Кристальный пик

— Нравится тебе?

Я вздрогнула, до того неожиданно Солярис появился рядом, прежде отлучившись с Кочевником к соседним прилавкам с кузнечными молотками и брошами. На его раскрытых ладонях, однако, лежал вовсе не железный инструмент.

— Давай. Выбирай, — поторопил меня Сол, расправив два шелковых платка у меня перед носом — один с бахромой, другой без. — Какой из них?

— А там что? — спросила я, кивнув на холщовый мешок за его плечом, которого еще полчаса назад не было.

— Припасы.

— Так Ясу же сказала, что снарядит нас всем необходимым в дорогу...

— «Все необходимое» Мелихор сама собирать вызвалась, помнишь? Готов поставить свой хвост на то, что из съедобного она возьмет только булки. Ей нельзя доверять такие вещи, поэтому я сам все купил. А это так... Подарок, — Солярис отвел глаза, и от того, как мило покраснели кончили его ушей, не хихикать, а выбирать платок стало еще сложнее. — Ну? Какой из них? — Он нетерпеливо затрясся. — Или сразу оба хочешь надеть?

Не считая этой самой бахромы, платки были абсолютно одинаковыми, карамельно-кремового цвета с белым, едва различимым орнаментом в виде цветов, в незаметности которого и таилось все изящество. Я всегда любила такие лаконичные и нежные вещи, потому что дома титул обязывал меня выглядеть выглядеть соответствующе — драгоценная госпожа не может не носить драгоценностей. И Солярис знал обо мне даже это. Он знал абсолютно все, но почему-то по-прежнему вручал подарки мне так, словно угрожал ими. Из-за этого я поспешила взять платок наобум, какой сам в руку полезет, и благодарно поцеловала Сола в губы, как он того ждал, ненавязчиво наклонившись ко мне пониже. Обветренные и искусанные, его губы были на вкус как та самая ореховая нуга, которую мы ели вприкуску с чаем до этого.

Солярис сам повязал платок вокруг моей головы, аккуратно убрав под него красные волосы, и мы продолжили путь в чуть большем спокойствии, чем до этого.

Хоть Амрита казался огромным, в два, а то и в три раза больше Столицы, мы обошли его всего за час. Целую треть города занимал рынок, и я не стала утруждать себя тем, чтобы запоминать названия его улиц, покуда везде все продавалось невпопад: рядом с дорогими шелками — подковы и мечи, а рядом с лекарственными травами — ядреные специи, мешки с которыми высыпались перед покупателями по первому зову. Я понюхала горсть таких, оранжево-красных, как пламенеющий закат, и принялась чихать во все стороны, быстро затопив ладони соплями и слезами. Оказывается, то был призрачный перец, который собирают только тогда, когда хотя бы один варан, отведавший его, умрет в агонии, сожжённый невыносимой остротой изнутри. Кочевник долго хохотал надо мной, но потом Солярис сказал, что по традиции Ши любой, кто сможет съесть хотя бы ложку этого перца, имеет право попросить у ярла любого коня себе в дар, и Кочевник буквально нырнул в мешок специй лицом. Тогда пришел наш черед смеяться.

И хотя то действительно был смех, мне все еще хотелось плакать. Золотые маски богов позвякивали у меня в наплечной сумке — более я никому не доверяла их, носила с собой, но не как трофеи, а как проклятые реликвии, память об утрате и чести, которой не был достоин никто из смертных, включая меня саму. Кончики пальцев до сих пор покалывало от совиных перьев, и запах вина преследовал попятам, заставляя порой оборачиваться и искать взглядом в толпе того, кого уже не было ни на этом свете, ни на том. Солярис видел, до чего мне скверно, и благородно молчал о Принце, сиде и Селене. Зато он много говорил о войне, о том, что надо сделать по возвращению в Столицу, чтобы вернуть все на круги своя, и продолжал водить меня по Амрите, к которой на самом деле был абсолютно безразличен. Лишь потому, что мне помогало не стоять на месте, не стоял и он.

— Ах, так вот, что такое куркума!

Желтый рис, который ворочали в бурлящем масле, я сначала пробовала с опаской, но затем быстро управилась с целой миской, купленной после долгого стояния в очереди, до того вкусным он оказался. В голове проносились слова и тексты Дейрдре, посвященные Амрите, и я искренне старалась отвлечься на них, мешая черпаком тот самый рис, который подавался вместе с порцией рубленной бараниной и кинзой. Куркума же оказалась сладко-пряной на вкус, и я, не устояв, купила с собой в дорогу небольшой мешочек — в Дейрдре самым большим изыском считался чеснок с хреном, и экзотические специи из Ши было сложно достать. Потому я ела охотно, пока елось, и даже позволила себе разделить с Кочевником кувшин гранатового вина, чтобы протолкнуть рис, то и дело встающий в горле комком из-за дурных воспоминаний.

Солярис воздержался от еды, назвав ее слишком жирной и «неудобоваримой», и потому терпеливо сидел на краю стола, прибитого к красному шатру в конце улицы. Все блюда здесь готовились на открытом огне, и обедали потому тоже на улицах под сенью плотных шерстяных навесов, а не внутри нагретых солнцем трактиров. Можно было лично следить за тем, как заказанного тобой цыпленка маринуют в чане со скиром и травами, а затем при тебе же и жарят за каменной оградкой гостевого двора.

— Будешь доедать? — спросил у меня Кочевник, капая соусом из печенных баклажанов себе на подбородок, и потянулся рукой к моей миске за последними кусочками баранины. Солярис вдруг резко подорвался с места и едва не перевернул за собой и без того шаткий стол, на что Кочевник испуганно одернул руку и захлопал округлившимися глазами. — Э-э, чего всполошился, ящер? Она же не вроде не против. Ладно-ладно! Не трогаю я еду принцессы, не трогаю...

— Надень платок, — сказал Солярис, глядя на меня в упор.

— А?

Я облизнула губы, растягивая послевкусие выдержанного вина, и непонимающе скосила глаза на кремовом платке, который спустила с головы и развязала под шеей, чтобы не испачкать во время еды. Жаркий ветер развивал волосы, и перед самым носом вилась рубиново-красная прядь, но здесь на меня никто не смотрел — ни одна принцесса не могла тягаться с жарким из свинины и вином. Однако Солярис встревожился ни на шутку. Вытянул шею и выглянул из-под навеса шатра на небо, где уже проступали первые сумерки. Нос у него задергался, как у охотничьей гончей. Я решила, что он просто поторапливает нас, чтобы мы успели вернуться в замок и отдохнуть перед долгим полетом, но затем Сол оглянулся на толпу и стал всматриваться поверх человеческих голов в ближайшую к нам башню — молочную и зазубренную, сторожащую город по ту сторону стены.

— Солярис, что-то случилось?

— Уходим, — сказал он коротко и дернул меня за рукав так резко, что я перевернула миску с остатками риса на землю. Другие посетители лениво повернулись на шум.

— Чего? Уже? — Кочевник разочарованно застонал, будто не успел к этому моменту выпить почти целую бочку вина в одного. При этом язык его даже не заплетался, а руки крепко держали тарелку, которую он жадно вылизывал, на наевшись. — Я еще даже не подрался ни с кем! Шлялись по этому вашему рынку только, а ты все причитал, этого не бей, того не бей...

— Солярис, — Я сжала его руку, заставляя замедлить шаг: уже спустя минуту мы неслись по базару, забыв на столе мешок со всем купленным, и я спотыкалась, едва поспевая. — Что происходит?! Куда мы?

Он не ответил, да это было уже и не нужно. Раздался бой городских колоколов, и та самая молочная башня, от которой мы стремительно удалялись, посыпалась на куски, разрушенная снарядом катапульт.

Смолкла музыка и песни, мелодия уда увязла в криках людей и детском плаче. Уличные повара и подавальщики бросились в россыпную, торговцы принялись судорожно сметать со своих прилавков все ценное, и мимо промчался отряд хирда с щитами и копьями наперевес. Мы трое едва не потеряли друг друга в закипевшей вокруг суматохе, но Кочевник схватил меня за шкирку и выволок из столпотворения, когда я уже начала задыхаться и падать, задавленная обезумившим потоком людей. Руки судорожно прижимали к груди сумку с золотыми масками, а сверху сыпались молочно-белые камни, и несколько человек раздавило у меня на глазах. Трехлетний малыш истошно плакал, ковыряя пальчиками обломки, из-под которых торчала неподвижная женская рука. Брызги крови и песок осели на новой одежде и кремовом платке, в который я уткнулась носом, сдерживая кашель и тошноту, пока Солярис тащил меня окольными путями обратно к замку, а Кочевник расталкивал людей, чтобы нас снова не зажали в тиски и не сбили с ног. В воздухе запахло железом и огнем.

— Вы целы?! Целы? Сильва'ши старши! Я уже хотела лететь за вами. Там такое происходит! Воташа'на! Война! — затараторила Мелихор, путая общий язык с драконьим от волнения, и спикировала на нас с подоконника, едва мы втроем миновали три моста, идущие через три кольцевых реки вокруг замка, и оказались внутри белокаменных стен.

Ворота закрылись за нашими спинами, отделив от хаоса и боли, которыми стремительно полнилась Амрита, а руки Мелихор принялись заботливо оттирать лицо Сола от грязи, заодно проверяя на наличие ран. Щеки его покрывал толстый слой пыли, волосы посерели от сажи, и хафтан, только-только подаренный Ясу, превратился в лохмотья, замасленный и порванный в толпе теми, кто тоже пытался спастись из давки и хватался за всех подряд.