Коронованный наемник

Йолаф уже ждал ее, и Камрин потряс его вид. Изодранный камзол, следы жестоких побоев и глаза, неистовым блеском горящие на изнуренном лице. В этот миг что-то пошатнулось в ней. Она отперла камеру дрожащими руками и рухнула в объятия брата, закусив край его воротника и зайдясь сухими рыданиями. Несколько секунд он обнимал ее дрожащие плечи, шептал ей что-то ласковое, как в детстве, когда она ждала его из дозоров, боясь ночной темноты и стука плохо затворенного ставня и бегом бросаясь на надсадный скрип ключа в замке. Но Камрин умела быстро брать себя в руки. Все еще глухо всхлипывая, она отстранилась от Йолафа. Провела рукой по его сухой горячей щеке:

– У тебя жар, – прошептала она.

– Пустяки, – отмахнулся брат, – лучше погляди, что у меня есть, – и пошарил за подкладкой лохмотьев камзола, вынимая узкий кожаный сверток, – все получилось, Кэмми, разве это не стоит какой-то жалкой лихорадки?

Камрин стиснула зубы, сдерживая в горле последние судороги плача.

– Я не сомневалась, что все получится. Я знала, что ты сможешь, – она бормотала эти бессмысленные банальности, унимая дрожь, а внутри билось неверие, что все это реально, что их идиотский самоубийственный план все же претворен в жизнь так неожиданно блестяще. Она снова подалась вперед, прижимаясь на миг щекой к груди Йолафа, а потом отпрянула назад и проговорила твердо и деловито:

– Я оставила варга у западного лаза. Это не мой Стриж, я боялась, что его кто-то узнает ненароком. Но зверь неплох – резвый, выносливый и к тому же покладистый. Тебе надо уходить. Скоро начнется снегопад, следы припорошит.

Йолаф усмехнулся уголком губ:

– Полно, малышка. Все давно решено. Сейчас не время перекраивать план к балрогам.

Но Камрин сдвинула брови:

– Не шути этим, Лэф. Тебе и так досталось по первое число. На меня даже не подумают, а вот тебя Сармагат убьет, не разбираясь, просто душу отвести. Не качай головой, я не дура, знаю, что западный лаз тебе узок. Я уж и сама в него еле протискиваюсь. Сейчас снова уложим плащ, как надобно, потом выйдем отсюда, ты схоронись, я же пойду к трупу Манрока и визг подниму. Часовые сбегутся, а я стану орать, что они смертоубийство учинили, командира порешили, бунтом, мол, это пахнет. Потом потребую наружных часовых сюда, совсем разойдусь, дескать, я сама сюда вошла, не таясь, а они не приметили, так немудрено, что и потасовки не слышали, пьянь поганая. Сармагатом грозить буду, ногами топать, браниться. Ты под шум и уходи. Вигге ждет, где условлено, ты к вечеру уже в убежище…

Но Йолаф крепко сжал плечо сестры, и Камрин осеклась, увидев в его глазах то непреклонное суровое выражение, которое всегда означало, что разговор окончен. Эру, как ненавидела она этот взгляд в ранние годы своего юного непокорства…

– Кэмми, а теперь не перебивай, – сухо произнес он, – я тяжелее тебя на добрых сорок фунтов, а варг, как бы вынослив он ни был, уже порядком устал. И еще… сестренка, меня несколько дней трепала горячка. Я дважды терял сознание и не знаю, не случится ли это снова. Плох гонец, который в любой миг может упасть со скакуна вместе со свитком.

– Но Лэф…

– Я сказал, не перебивай, – в голосе рыцаря громыхнул гнев, – я слишком много вынес, чтоб пустить все прахом, Камрин. Сейчас речь не о моей жизни. Мы должны вывезти отсюда свиток, и эта цена вполне приемлема. Мы с тобой достаточно наворотили, сестра, волей или неволей. И мы не вправе сейчас идти на поводу у чувств.

Он говорил отрывисто и спокойно, и с каждым его словом камень, лежащий на сердце Камрин, словно проваливался куда-то ниже, разрывая на своем пути нутро. Но она уже знала, что не переспорит брата. К тому же… что говорить, Йолаф во многом был прав.

Она взяла свиток и недрогнувшей рукой спрятала его глубоко под кольчугу. Секунду помолчала, ища какие-то важные, совершенно необходимые слова. Не нашла и снова стиснула брата в коротком отчаянном объятии.

– Я люблю тебя, Лэф, – пробормотала она, разжимая руки.

– Я тоже тебя люблю, Кэмми, – прошептал ренегат, целуя сестру в лоб, – поторопись, и вечером ты будешь в Тон-Гарте. Благослови тебя Эру.

– Да к балрогам Эру, ему наплевать на нас… – хрипло выдохнула Камрин, и в ее голосе звякнула нота злого, горького отчаяния, – уцелей, Лэф, слышишь? Уцелей, умоляю!!!

– Тише, – Йолаф мягко подтолкнул сестру к решетке и протянул ей связку ключей, отпоротых от камзола, – не время ссориться с Единым. Вот, выбрось ключи по дороге. А я постараюсь не сплоховать, мне есть, зачем жить.

Негнущимися пальцами она открыла дверь, заперла замок, сунула ключи в карман. Застыла, не в силах отойти, глядя брату в глаза и чувствуя, как в горле снова вскипают слезы.

– Кэмми, – прошептал он. Запнулся, но Камрин знала, о чем речь.

– Не тревожься, Лэф, – она кивнула и поднесла сжатый кулак к самым губам, – если ты… если ты не успеешь, то я исцелю Эрсилию. Клянусь тебе.

Он еле заметно кивнул в ответ:

– Спасибо, сестренка.

Самозванка попятилась, в последний раз вбирая взглядом каждую черту дорогого лица, а потом развернулась и стремглав побежала по темному коридору назад, туда, к узкой норе западного лаза. Бесценный трофей жег кожу сквозь тонкий лен камизы, а внутри зияла холодная черная бездна…

…Она задышала часто и поверхностно, чувствуя, как оттаивает ледяная броня. Против ожидания тело молчало, не отзываясь болью, и от этого еще бездонней казался гулкий провал в душе. Быстро и плавно накатили звуки и ощущения. Щека вжималась в знакомую подушку, слегка пахнущую лавандой. Поясницу щекотал длинный ворс мехового пледа. Она что же, в собственных покоях в Тон-Гарте? Почему она здесь? Как попала сюда с заснеженной равнины, где ее настигло стрекозье жужжание летящего болта? Было тихо, только потрескивали горящие поленья, и чей-то тихий голос напевал что-то на смутно понятном синдарине. Слегка ныла спина под лопаткой, и отчаянно хотелось пить.

Камрин разомкнула пересохшие губы и машинально провела по ним языком. Чьи-то бережные сильные руки ловко приподняли ее и перевернули на спину. Она медленно разомкнула веки, сфокусировала взгляд. Комната казалась мутно-сизой, словно едва занимался рассвет. Над ней склонялись двое. Эльфийский целитель с внимательным взглядом темно-зеленых глаз – кажется, Тавор – и хмурый взволнованный Сарн.

Холод вернулся, но на сей раз безжалостно впился куда-то под дых ледяной иглой. Камрин резко подалась навстречу коменданту, неловко опираясь на оскальзывающиеся локти и задыхаясь от вдруг настигшей боли в спине:

– Комендант… Свиток… Вы получили его?

Сарн мягко удержал девушку за плечи, снова опуская на постель:

– Успокойтесь, княжна. Вы несколько часов боролись за жизнь, не время для волнений.

– Сарн, не терзайте меня… – ее голос сорвался, и Камрин хрипло и мучительно закашлялась, беспомощно цепляясь непослушными руками за лихолесский камзол, – только скажите… вы получили свиток?

Лихолесец опустился на колени у кровати, сжимая холодные пальцы самозванки:

– Да, княжна. Я получил его.

Камрин забылась тревожным сном, и Сарн тихо вышел из ее опочивальни вслед за Тавором. Закрыв за собою дверь, он хлопнул целителя по плечу:

– Храни тебя Валар, дружище. Не надрывайся сегодня, тебе отдых нужен.

Произнеся это, он уже готов был устремиться куда-то по коридору, но целитель вдруг удержал его за локоть:

– Погоди, брат. Разговор есть.

Эльфы вышли на открытую галерею, где уже привычно велись все беседы, нежелательные для посторонних ушей, и Сарн обернулся к соратнику: