Кошмар на улице Зелёных драконов

Глухо спросил:

— Если я тебя выпущу, ты мне сыграешь?

Может, я смогу дорваться до этого упрямого музыканта хоть так?..

— Ты меня похитил. Напал на меня, — укоризненный взгляд. — Разве я смогу сыграть для тебя от всей души?

Безыскусная. Пугающе прямолинейная. Неожиданно чистая. Ко всем.

— Да и где тут…

Ухмыльнувшись, отошел.

Вслед за моим неспешным жестом и следом за течением удлинившегося рукава ханьфу за мною появился столик с цинем. А к ней вернулась способность двигаться.

Она прикусила губу, тонкую, но после этого вспыхнувшую ярко. Призывно вспыхнувшую. В моих фантазиях.

Но ухватить за что—нибудь эту хрупкую странную душу было даже веселее, чем просто отыметь это хрупкое тело, к которому не прикасался еще никто.

Я, улыбнувшись, отошел за столик — даже повернувшись к ней спиною, достаточно, чтоб успела добежать и схватить меч — но когда повернулся уже за столом, на несколько шагов, то девочка в мужской одежде все еще стояла на месте. Кусая губу. Дура.

— Правда, отпустишь?

И чем она тебя пленила, старина Эн Лэй? Ён Ниана скучающего можно было ухватить только музыкой. А ты равнодушно смотрел на всех моих женщин.

— Ты же то угощал, то вдруг напал на меня с оружием.

— Верить или не верить — решать тебе, — медленно развел руки в стороны. — Но искусства я люблю не меньше, чем оружие. Если станешь моим гостем и сыграешь сносно хоть что—нибудь, то из уважения к искусству я захочу тебя отпустить, — ухмыльнулся. — А иначе ты отсюда живой не выйдешь. Воин из тебя, уж извини за прямоту, никудышный.

— Никчемный, знаю, — ответила неожиданно простодушно и спокойно. — Но если я отсюда выйду, то научусь.

— Интересно будет на это посмотреть, — многозначительно ей улыбнулся.

Но, нет. Эта слишком чистая душа еще хотела другим верить.

Прошла, волнуясь, резкою, нервною походкою. Села напротив меня за цинь. Тонкие пальцы осторожно и робко легли на струны. Она извлекла первый звук, с крайней струны. Замерла, глаза прикрыв и прислушавшись. Пальцы с жадным любопытством опробовали пение каждой струны.

А настоящий инструмент отличать от дешевки она умеет!

— Красиво звучит… — растерянно распахнула глаза.

Детская наивность.

Хрупкие пальцы легко перебрали несколько струн.

— Я новую мелодию опробую, может? — вопросительный взгляд на меня.

— Конечно, как тебе угодно, дитя, — приглашающее и неспешно, чтоб получилось побольше красивых движений, ей указал на мой любимый цинь. А сам, отогнув переднюю полу ханьфу, сел на расстоянии, где стоял, ноги скрестив.

Доверилась. Хотела верить. Могла еще верить любому. Влюбленная в музыку девочка тронула струны.

А от звуков, что вдруг родились, у меня оборвалось все.

«Небесный лекарь»! Мелодия, рожденная давним старцем на Небе. Трижды Ён Ниан появлялся, когда я начинал играть ее, почаще, чем на других мелодиях и песнях. Да и… вроде Эн Лэй как—то упоминал, что на Небе Ён Ниан прославился своею манерою исполнения древних мелодий. Хотя за искажение «Небесного лекаря» его ругали нещадно. Но ему так хотелось. Ему просто так хотелось. Это давнее, неизменное, всегда непредсказуемое стремление истинного мастера, влюбленного навечно в какое—нибудь искусство. Оно вспыхивает время от времени и заставляет его рождать новые вселенные, разрушая прежде принятое отчасти или насовсем.

И она играла «Небесного лекаря» совсем иначе, чем разучивали меня и Эн Лэя на Небе! Хотя… что—то от исполнения Эн Лэя было и у ней. А Эн Лэя мог упросить сам Ён Ниан.

Как причудлива мелодия жизни! Как знать, сколько десятилетий спустя один давний, полузабытый, полупьяный разговор расставит все по местам и расстроит планы друзей и врагов! Когда что—то давнее неожиданно всплывет..

A она играла, забывшись, где, забыв совершенно о моем присутствии.

Его не мог отдать ей Эн Лэй.

Ее мог выбрать только сам Ён Ниан.

И я душою готов поклясться, что этот упрямый поэт здесь, при ней!

Эту божественную музыку, это наглое нарушение священных почти уже канонов этот ценитель моих экспромтов и издевательств над классикой и человеческими музыкальными веяниями просто не мог пропустить.

Не дотянув до конца «Небесного лекаря» всего несколько мгновений, девочка внезапно остановилась и счастливо рассмеялась.

— Какой красивый инструмент! — тонкая рука нежно погладила струны.

— Мой самый любимый! — признался я с гордостью.

Есть такая зараза, внезапная, непредсказуемо возникающая и опьяняющая порой покрепче вина и женских объятий — встреча с другим ценителем прекрасного. И плевать уже, что я только хотел найти и вытащить за шиворот этого упрямого мелкого дракона! И неважно, что я вообще—то напал сначала на нее. Мы сидим вокруг хорошего инструмента и просто улыбаемся друг другу. Есть мы, прекрасный инструмент и дыхание божественной музыки. Жизнь упоительно прекрасна!

Не сразу вспомнил, что наши задумчивые рожи на иллюзиях, оставленные там вместо нас, могут со временем привлечь внимание. Особенно, если там уже день закончился и пришел хозяин нас выгонять из—за стола. А с хорошею музыкой, как и с хорошею компанию, время незаметно пролетает!

Сначала переместил обратно в Шору Шан себя, чтоб обстановку разведать.

Да нет, день еще. Солнце сдвинулась на полчаса—час. Наши задумчивые морды, застывшие в одной позе, пока никого не привлекают: люди жрут и пьют как и прежне, обсуждают события последних ночей, какого—то странного собрания светлячков, когда над Хуаньхэ сотни иль тысячи этих мелких созданий недавней ночью сложились в форме дракона, обнявшего девочку, играющую на гуцине.

Гуцине?! Играющую девочку? Еще и дракон?..

Я сел, обхватив голову, покуда настоящая она еще была заперта там.

Даже если она там напуганая после моего исчезновения и при перемещении все припомнит, не поверив, что это был лишь сон или ее личная внезапная мечта.

Видение над Хуанхэ, давним владением драконов! Дракон, кольцом обнявший девочку, играющую на гуцине!

Эта странная девочка в мужском костюме тоже любит цинь. Любит один струнный инструмент, так почему же ей не любить его дальнего родственника?