Кошка, которая улетела из Кабула

– Почему?!

– Время видишь?

– Четыре тридцать.

– В шесть начнёт темнеть. Если машина сломается или ещё что-нибудь, никто не притормозит, чтобы нас подобрать. Все жить хотят.

– Но как же… Но мы же… Ты другое говорил!

– Я передумал.

Сказать, что мне было досадно – это ничего не сказать, но спорить я не стала. Некоторое время мы ехали молча, глядя через лобовое стекло, как предзакатное солнце окрашивает суровые скалы в нежно-розовый и как армейские джипы мчатся в сторону Кабула, обгоняя гражданские легковушки, и слушали песни на пушту (все они были на один мотив, но, скорее всего, так мне казалось от досады). На въезде в город полицейский-хазареец махнул рукой – тормозите, мол, и спросил Игрека:

– Она с тобой?

Тот кивнул.

– Помощь не нужна?

Возможно, он намекал на помощь врача, потому что человек в здравом уме не стал бы вот так кататься на ночь глядя по NH08 с иностранкой на пассажирском сиденье, но Игрек отрицательно мотнул головой, и нас отпустили с миром.

– Как я могу быть не с тобой, если мы сидим в одной машине? – удивилась я.

– Может, я тебя похитил и везу продавать. Всякое бывает, – объяснил Игрек, и мрачно пошутил:

– А что, может, и правда надо было продать тебя талибам 89 и решить финансовые проблемы?

89

Радикальное движение, запрещено в РФ.

– Или мне тебя, – не осталась в долгу ехидная я. Если вдуматься, зачем талибам 90 я? То ли дело государственный служащий, который работает на ненавистное прозападное правительство – его не грех и в плен взять, и выкуп попросить. В то время подобные случаи были нередки.

В Кабул мы вернулись уже в полной темноте.

***

… а ведь уже 31-го мая 2017 года в нашу жизнь вторглась война.

Меня разбудил толчок, от которого вздрогнула кровать. Землетрясение? Да нет, вроде тихо. Икс и Игрек были на службе, часы показывали 11 утра. В ту пору я ещё постилась, до ифтара оставалась целая вечность, а во сне время шло быстрее. Я потянулась снова обнять подушку, и тут телефон ожил.

90

Радикальное движение, запрещено в РФ.

Сообщений было два: «Обалдеть, какой взрыв!» от Ахмада и: «Ничего не бойся, ни в коем случае не выходи на улицу и лучше не читай новостей» от Игрека. Как это – не читай? В новостях говорилось, что пять минут назад в «зелёной зоне» Кабула, прямо возле посольства Германии, произошёл теракт, который назовут «афганским 11 сентября» – взорвалась наполненная взрывчаткой цистерна. Погибло по меньшей мере 150 человек, ещё 400 с лишним пострадали, и в тот день впервые в социальных сетях появились слова Kabul bleeds, pray for Kabul 91 (в последующие годы к ним будут прибегать снова и снова). Всё случилось в какой-то паре километров от нашего дома. Разбудивший меня толчок был отголоском взрывной волны.

91

Kabul bleeds, pray for Kabul – Кабул истекает кровью, молитесь за Кабул (англ).

Эта книга вовсе не о политике, но замечу мимоходом, что в теракте было немало странного. Как могла цистерна оказаться в той части города, куда в светлое время суток грузовым машинам въезд был запрещён? Как так вышло, что её не заметили? Над Кабулом тогда висело два-три (а то и больше) американских аэростата – они же системы постоянного обнаружения угроз, PTDS. При необходимости они могли рассмотреть цвет радужки у подозрительного человека, но почему-то проглядели заминированный автомобиль на всём его маршруте. По слухам, персонал немецкого посольства был эвакуирован накануне. NDS 92 обвинил во всём «Сеть Хаккани» 93 , которые якобы организовали взрыв при поддержке Пакистана. Пакистанский МИД возмутился. Ответственность на себя так никто и не взял.

92

NDS – National Directorate of Security, афганская служба госбезопасности в 2001 – 2021 годах.

93

«Сеть Хаккани» – террористическая организация, действующая на территории Афганистана и Пакистана. Союзник «Талибана». Запрещена в РФ.

На закате Игрек, Икс и я молча побрели в сторону «зелёной зоны». Под ногами хрустело битое стекло, дома стояли без окон, кое-где смело вторые этажи и выбило двери, а стены пошли трещинами. Воронка на месте взрыва была чудовищная – не знаю, правда ли девять метров в глубину, как писали некоторые СМИ, но и диаметр с того места, откуда полицейские разрешили нам посмотреть, впечатлял не по-хорошему. Как скажет мне несколько лет спустя один сотрудник посольства РФ в Кабуле, «это был тот ещё Сталинград».

Перед госпиталем в Шахре-Нау стояли десятки посетителей: одни, легко раненые, до сих пор ждали приёма, другие пришли узнать о состоянии родных и друзей. Они стояли молча, серьёзно и с достоинством перенося и жару, и своё горе. Очередь казалась бесконечной. Изнутри госпиталь я увижу ещё не скоро, но и снаружи он произвёл сильное и мрачное впечатление.

– Вот такой вот он, Афганистан, – прервал молчание Икс. – Утром выходишь из дома и не знаешь, вернёшься ли вечером. Но пока что мы живы, ребята, так давайте жить!

Страшный день закончился чаем, шахматами и большой коробкой пирожных, но Игрек, желая мне спокойной ночи, добавил:

– Алекс, ты не хочешь уехать? Может стать хуже.

Хуже действительно стало. Следующая атака случилась на кладбище, где хоронили жертв прошлого взрыва, и снова унесла жизни нескольких десятков человек. В Кабуле и провинциях неподалёку начались протесты. Люди перекрывали дороги и устраивали демонстрации – пускай, мол, правительство, которое не может ни безопасность обеспечить, ни виновных наказать, убирается в отставку ко всем чертям, но итоге в отставку отправились только командир кабульского гарнизона и шеф полиции. В воздухе висело что-то недоброе. Все, включая меня, ожидали чего угодно и при том в любой момент.

И всё же мне казалось, что уехать я просто не имею права. Как же тут Афганистан без меня? Вдруг я уеду и всё тут посыплется, и вернуться уже будет нельзя? А друзья мои новые как же? Пропадут ведь. Кто их поддержит? Кто с ними в шахматы сыграет? И вообще, я же не трус, чтобы вот так сбегать!

Такие глупые романтические мысли приходили в голову иностранке, которая пока мало, ой как мало знала и о стране, и об афганском характере. И чья туристическая виза истекала уже через две недели. Через двенадцать дней. Десять. Через неде… Так, а можно ли вообще продлить туристическую визу? И где? И как?

Впрочем, в тот раз продлять её мне не понадобилось. Так было предначертано кем-то наверху, кто знает будущее гораздо лучше, чем мы.

***

В Душанбе ужасно жарко. Градусов сорок, не меньше. Нет, недаром император Бабур хвалил кабульский климат – какое б днём ни было пекло, а по ночам свежо, и с гор так тянет прохладой, что под утро уже хочется завернуться в одеяло. А тут что с вечера, что под утро – жара и всё. И в этой жаре как хочешь, так и спи. Я вот не сплю, потому что старый дом, где меня сегодня приютили, за день раскалился, как печка, и до сих пор не остыл. А может, потому что вчерашний день был слишком уж богат впечатлениями.

Один перелёт Кабул-Душанбе чего стоил! Святые угодники! Я побаивалась летать с тех пор, как боинг авиакомпании Air Asia, который должен был тихо-мирно доставить меня из Куала-Лумпура в Тегеран, внезапно завалился на одно крыло где-то над Аравийским морем и начал падать. Пилот ничего не сказал, секунд через тридцать всё устаканилось, но заметавшиеся по салону пассажиры успели подпортить впечатление, а я успела подумать, что не хотелось бы вот так рухнуть с высоты в дурацкой консервной банке и утонуть. С тех пор в каждом зале вылета мне становилось тоскливо, а при малейшей качке от страха становилось нечем дышать. А тут!…