Красная мантия

Печать завершилась, и я снял мембрану, чтобы её рассмотреть. Качество было великолепным! В моём мире такое достигалось только литьём под давлением. Но ошибка даже в одном бите могла полностью испортить конечный результат. Это был уже третий мой отработанный код. Продажа или обмен напечённых деталей были одной из составляющих моего скромного дохода, наравне с флюсами и прутками для сварки. Основное соперничество по печати мне составлял 12-й. Он тут бы одним из самых старших по возрасту, наравне с моим соседом 47-м. Пусть его программы были проще, но их было больше. У него была фора в два года, но и писал он без шпаргалок. Что изрядно меня бесило и формировало чувство лёгкой неполноценности.

Корпус редуктора уже был заварен и заполирован. Оставалось установить мембрану, окончательно собрать, зачитать полагающиеся литании и проверить. Работа сделана хорошо, я не сомневался, что практор её примет.

Читая литании завершения и принятия изменений, я то и дело поглядывал влево. Там стояла шарошечная, она же фрезерная машина. Она была небольшой, но механическое управление отсутствовало. Кое-как с ней работал только 118-й, и то редко и неохотно. Несмотря на то что программы нужно были писать бинарно на двигатель, цена ошибки на ней была высока. До реформ локум-фабрикатора работа с ней находилась под запретом. Теперь же на ней мог работать любой, но в случае ошибки, поломки или удара инструмента стоимость изымалась у неудачника. Можно было от нескольких месяцев до полугода отрабатывать долг. И мой земной опыт тут мало чем мог помочь.

Разработка новых программ была прерогативой магосов, остальные же работали с готовыми программами, доступа к которым не имели.

Глава 10 Во славу Омниси! (Р)

В которой герой наблюдает как сообразительные послушники пользуются своими навыками. И страдает от мук выбора.

Однажды наш размеренный процесс был нарушен группой жрецов в сопровождении сервиторов. Они притащили кучу трубчатых материалов и приступили к работам в наших кельях.

Вскоре мы поняли, что нам устанавливают второй ряд коек. «Уплотнение» — всплыло слово из советской истории. Похоже, вольготной жизни подходит конец, отметил я.

Ещё до конца текущего дня треть из новых коек была занята, а до конца недели оказались заняты почти все. Сразу было видно, что новые послушники только закончили «базовое» введение в культ. Если бы у них была аугментация, их легко можно было принять за сервиторов. Понемногу они втягивались, но чем дальше, тем больше была заметна недостаточность их подготовки. Они не только «тупили», но и умудрялись ошибаться в самых простых литаниях, что вызывало негодование и приступы зубовного скрежета не у меня одного. Худшим же стало, когда на общей молитве часть новичков не просто не влилась в общий хор, но и начала его разрушать, всё больше выбиваясь из гармонии. В тот день я впервые приступал к работе в раздрае. Машинные духи негодовали, и работа валилась из рук. Я пытался убедить себя, что это всё суеверия, настроить на работу. Но не преуспел.

Примерно с той самой молитвы наше общество начало разделяться на новичков и бывалых. Могло показаться, что бывалые просто возгордились, но для нас неуважение, проявляемое к духу машины и Омниссии, было столь велико, что мы с трудом переносили общество первых. Раскол стал ещё более явным, проявившись в расселении по этому признаку.

Вскоре самых тупых и неспособных начали куда-то уводить. Нам ничего не поясняли. Взамен убывших поступали новые. Понемногу самые способные и старательные становились бывалыми. Но ещё долго отношение к ним оставалось настороженным. Столь масштабное пополнение сказалось на всём. Где раньше было изобилие, теперь была нужда. Очереди в мыльню, за когитаторами и инфопланшетами. О чём говорить, если даже суп начали раздавать порционно.

Бывалые видели корень всех бед в новичках, отказывали им в помощи и пытались третировать. Новички, вскормленные не в лучших условиях, как животные сбивались в стаи в попытке отстоять новый, более приятный образ существования. Отсутствие знания они компенсировали напором, порой десятками переводя механизмы, пригодные к ремонту. Порой произвести ремонт после них было проще, чем отыскать что-то путное в оставшейся куче.

Наставники и практоры почти не вмешивались, лишь степенно наблюдая. Складывалось впечатление, что мы участники большого реалити-шоу или же эксперимента.

Я был занят крупным проектом. Ну, по нашим меркам, крупным. Он должен был обогатить моих компаньонов и выделить их из общей толпы. Мне же он был нужен для того, чтобы вылезти из долговой ямы. Долги были среди знакомых послушников и не особо «горели», но ещё с той жизни я не любил быть должен.

Мы восстанавливали редуктор крана. Мы — это я, 118-й и 3-й. Сколько он тут лежал, ведомо одним духам машины. Периодически к нему подступался то один, то другой послушник. Но даже базовых литаний диагностики хватало, чтобы понять, что доступных им протоколов и литаний недостаточно. Вероятнее всего, кран пострадал в результате удара, и корпус получил чрезмерные повреждения. Но вот внутренняя составляющая на удивление не пострадала. Проблема была в двух половинках корпуса. Они не только лопнули, но и покрылись вязью мелких трещин. Варить такое было бесперспективно.

Этот узел долго не давал мне покоя. А во всём виноваты были «Пакистаниш» и «Индусиш технолонис». Тут не было ничего невыполнимого, но были сложности. Первая из них — объём. Нужно было отлить заготовку крышки весом в шестьдесят килограммов при наличии двух индукционных печей вместимость по десять килограммов каждая. Да, плавили они быстро, подготавливая расплав за десяток минут. Но лить нужно было единовременно, иначе отливка слоилась и лопалась. Этим вопросом занимался 3-й. Наша со 118-м задача была в механической обработке посадочных и соединительных плоскостей. Я бы мог справиться с этим и сам, если бы не очередная вещь, поразившая меня.

В Империуме не было ручных средств измерения. Всё, к чему я привык: микрометры, глубиномеры, нутромеры, штангенциркули и т. д. не существовали в основной массе . Их заменял сонм электронных приборов. Чего тут только ни было: оптические, лидарные, лазерные звуковые и ультразвуковые. И это далеко не полный перечень. Они были точнее и удобнее привычных мне, но это нивелировалось их отсутствием у меня. Тут-то и появлялся 118-й с его недавно приобретённым ручным сканером. Это была дикая смесь инфопланшета, 3D-сканера и лазерного дальномера. Он собирал модель точек и строил массивы координат, при правильной работе с которыми можно было замерить интересующие размеры. Точность была на уровне, но вот удобство и дружелюбие интерфейса просто убивали. Хотя дружелюбие, как и сострадание, давно подохли в этой вселенной.

Если 118-й должен был обеспечить измерения, то я — внести поправки в обработку, пока деталь находилась в магнитных захватах.

Проблема 3-го решилась весьма своеобразно. Старые лопнувшие графитовые тигли были истёрты, и из них была собрана ёмкость, установленная буквально над литниковой формой. Она не обладала особой надёжностью, но предполагалось, что будет одноразовой. Мы со 118-м, используя кислородно-прометиевые резаки, разогревали сосуд. Дальше 3-й, работая с двух печей, наполнял его расплавом. Все эти сорок минут мы поддерживали температуру с помощью горелок. Нужен был определённый запас, чтобы деталь пролилась как следует. Как только сосуд наполнялся, мы в две горелки прожигали днище, и расплав выливался в форму. Повторное использование сосуда предполагалось только в виде крошки. От длительного нагрева в среде воздуха он понемногу выгорал и покрывался трещинами.

Весь этот процесс привлёк внимание не только послушников, но и ряда практоров. Они внимательно наблюдали, но не вмешивались. Даже когда наша затея увенчалась успехом, никто из них не подошёл.

Но наш триумф был прерван. Когда мы уже собирались приступить к обряду сборки и литаниям завершения ремонта, раздался тяжёлый гул, разошедшийся по всем помещениям. Он прокатился по стенам и отдался в ногах. Показалось, что он проник и в меня.

Освещение сменилось на тускло-красный, цвет аварии и опасности. Всех послушников собрали в мастерских. Впервые я видел так много жрецов. Казалось, что все, кто нам преподают, собрались здесь, вдали. Они советовались и что-то обсуждали. Из-за гомона толпы их голоса не доносились до меня, но лица выглядели взволнованными. Вскоре всей толпой они покинули нас, оставив лишь двух техновидцев с силовыми топорами у гермоворот.