Крест в круге
Шрифт:
«Моя Галинка самая лутшая вмире… Я ее потерял. Но мы все равно когда-то будем вместе!»
Не говоря ни слова и глядя Борису прямо в глаза, женщина встала и протянула вперед руки, словно приглашая его в объятия. Но он застыл, не в силах двинуться с места, и только шевелил губами, на которых дрожало беззвучное: «Пусть это ничего не изменит…»
В ту же секунду женщина качнулась всем телом, сверкнули огнем настольной лампы два черных солнца, а протянутые руки, как две холодные змеи, стали быстро удлиняться, образуя вокруг его шеи живое, подрагивающее кольцо. Замкнутый круг.
Ноги его мягко подломились в коленях, и Борис рухнул на пол.
Он очнулся в большой, светлой комнате, оклеенной голубоватыми обоями, на которых кривились причудливые
Боря в недоумении приподнял голову над подушкой, и в тот же миг женщина открыла глаза.
– Очнулся, – улыбнулась она и сладко потянулась в своем кресле. – Как же ты меня напугал!
Борис непроизвольно задержал взгляд на легкой кофточке, под которой угадывалась небольшая, но откровенно манящая грудь. Глядя, как женщина сладко потягивается в кресле, он вдруг вспомнил маленькую и упругую грудь Галинки. И тут впервые в Борисе шевельнулось сладкое и ноющее желание. Он испугался этого чувства и резко сел в кровати.
– Ты у меня дома, – пояснила женщина, хотя он ни о чем ее не спрашивал. – Вчера ночью у тебя случился обморок в моем кабинете. Но врача беспокоить не пришлось. Я все-таки сама медик.
Она взяла с коленей шпильки, прихватила их губами, потом собрала рассыпанные волосы и ловко заколола их в пучок.
Борис жадно впитывал взглядом каждое ее движение. Куда-то улетучились вчерашний страх и волнение. Он вдруг почувствовал, что уже давно хотел проснуться именно в этой комнате с колышущимися на окне белоснежными занавесками, старым комодом, уютным креслом и шуршащими бумагами на письменном столе. Он давно уже хотел быть рядом с этой женщиной, такой желанной и родной, такой естественной и милой в простенькой кофточке, с пучком светлых волос, с красивыми глазами-солнцами.
– Я видел вчера змею, – сказал он совершенно спокойно, будто теперь сама мысль о том, откуда могла появиться эта змея, его уже не пугала.
– Змею? – с тревогой переспросила женщина.
– Даже двух змей, – продолжал Борис. – Они обвивали мою шею кольцом.
Женщина на секунду задумалась, а потом взяла его увечную ладонь и прижала к груди.
– Это пройдет, – с жаром сказала она. – Ты верь мне…
Новая волна сладкого желания прокатилась по всему телу Бориса. Бешено заколотилось сердце, и стало сухо во рту.
– Я верю… – прошептал он.
Какая-то догадка мелькнула во взгляде женщины. Но этот мгновенный испуг вдруг растворился, улетучился, уступив место теплому, светлому и давно забытому чувству. Она непроизвольно подвинулась ближе к Борису, и два черных солнца зажглись прямо перед его глазами. Не понимая, что делает, он провел дрожащей рукой по ее щеке, шее, плечу и маленькой, податливой груди.
Женщина стушевалась и пробормотала, отводя глаза:
– Надо одеваться… Скоро придет из школы Николай.
Но Борис не убрал руку. Он притянул женщину еще ближе к себе, так, что ей пришлось пересесть к нему на кровать.
– Ты… Назима? – спросил он тихо.
Два черных солнца горели перед самыми его глазами.
– Нет, – ответила она, ничуть не удивляясь вопросу. – Меня зовут Галинка…
– Конечно, – согласился Борис, увлекая ее на подушку и задыхаясь от желания. – Ты – моя Галинка…
Острое, сладкое чувство растопило каждую клеточку его тела. В жарком безумии он припал губами к самому уху своей новой Галинки и прошептал совершенно бесполезную фразу, даже не догадываясь, что буквально вчера ее слово в слово произнес Матвей:
– Все правильно… Так и должно быть…
Два черных солнца вспыхнули жарче прежнего, а потом медленно растаяли в сладкой, безвольной истоме.Глава 10
Борис остался жить у своей новой Галинки.
«В конце концов, неважно, кто ты на самом деле , – рассуждал он долгими ночами, подперев рукой щеку на подушке и с нежностью разглядывая профиль спящей рядом с ним женщины. – Ты действительно похожа на мою Галинку. А мне этого и довольно, потому что я опять счастлив. Как в далеком детстве, когда у меня впервые появилась семья…»
Судьба Бориса Григорьева сделала новый поворот. Его жизнь изменилась так стремительно, что он сам не успевал осмысливать происходящее с ним. Отныне он был окружен любовью
и лаской. Его день начинался с улыбающихся прекрасных глаз, в которых играл рассветный луч, и заканчивался жаркими черными солнцами, тающими в закатной неге. Изменились и люди, окружавшие его. Циклоп и Матвей, казалось, добились того, к чему стремились все последнее время.– Подумать только! – восклицал Матвей. – Расстаться братом и сестрой, а встретиться через семнадцать лет мужем и женой!
– Сводными, сводными братом и сестрой, – поправляла его Галинка.
– Ну я и говорю, – кивал Матвей. – Сначала жизнь вас свела в одном качестве, а потом – в другом!
Циклоп торжественно объявил Борису, что работа с картотекой закончена, стажировка засчитана и он может отныне заниматься тем, что ему по душе.
– Ты хотел учить детей? – уточнил Николай Давыдович. – Что ж, дерзай. Во дворце пионеров как раз открылась вакансия…
– Спасибо, – просиял Борис. – Это замечательно. Только вот…
– Что?.. – насторожился Циклоп.
Борис замялся.
– Просто я подумал… – пробормотал он смущенно. – Раз так все изменилось к лучшему, может быть, я смогу… Словом, мне бы хотелось общаться со своими читателями.
Циклоп и Матвей переглянулись.
– Боря, а ты разве продолжаешь писать? – поинтересовалась Галинка, разливая гостям чай в большие фарфоровые пиалы. – Я тебя ни разу не видела за этим занятием.
Борис смутился еще больше.
– Ну да… То есть я уже давно ничего не писал, – пояснил он. – Но сейчас чувствую новый прилив желания и энергии.
– Побереги свою энергию, – весело порекомендовал Матвей. – Она тебе ой как пригодится. – И он бросил многозначительный взгляд на Галинку.
Та покраснела, как школьница, и отвела глаза.
– И тем не менее, – неожиданно твердо закончил Борис, – я буду писать. Люди ждут моих новых книг… – Он подошел к столу, выдвинул ящик и извлек из него сложенную вдвое газету. – Послушайте, что пишут в «Вечернем Ташкенте»…
Циклоп напрягся и вопросительно посмотрел на Галинку. Та сделала испуганные глаза и пожала плечами.
– В этом году, – громко прочитал Борис, – выходит в свет новый альманах молодых писателей Узбекистана… Так… талантливые произведения… трудовые будни… литературная смена… вошли произведения десяти писателей… А! Вот: очень жаль, что нынешний сборник не открывает, как всегда, проза двадцатишестилетнего лауреата премии Хамзы Бориса Григорьева… Молодой писатель замолчал, в то время как ведущие литераторы Узбекистана прочили ему стать трибуном современной молодежи, ее вдохновенным лидером…
Он сложил газету и назидательно помахал ею перед носом Матвея.
– Интересно, – произнес тот, прищурившись и не сводя глаз с Галинки. – А как попала сюда эта… газетка?
Циклоп встал и протянул руку:
– Можно?
Борис вручил ему газетный лист, торжествующе сел на свое место за столом и придвинул к себе пиалу. Учитель быстро пробежал глазами содержимое статьи и осторожно поинтересовался:
– А еще в последнее время были какие-нибудь публикации? Ну, там, репортажи или рецензии…
Борис пожал плечами:
– Я не знаю. Может, и были где-нибудь. Мы выписываем только «Вечерний Ташкент» и «Медицинский вестник».
– «Медицинский вестник» – издание безопасное для литератора, – усмехнулся Матвей.
Циклоп повертел в руках газету и наклонился к Борису:
– Можно я возьму ее себе? Для коллекции.
Тот пожал плечами:
– Конечно… У вас уже целый архив таких…
Галинка, которая на протяжении всего разговора с беспокойством поглядывала то на Циклопа, то на Матвея, вдруг решительно встала из-за стола:
– Ну вот что, Борис… Я должна тебе кое-что сказать.
Боря испуганно поднял на нее глаза и отставил пиалу.
– Теперь, когда ты знаешь, что я жива, – продолжала Галинка звонким голосом, – когда понял, что не было никаких катаклизмов, катастроф и трагедий, что ты никогда и никому не сделал ничего плохого, когда у тебя началась совсем другая жизнь… – Она перевела дыхание и закончила с чувством: – Ты должен узнать всю правду до конца!
– Одну минуточку! – перебил ее Матвей и постучал по столу костяшками пальцев. – Для медика, Галя, ты слишком нетерпелива…
– Да, я нетерпелива! – вдруг закричала Галинка, и в глазах ее блеснули слезы. – Когда-то я потеряла брата, и не хочу, чтобы теперь у меня отняли мужа! Я не хочу снова рыдать на его могиле!
– Ну, до могилы, я надеюсь, дело не дойдет, – успокоил ее Матвей. – А вот отнять тебя, Боря, у нас все время кое-кому не терпится. Отнять навсегда…
Борис ошарашенно моргал.
– И уже давно отняли бы, – закончил Матвей, – если бы не твой учитель и верный друг Николай Давыдович. Он борется за тебя, пытаясь разорвать замкнутый круг…