Кристальный пик

— Дайте мне гейс, — потребовала не я, а выпитое мною вино, на что Волчья Госпожа впервые так звонко и открыто усмехнулась.

— Я? Гейс? Тебе? После всего, что ты содеяла? — Я уж больно открыла рот, чтобы настойчиво напомнить, что не отвечаю за проступки Дейрдре, как упорно бы ее не продолжали видеть во мне по какой-то причине, но Госпожа махнула рукавом, вышитым красной нитью. Тот всколыхнулся у меня перед лицом одновременно с огнем в камине, и я благоразумно решила промолчать. — Нет толку в гейсах нынче и не будет, пока человечью душу свою обратно на пришьешь.

— Что это значит?

— То, что в тебе сейчас душа драконья, — Госпожа ткнула меня пальцем прямо в шрам на сердце, и я содрогнулась от глубинной боли в нем, будто она пронзила меня этим пальцем и сказанным насквозь: — Половина драконьей души, если быть точной. Разве дщерь моя, Хагалаз, не объясняла? — Я затрясла головой, и Волчья Госпожа вздохнула тяжко. — «Как река впадает в море, как за счастьем неизбежно горе, так два становятся одним». Вас с Солярисом разбили, чтобы соединить вновь. Ты жива лишь благодаря тому, что вторую половину твоей души, — человеческую половину, — он хранит в себе, кою первую украл Красный туман. Половина же души Соляриса осталась у тебя. Оттого и не держатся на тебе гейсы. Сейчас ты больше дракон, чем человек. Полукровка, как и раньше.

Я более не стала ни о чем спрашивать, слишком потрясенная полученными ответами, чтобы захотеть узнать в ближайшее время что-нибудь еще. Вместо этого я постаралась поверить, что Волчья Госпожа, олицетворение материнского лика, не станет обманывать меня, и я освобожу Соляриса, даже если вернуть свою часть души у меня не получится. Даже если снова придется умереть.

Как бы я не старалась гнать от себя эти мысли, только о них теперь думать и могла, пока грызла плохо пропеченные яблоки, торжественно внесенные Мелихор с громким «Вкусно-ости!». Из-за соли те больше напоминали маринованные овощи, нежели фруктовый десерт, но это было всяко лучше, чем сосание под ложечкой и недомогание на утро. Тем более, что Солярис не отстал бы от меня, пока я не поела. Усевшись на полу рядом, он старательно очищал яблочные дольки и выбирал когтями косточки, чтобы затем отдать дольки мне, в то время как Мелихор по соседству пыталась запихнуть себе в рот всю миску сразу.

— Фу, ну и вонь! — изрек Кочевник на другом конце комнаты.

— Тебе все равно нельзя их есть! — воскликнула Мелихор обиженно.

— Да я не про твою стряпню, а про себя, — И он понюхал свою рубаху, на которую уже пролил вино, стащенное из запасов Принца без разрешения. Видимо, в качестве компенсации за то, что остался без ужины — нигде в доме не нашлось ни кусочка мяса или рыбы.

— Совиный дом не только вверх высоко уходит, но и вниз, — сообщила Госпожа и потянулась на кресле точь-в-точь как ее волчица. Иногда они двигались синхронно, а смотрели на друг друга так, будто общались без слов. Судя по тому, что волчица вдруг встала и принесла Госпоже в зубах вязанный плед, так оно и было. — Под нами пещеры есть, а в них — горячие источники, купальня Принца. Лаз в полу за книжным шкафом справа. Можете сходить, помыться. К вони мне не привыкать, но вот Принц наш неженка, его встречать как положено надо.

— Не, мне и так нормально, — отмахнулся Кочевник и, заливая в горло вино, плюхнулся в гамак рядом с сестрой.

Я же, взглянув на свою потрепанную тунику в пятнах пота и травы, ворочать нос от предложения Госпожи не стала. От одной лишь мысли о нормальной ванне все тело обуревало зудом, как от укусов комаров. Ту неделю, что мы держали путь до Дану, я могла лишь мечтать о ней — приходилось довольствоваться реками и мочалкой из лыка, которая сдирала грязь вместе с самой кожей. В замке Дайре же я уступила ванну Мелихор, но теперь больше уступать никому не собиралась. Потому вскочила без раздумий и, почтительно поклонившись Госпоже, двинулась к круглому лазу, на который она указала.

— Я с тобой пойду, — вызвался Солярис вдруг, откладывая блюдце с яблочными дольками в сторону.

Я остановилась на полушаге. Щеки раскалились, словно к ним приложили кочергу, хотя от вина лицо и без того пылало.

— Куда? В купальню?

— Да.

— Уверен?

— Да.

Мелихор посмотрела на него тоже, затем на меня, пожавшую плечами, затем снова на него... И заухмылялась с набитыми щеками. Правда, тут же перестала, когда Солярис, проходя мимо отвесил ей щелчок по лбу, выбив жалобное «Ай!». Дольки непрожеванных яблок посыпались у нее изо рта.

Пока мы с Солом, сидя на корточках, искали, как отпереть проход и спуститься в недра совиного дома, Волчья Госпожа нашла себе занятие поинтереснее беседы со мной и вина.

— Давно ты прясть умеешь, девочка? Красиво! Мама тебя учила? Иль сестра старшая?

Из-за количества кресел и книжных шкафов, которыми полнился чертог Принца, да еще и с корточек, было сложно разглядеть, что происходит в остальных частях комнаты. Но заскрипели половицы, скрипнули натужно веревки гамака и лязгнули крепления над окном. Несложно было догадаться, что Госпожа встала и прошла к Тесее, а Кочевник тут же загородил ее собой, ведь следом она сказала:

— Кто из вас боится меня на самом деле? Он или ты?

Тесея замычала и, видимо, ткнула на Кочевника, потому как тот шикнул на нее.

— Эй, ничего я не боюсь! Мне просто не нравится, когда кто-то, даже если это божество, смотрит на мою сестру, как на кролика, из которого варежки пошить можно. Я пути Медвежьего Стража следую, волки мне чужды, и Тесее они чужды тоже...

— Сразу видно медвежьего сына, — хмыкнула Госпожа. — Тот тоже меня боялся, пока не оглупел в своих вечных схватках. И верно делал! Но сестру я твою не трону. Лишь хочу поговорить с ней. Ни разу не слышала за всю дорогу, чтобы она хоть словом с кем-либо обмолвилась. Скажи что-нибудь, дитя.

— Я с-с-с...

— Не может она говорить. Рождена такой, — ответил Кочевник вместо Тесеи.

Половицы скрипнули еще раз. Солярис молча потянул меня в лаз, многозначительно дернув за край туники, и напоследок я привстала, вытянулась во весь рост, чтобы увидеть, как Волчья Госпожа садится перед Тесеей на колени.

— Ах, кто же так уста завязал тебе? Ничего-ничего, все поправимо... Только вещь сначала покажи, которую за пазухой прячешь.

Солярис задвинул за нами дверь лаза и заглушил все прочие звуки, кроме журчания воды, звенящего где-то внизу. Он крепко держал меня под руку, помогая шагать по крутым ступенькам, вырезанным прямо в пещерном камне. То был зеленый нефрит, такой ледяной, что холод пробирал ступни даже сквозь обувь и скрючивал пальцы. Однако чем глубже мы с Солярисом спускались, тем теплее становилось. Воздух влажный, как после дождя в месяц зноя, прилипал к телу вместе с одеждой, и туника потяжелела, впитав его в себя. Нигде не было ни единого источника света, но маленькие крупицы, как пыль, мерцали под высоким сводом, едва слышно жужжа. Лишь когда Сол задрал руку, пытаясь поймать их в клетку из когтей, мы поняли: то никакая не пыль, а светлячки. Они испуганно разлетелись в разные стороны и померкли, погрузив нас во мрак. Крошечные, размером с ноготок мизинца, но такие яркие, какие не водились даже на болотах близ Гриндилоу. Пришлось подождать несколько минут, когда они осядут, успокоятся и зажгутся вновь, чтобы можно было продолжать идти.

— Ты необычайно молчалив сегодня даже по твоим угрюмым меркам, — заговорила я первой, не дождавшись, когда это сделает Сол. Он по-прежнему вел меня за собой по извилистому каналу с нефритовыми стенами, извилистому, но, благо, без развилок. Лишь журчание воды где-то вдалеке и воздух, становящийся все гуще и матовее от пара, доказывали, что мы на верном пути.

— Кто я такой, чтобы с богами говорить? — ответил Солярис, оглянувшись. Свет порхающих желтых огоньков мягко ложился на его бледные щеки, окрашивая фарфоровую кожу в золото. — Волчья Госпожа сама тебя выбрала, и это верно. Я здесь ради тебя, а не ради богов, потому они мне неинтересны. Мое дело за здравием твоим следить и защищать, чтобы ты, спасая мир, не забыла спасти саму себя. И предупреждать твои падения, вот вроде этого.

— Ой!

Сол выставил передо мной руку и не дал совершить последний шаг, который неизбежно отправил бы меня в воду прямиком в одежде. Она начиналась неожиданно, прямо под резким обрывом, похожим на бортик лодки, и заполняла собою всю штольню* целиком, образуя природную купальню. Однако Совиный Принц явно приложил к ней свою руку: в рельефных скошенных стенах, образующих сифон* в конце штольни, красовались бриллианты размером с куриное яйцо. В них можно было смотреться, как в зеркала. Это определенно была самая большая и богато украшенная купальня, которую мне доводилось видеть, правда, без какой-либо ширмы или скамьи для одежды.