Кристальный пик

Он мог одной своей ладонью раздавить голову Тесеи, как орех, но отчего-то страх, который я испытала при его появлении, резко притупился. Быть может, потому что Страж все еще оставался защитником слабых, а, быть может, потому что между ним и Тесеей ползла шерстяная нить, невзрачная, тонкая, но точно не простая. Или же, возможно, все дело было в том, с какой нежностью он обращался к Тесее, приняв ее за ту, кем она не являлась. Их все еще разделяла половина комнаты, а он уже отчаянно тянул к ней руки, испещренные шрамами, требуя ее в объятия, и оставалось лишь считать шаги до того, как он ее в них заключит.

— А ну стой, Великий! Я ждал этого дня не для того, чтобы ты меня как муху прихлопнул и даже не заметил!

Хоть Кочевник и кичился тем, что никому победа над ним не по зубам, но я все-таки сомневалась в том, что это «никому» распространяется на богов. Однако он действительно быстро оклемался после удара Стража и, выбравшись из-под обломков стола, настырно ухватился за край его шкуры, вперился ногами в пол, не давая тому сдвинуться с места. Крестообразный узор поплыл на гладко выбритых щеках, смешавшись с потом и кровью.

— Надо же, — протянула Волчья Госпожа потрясенно. — Тупой как пень, но до чего силен!

Солярис фыркнул, раздосадованный не то ее комплиментом в адрес Кочевника, не то тем, что она по-прежнему бездействует. Но на то была своя причина. Все это время я внимательно следила за женскими пальцами, татуированными хной; за тем, как меж них струятся нити, напитываясь древней силой, как водой. Казалось, они разбухают от нее, становятся толще и крепче и обращаются в веревки. Волчья Госпожа не просто стояла и дивилась смертному, а взывала к сейду и заговаривала расставленные ловушки. В конце концов, и в ее песне охотник отнюдь не сразу поймал лису. Терпение — это трут, дающий искру. Сейчас Госпожа была охотником, а Страж — добычей.

— Невеста... — снова прошептал Медвежий Страж, и кончики его мозолистых стертых пальцев почти дотронулись до лица остолбеневшей Тесее. — Иди сюда.

Волчья Госпожа резко дернула за нить, — самую короткую и тонкую, торчащую из стянутого мотка, как мышиный хвостик, — и Тесея, прежде подозрительно послушная и не издающая ни звука даже при приближении к ней мускулистого бога, вдруг завизжала и сорвала с лица кроличью маску. Затем она отшатнулась назад так резко, что споткнулась о ковер и опрокинулась на спину. Маска выпала у нее из рук и откатилась Стражу под ноги.

Он опустил к ней голову, и кулаки его сжались.

— Невеста?.. Ты не она! Что ты сделала с моей Невестой?!

Медвежий Страж кинулся на Тесею с такой прытью, что Кочевника, как бы он не упирался, подбросило в воздух и опять перекинуло через те же обломки стола. Тесея же оперлась об пол локтями и принялась ползти назад, порвав подол платья, застрявший между половиц. Мелихор не выдержала и, наплевав на запрет Госпожи не вмешиваться, бросилась к ней на помощь. Солярис почти последовал за ней, но я вперила ему в живот раскрытую ладонь, качая головой. Тот, каменный, быстро поднимался и опускался в прерывистом дыхании, и под кончиками пальцев прорезалась жемчужная чешуя надетой под рубаху брони. Это было то, что я так сильно любила в Соле, — готовность драться даже в заведомо проигрышном бою, если он считал этот бой праведным делом, — но сейчас в его отваге не было нужды.

Медвежий Страж ступил на протянутую по полу нить.

— Здесь лисицу охотник встретил, здесь лисица пленена, — пропела Госпожа и расправила нити, продетые между пальцев, так, чтобы смотреть на Стража сквозь них, как сквозь решетку. Нить внезапно пришла в движение и бросилась к Стражу змеей.

На вид она была вовсе не такой длинной, чтобы ее хватило обвить рослого мужа с головы до ног, но каким-то образом нить все не кончалась, словно растягивалась на ходу — и вот у Стража связаны лодыжки, руки и колени, даже шея по самое горло. Он рухнул перед карабкающейся по полу Тесеей на колени и остался стоять так, полностью обездвиженной пряжей толщиной со швейную иголку. Вся его удаль, вся ярость, прославленная на два мира, сдались оковам женского сейда.

— А ну угомонись, окаянный! — гаркнула на него Госпожа. — Весь сид на уши поднял. И не стыдно тебе?! Благодать свою хваленую позоришь! Стражник благочестивых и обездоленных, тоже мне, тьфу. Мороки с тобой больше, чем с дитем капризным! Нет твоей Невесты больше, мертва она, смирись и приди, наконец, в себя.

Страж завертелся, зарычал утробно, как зарычала на него белая волчица из-за спины Госпожи, но путы он разорвать все равно не смог, словно то сталь закаленная была, а не шерсть. Несмотря на то, что со Стражем было покончено, Тесея все ползла и ползла от него на четвереньках, пока не пробралась через обломки стола и не добралась до Кочевника, зарытого под ними. Кроличья маска так и осталась валяться под задравшимся ковром, бесхозная.

— Б-братик!

Он закряхтел, лежа под расколотым надвое бревном, и Мелихор наклонилась тоже, помогая Тесее раскопать его и освободить из-под завала. Деревянные щепки усеивали половицы вместе с осколками глиняных тарелок, и несколько брусков, некогда бывших ножками столешниц, торчали у Кочевника над головой — он лишь чудом не насадился на них затылком или спиной. К краске и крови на его лице примешалась древесная стружка и угольная пыль. Тесея, присев рядом, принялась оттирать ее рукавом платья со слезами жалости в глазах, отчего Кочевник тут же встрепенулся и, все еще сердитый на нее, принялся махать руками, ища свой топор. Тот улетел в неизвестном направлении еще когда Медвежий Страж только вошел в совиный дом.

— Что с ним такое? — спросил Солярис, по-прежнему отгораживая меня рукой от Стража и пресекая любые попытки придвинуться вперед, хотя я пыталась приблизиться вовсе не к нему, а к Тесее, которая хоть и утешала Кочевника, но явно нуждалась в утешении сама. — Почему он накинулся на нас? Что... Что произошло?

Я задавалась тем же вопросом, а оттого приподнялась на носочки и выглянула из-за плеча Сола, когда Волчья Госпожа подошла к нам обоим. Опущенная голова Стража, стоящего на коленях, безвольно покачивалась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы, которые весталка шила мне в детстве, а грузное сильное тело будто бы съежилось, уменьшилось в размерах. Больше от Стража не исходила ни угроза, ни звериная мощь. Он выглядел больным, изнеможенным и полностью покорившемся своей доле.

— Берсерк есть берсерк, — ответила Волчья Госпожа, медленно подступившись к Стражу шаг за шагом. Несмотря на то, что он успел всего-навсего просто прошел через дом, погром от него остался такой, что прошлый беспорядок не шел с ним ни в какое сравнение. Если Медвежий Страж точно так же заявился к Совиному Принцу в неистовстве, то немудрено, что тот решил увести его подальше от родной обители; увести туда, где ничто — и никто, — не пострадает. — Вы зовете берсерками воинов крепких да бравых, но быть истинным берсерком значит яриться, как бешеный пес, боли от огня и копий не чувствовать, биться до тех пор, пока не умрешь без сожалений. Это почти то же самое, что транс, в какой погружаются вёльвы, взывая ко мне. Далеко не все умеют входить в него, когда сами того хотят, а вот Страж умел... Но выйти бывает гораздо сложнее, чем войти. Когда Туман, враг его, оказался недосягаем, ярости стало так много, что он перестал быть ей хозяином.

— Невеста!

Стон, сорвавшийся с губ Стража, пробрал меня до мурашек. Сейчас он и впрямь больше походил на дикого зверя, нежели на человека, но из-под медвежьей морды текли слезы, собираясь на линии челюсти и капая вниз. Разве звери умеют плакать и так горевать по своей любви?

— Невеста...

Волчья Госпожа похлопала Стража по затылку с неумелой ласковостью, прямо на стыке золота и рыжих кудрей, спускающихся по бокам от выбритого затылка. Он больше не дергался и не рвался, но нить снова натянулась на рельефных мышцах, впилась в его загорелую кожу так плотно, что, будь он человеком, на нем бы остались синие полосы и кровоподтеки.