, не получив травму.
Не вынимая конверт из ящика, я осторожно приподнимаю клапан и заглядываю внутрь. Там оказывается блестящая яркая брошюра из клиники Майо с информацией об обратной вазэктомии.
Великие умы мыслят одинаково.
Я упираюсь обеими ладонями в стол, подаюсь вперед и делаю глубокий вдох, собираясь с мыслями. Через секунду я начинаю тихо смеяться.
– Что смешного, детка?
В теплом голосе за моей спиной слышится с трудом сдерживаемый смех. Кейдж проводит рукой по моей спине и начинает массировать мне шею.
– Ой, да ничего. Просто интересно, сколько подобных разговоров еще ждет меня в будущем.
– Разговоров, после которых тебе нужно извиняться за своенравие?
– Своенравие? Ты опять начитался романов эпохи регентства?
Он распрямляет мне плечи и привлекает в свои объятия, заглядывая в мое раскрасневшееся счастливое лицо. Я обнимаю его за талию и прижимаюсь к нему.
Кейдж дразнится:
– Так и есть. Из-за них-то я и решил положить твое кольцо в карман штанов. В этих книгах столько оригинальных идей.
– Откуда мне знать? Я читаю только нон-фикшн.
– Кстати, загляни мне в карман.
– Эм, милый, я не думаю, что хорошая мысль – заниматься этим прямо сейчас, когда снаружи ждет куча людей и все такое.
Он качает головой, а потом целует меня.
– Я не хочу, чтобы ты трогала мой член, дорогая.
– С каких пор?
– Просто опусти руку в карман.
Я смотрю на его прекрасно пошитый костюм и хмурюсь.
– Пиджак. Слева.
Мое сердце трепещет, я запускаю руку в карман его пиджака и нащупываю пальцами что-то маленькое, круглое и металлическое.
В отличие от последнего круглого предмета, который я извлекала из его кармана, к этому сбоку прикреплено что-то внушительное, твердое и квадратное, холодное и гладкое с одной стороны.
Севшим голосом Кейдж говорит:
– Если десяти карат мало, найду камень побольше.
Я закрываю глаза и роняю голову ему на грудь, сжимая пальцы на кольце.
С застрявшим в горле сердцем и парящей в небесах душой я шепчу:
– Десять карат? Такой крошечный. Господи, ну ты и скупердяй, гангстер.
Он крепко меня обнимает и целует в макушку, в щеку, в шею. Он тихо шепчет мне на ухо:
– Выходи за меня.
Разумеется, это должен быть приказ, а не предложение.
У меня срывается голос, когда я отвечаю: