Кровь боярина Кучки
Шрифт:
«То ли сон, то ли явь?» - вздрогнул Род.
А каптан уже замер внизу, глубоко под его ногами. Трудно всходят на крутой берег две женские фигуры под белыми понками, а за ними карабкаются всего-навсего двое охранышей. Смело отправилась в лесной путь хозяюшка каптана!
Вот все уже рядом с ним, и она подняла лицо. Господи, та ли это Улита! Хвостовая шапка девья. Из-под неё взглядывает не вопрошающая судьбу дева, а умудрённая жизнью жена.
– Здрав буди, Божий человек!
– произносит она прежним Улитиным голосом.
Многие слова перебрал он, идучи к этой встрече, чтобы ответствовать влепоту. А тут язык к нёбу прилип, уста занемели, как у покойника. Он лишь наклонил голову и повёл
– Принял обет молчания, - достиг его слуха шёпот одного из охранышей.
Пока топили и обустраивались, он стоял, не входя в избу, как потерянный. К нему подошла Лиляна:
– Не ждала в таком месте, в таком обличье встретить тебя, Родислав Гюрятич.
– Зачем пожаловали в мой дром?
– едва выговорил он.
Сенная девушка тяжело вздохнула.
– Настояла госпожа.
Он понял: Лиляна отговаривала её от такой поездки.
Тут же к ним подошла и сама Улита.
– Поди покорми людей, и пусть отдыхают, - велела она Лиляне.
– Мне надо побыть с отшельником.
– При этом она метнула лукавый взгляд в сторону хозяина избы. Ну совсем прежняя Улита!
– Где ж подлинная твоя затворница, Божий человек? Мне деверь Ростислав сказывал: она спрятана в лесу.
Род кивнул. Стало быть, Ростислав, вернувшись, указал Улите дорогу к его тайному обиталищу.
– Буди милостив, проводи меня в главную свою келью, - настаивала княгиня.
– Дозволь лицезреть, как спасаешься.
– Без постава [369] это будет, моя госпожа, - вмешалась Лиляна.
– Тебе сказано: покорми людей, - ожгла её взором Улита.
Они остались одни.
– Пойдём, Родинька, пойдём, - услышал он мягкий знакомый голос.
– Очень долго я к тебе добиралась, да не напрасно же!
И они пошли.
Очень скоро княгиня оскользнулась на хрупком насте и провалилась. А берег уже исчез из виду. Род поднял её. Она так же горячо прижалась к нему, как давно в лесу, когда спасались от бродников.
[369] БЕЗ ПОСТАВА - беспричинно, неуместно.
– Не гораздо твой деверь сотворил, обнаруживая меня, - смущённо вымолвил Род.
– Он велел вызвать у тебя, сколько жить ему остаётся на белом свете, - тихо засмеялась Улита.
– Ты почему-то этого ему не открыл. А мог?
– Она лукаво и подозрительно глянула на него.
– Ты кукушка?
Тут уж и сам отшельник усмехнулся неожиданному сравнению.
– Когда я этого ничевуху выволок из болота, всего па два лета земное бытие его продлил. Высшие силы не попустили, чтоб сократился срок, для него отмеренный. Вот через меня его и спасли. А ты, - подозрительно спросил он Улиту, - ты ему Божьей тайны не откроешь? Я ненароком проговорился. Бог скрывает от нас срок смерти.
– Не опасайся, - прижала женщина поддерживающую мужскую руку.
– Поступлю не по-людски, а по-божески. Открою, что проживёт сто лет.
Вот они и вошли в избу.
– О!
– воскликнула гостья, обозревая чистоту и порядок, а главное - медвежью шкуру во весь пол.
– Где купил, кто подарил такого страшного зверя?
– Позапрошлой зимой, идучи по заячьему следу, наткнулся на берлогу. Вот и поднял такого стервеника [370] . Потерял надёжного пса.
[370] СТЕРВЕНИК - самый большой, плотоядный медведь.
Тем временем Улита сбросила шубу-одевальницу, разулась, откинула понку, обнаружив не
женскую кику на голове, а девий кружковой венец золотный.– Что же ты не освободишься от чёрного своего наряда, - обратилась она к отшельнику.
– Давно ль принял иноческий образ?
– Голос её при этих словах сорвался.
– Нет, не принял ещё, - вместе с нею разоблачался Род, - Сам по себе ушёл в затвор. Без благословения.
– Ох, - выдохнула Улита и просветлела.
– Не сбылись мои опасения.
– Что тебя привело ко мне?
– чужим голосом спросил он.
Улита снимала червчатый опашень, затем поддёвок под ним тонкого сукна, освободила и распустила уже не прежние пшеничные, а потемневшие волосы, осталась в сорочке из паволоки [371] .
– Что ты творишь, княгиня?
– ошеломлённо глядел на неё отшельник.
– Я не княгиня, - услышал он отчаянный ответ.- Я твоя Улита.
– Быстро развязав у запястья рукав сорочки, она достала из него маленький ларец и подала Роду. В ларце оказался перстень с печатью его отца боярина Жилотуга, который он отдал шесть лет назад на храненье Овдотьице.
– Покойная словно предвидела свою смерть, - последовало грустное объяснение, - Загодя передала мне, чтобы сберечь и тебе вернуть.
[371] ПАВОЛОКА - бумажная или шелковая привозная дорогая ткань.
– Ты привезла его в своём платье, - разглядывал перстень обрадованный сын Гюряты.
Женщина облегчающе рассмеялась.
– Бабьи сорочки - те же мешки: рукава завяжи да что хошь положи, - Затем она расстегнула его безрукавый лазоревый зипун, дёрнула с одного плеча, - Ну!
И вот уже прижалась к нему, как в тот вечер в доме Кучки после трёхлетней разлуки перед пожаром.
– Улита! Ты что? Улита!
– осторожно пытался он отвести крепкие, налитые здоровьем руки.
– Я… я… - от рыданий заходила ходуном её грудь на его груди.
– Жисточка [372] моя! Я не смогла тебя забыть. Не смогла!
[372] ЖИСТОЧКА - любезный, желанный.
Род почувствовал, как его рубашка намокает от её слез. И, уже не сдерживаясь, в яви, не в сладком сне, сжал в крепких объятьях эту снова ставшую родной женщину.
– Я ведь тоже не смог, Улитушка! Никакой затвор мне не помогает.
Оторвав лицо от его груди, она смотрела счастливыми заплаканными глазами.
– Ну какой затвор? Глупый! Живёшь боярином. Дом - полная чаша. Медвежьи шкуры на полу. Разве гак отшельники живут? Нет, ещё силен в тебе язычник… Помнишь, как рядом спали на повети у волхва Букала? Знаешь, что предрёк мне на прощание Богомил? «Быть тебе женимой [373] Рода!»
[373] ЖЕНИМА, ЖЕНИМАЯ - наложница, любовница.
Как они нечаянно, неосторожно опустились на медвежью шкуру? Род в горячке не заметил. Далее он помнил только её губы, её руки… Жарко проскользнуло в мыслях изречение из священной книги: «…станут одно тело и одна плоть». Это о повенчанных супругах. Он туг же позабыл, кто сам и кто она…
Сладостно устав, они лежали рядом.
– Тебя не колет шкура?
– спросил он, желая ей помочь подняться.
– Нет, я не хочу так скоро, - воспротивилась Улита.
– Холодно тебе?
– Натоплено, как в бане.