Крид – Пир костей

— Расскажи мне о себе, Виктор, — попросила она, наполняя их бокалы во второй раз. — Кто ты на самом деле? Я чувствую, что за образом учёного, интересующегося древними манускриптами, скрывается нечто большее.

Виктор замер, глядя в её глаза, тёмные и глубокие в сумерках. Он давно научился создавать легенды о себе, менять личности как перчатки, не привязываться к людям, сохранять дистанцию… Но сейчас ему отчаянно захотелось быть честным — насколько это возможно.

— Ты права, — сказал он наконец. — Я не совсем тот, за кого себя выдаю. Моя жизнь… сложнее, чем кажется. И в ней есть тайны, которые я не могу раскрыть — не потому, что не доверяю тебе, а потому что они могут быть опасны.

Он ожидал разочарования, возможно, обиды, но Мирабель лишь кивнула с пониманием.

— У всех нас есть тайны, — сказала она тихо. — И у меня тоже. Но иногда… иногда так хочется найти кого-то, с кем можно разделить их бремя.

В её голосе звучала такая искренняя тоска, что Виктор невольно потянулся к ней. Он протянул руку и коснулся её щеки, ощущая, как его пальцы погружаются в мягкость её кожи. Эта нежная поверхность была тёплой, словно согретой внутренним светом, который, казалось, отражал всю глубину её печали. Виктор почувствовал, как его сердце сжалось от жалости и желания утешить её. Он не знал, что сказать, но в этот момент ему показалось, что любое слово будет лишним.

— Возможно, — сказал он, — однажды мы сможем доверить друг другу свои тайны. Но даже если нет… я рад, что встретил тебя, Мирабель.

— И я рада, Виктор, — ответила она, слегка подавшись навстречу его прикосновению.

Время словно остановилось. Было слышно лишь шум моря, потрескивание свечей и их дыхание — две живые души под бескрайним звёздным небом Сардинии.

— Поплаваем? — неожиданно предложила Мирабель, нарушая волшебство момента. — Вода должна быть идеальной сейчас.

Не дожидаясь ответа, она поднялась и начала расстёгивать пуговицы на своём платье. Виктор поспешно отвёл взгляд, но она рассмеялась.

— Не беспокойся, я не собираюсь купаться обнажённой, хотя… — она сделала паузу, и Виктор почувствовал, как его шея и щёки заливает предательский румянец, — хотя иногда, когда я абсолютно уверена, что здесь никого нет, я так и делаю.

Сбросив платье, Мирабель осталась в тонкой сорочке, плотно облегающей её стройное тело. В мерцающем свете свечей её силуэт казался почти нереальным, подобным видениям нимф, которых древние греки представляли обитающими в уединённых бухтах.

— Идёшь? — позвала она, сделав несколько шагов к воде.

Виктор поднялся и начал снимать всю одежду, стараясь действовать спокойно, хотя всё внутри него пело от странного, почти забытого чувства предвкушения и волнения.

Он оставил всё на покрывале и последовал за Мирабель к кромке воды. Море встретило их тёплыми объятиями — вода была идеальной температуры, не слишком холодная, не слишком тёплая.

Мирабель с лёгким смехом нырнула в набегающую волну, а потом вынырнула, отбрасывая мокрые волосы назад. Её сорочка, намокнув, облепила тело, но в полумраке это выглядело скорее загадочно, чем откровенно.

Виктор последовал её примеру, с наслаждением погружаясь в море. Он всегда любил плавать, ещё с тех времён, когда был обычным смертным, и эта любовь не угасла за века. В воде он чувствовал себя свободным, словно все бремена и обязательства его долгой жизни оставались на берегу.

Они плавали бок о бок, иногда погружаясь в глубину, где вода светилась мириадами фосфоресцирующих организмов, иногда просто лёжа на спине и глядя на звёзды. Разговаривали мало — слова казались лишними в этот момент чистой, незамутнённой радости бытия.

Наконец, когда первая прохлада начала ощущаться в воздухе, они вернулись на берег. Мирабель достала из корзины ещё одно большое покрывало, и они укутались в него вместе, прижавшись друг к другу в поисках тепла. Её мокрые волосы пахли морем и жасмином — странное, но удивительно приятное сочетание.

— Спасибо, что пришёл со мной, — прошептала Мирабель, поворачиваясь к нему лицом. В свете свечей её глаза казались бездонными, как само ночное море. — Мне давно хотелось разделить это место с кем-то особенным.

— Спасибо, что поделилась им со мной, — ответил Виктор, осторожно убирая мокрую прядь с её лица. — Это… самый прекрасный вечер, который я помню за долгое время.

Он хотел сказать «за столетия», но вовремя остановился. Пока ещё не время для таких откровений.

— Знаешь, с тех пор как ты появился на вилле, — сказала Мирабель, глядя ему прямо в глаза, — я чувствую себя иначе. Словно что-то изменилось в воздухе, в самой ткани реальности. Словно с твоим приходом в моей жизни появилась возможность, которой раньше не было.

— Какая возможность? — спросил Виктор, хотя уже догадывался об ответе.

— Возможность быть понятой. Возможность не чувствовать себя чужой. Возможность… — она запнулась, а потом решительно продолжила, — возможность любить и быть любимой по-настоящему, а не так, как это представляют себе в нашей деревне, где брак — это контракт, а не союз душ.

Её слова тронули что-то глубокое в душе Виктора, что-то, что он считал давно умершим. За свою долгую жизнь он научился не привязываться к смертным — слишком больно было терять их, снова и снова. Но сейчас, глядя в эти удивительные глаза, чувствуя тепло этого живого, пульсирующего жизнью тела рядом с собой, он понял, что проигрывает битву с собственным сердцем.

— Мирабель, — сказал он тихо, — ты должна знать, что я… что моя жизнь очень сложна. Что я не смогу остаться здесь навсегда. Что есть вещи в моём прошлом, которые…

Она прервала его, приложив палец к его губам.

— Я ничего не требую, — прошептала она. — Ни обещаний, ни клятв, ни объяснений. Просто позволь мне быть с тобой сейчас, в этот момент, под этими звёздами. Остальное не имеет значения.

И прежде чем Виктор успел ответить, она подалась вперёд и коснулась его губ своими. Поцелуй был лёгким, почти невесомым — вопрос, а не утверждение. Виктор замер на мгновение, борясь с последними остатками сомнений, а потом ответил ей — осторожно, нежно, словно боясь спугнуть эту невероятную, хрупкую близость.

Но Мирабель не была хрупкой. В ней жил огонь, который только и ждал искры, чтобы разгореться в полную силу. Её руки скользнули на его плечи, притягивая ближе, и поцелуй из невинного превратился в нечто совсем иное — страстное, жадное, отчаянное в своей искренности.

Виктор почувствовал, как рушатся все его внутренние барьеры, все стены, которые он так тщательно выстраивал веками. Его руки нашли её талию, скользнули по спине, ощущая тепло кожи сквозь мокрую ткань сорочки.

Они отстранились друг от друга, тяжело дыша, и Виктор увидел в её глазах своё отражение — тот же голод, то же желание, ту же внезапную, острую необходимость в другом человеке.