Кровь боярина Кучки

А ступени уже трещали под обилием ног. Подпёртая дубовая дверь стойко выдержала один толчок, второй, третий…

На угрозы и проклятия Род не отвечал. Он уж определил, что с дверью они в тесноте не справятся. У нападавших иной путь - разметать кровлю, вскрыть сени сверху и извлечь жертву, как узника из поруба.

Так они и спроворили. С грохотом полетело в стороны кровельное пластьё, и десятки ног затоптались по потолку.

–  Близок наш конец, отче, - склонился юноша над седой головой обречённого.
– Скажи, христианского Бога ради, ублаготворило ли твою жизнь схимничье затворничество?

–  Твой конец не близок, - пробормотал бывший князь.

– Мне монашество было влепоту. Страха смерти нет, только боль, что ухожу позорно.

Первое бревно упало посреди сеней, не задев обоих. Вторым бревном повалило Рода, крепко защемило ступню, благо не расплющило, ибо конец второго бревна пришёлся на первое, оно и спасло. Род попытался сесть. Не в силах был освободить ногу. Да и сесть-то не удавалось как следует.

Словно с неба свалившимся в сени оголтелым толпёжникам было не до него. Матерясь или просто хрипя и воя, они поспешили выпростать голого схимника из корзна и поволокли за ноги, освободив от тяжёлого заслона дверь сеней.

–  Пособороваться [365] … причаститься… - умолял их Игорь Ольгович.

Грубый голос ответил:

–  Духовника просишь? А когда вы с братом Всеволодом жён и дочерей наших брали на постели и домы грабили, тогда о попах не спрашивали…

–  Грех… клеветать… - стонал бывший князь.

Его плохо слушали.

–  Каков грех, такова и расправа, - был свирепый ответ.

Голого волокли к ступеням крутой лестницы.

–  Ай-ё! Ай-ё!
– раскачивали уже не издававшего ни звука несчастного. И эти страшные крики напомнили Роду о Диком Поле.
– Ай-ё! У-ух!

[365] СОБОРОВАТЬСЯ - принять перед смертью елеопомазание.

В наступившей тишине явственно прозвучал шлепок тела о булыжную мостовую Мстиславова двора.

–  Убива-а-а-ю-ю-ют!
– пронзил воздух истошный бабий крик.

–  Убьют, так закопают, - успокоил мужской бас.

Несколько самосудцев, не поспевших за расправщиками, остались в сенях и теперь давили друг друга у волокового окна.

–  Кончили!
– объявил один.

–  Верёвку к ногам и поволокли со двора, - продолжил другой.

–  Мне не жаль, - молвил третий.
– Его тиун коня у меня увёл.

–  Кто старое помянет, того черт на расправу потянет, - заметил первый.
– Кто-то и любил Игоря Ольговича. Ты разве не любил?

–  Спереди любил бы, а сзади убил бы, - сурово проговорил обиженный княжеским тиуном.

Самосудцы остывали заметно.

–  Эй, освободите меня, - попросил их Род.

Двое мужиков сняли с его ноги тяжёлое бревно. Род встал, пошатываясь.

–  Погляди, Судила, это ж заговорённый, что дубасил нас у монастырских врат!
– отскочил пугливо тот, что говорил: «Кто старое помянет…»

–  Да, Страшок, тот самый. Щас я ему врежу!
– начал подступаться памятливый на все старое.

Левой рукой Род перехватил его кулак, правой медленно провёл по сивой голове. Самосудец рухнул на колени.

–  Схимника убили! Божья ангела!
– завопил он.
– Нету нам забвенья ни на этом свете, ни на том…

Сотоварищи его переглянулись и опрометью рванулись вниз по лестнице. Род вздохнул и вышел вслед за убежавшими.

Посреди двора алела лужа крови. Михаль в растерзанном полукафтанье подошёл неверным шагом.

–  Мои цепи! Мои цепи!

– стонал он и, заметив Рода, указал на лужу.
– Здесь его прикончили мечом. Набросились стаей стервятников. Я узнал крадёжников-головников: Бурец Ярыгин, Бандюк, Людень… Каждый пёс в Киеве их знает. Только кто этих воров освободил из заточенья? Среди них был Кондратей Шорох.

Род низко наклонился, углядев блеск в крови. Он поднял кончик лезвия меча, на который пал луч солнца. Понял, что убийца, пронзив жертву, обломил своё оружие о крепкую булыжину, коими мощен княгинин двор. Наша сталь, не иноземная. Такой булат не устоит перед природным камнем. Род опустил в карман кровавую находку.

–  Где ж твой господин?
– спросил он Михаля.
– Терем его матери как вымер!

Боярин не успел ответить.

–  Жив, дорогой? Пойдём скорей отсюда!
– обнял друга подоспевший берендейский княжич. Катаноша прядала ушами за его спиной. Не дав проститься с Михалём, Чекман вложил повод в руки юноши: - А ну айда! Великим чудом жив остался, сунул нос в чужое дело. Мне с тобой беда!

–  И вовсе не в чужое дело, - уже на всем скаку прокричал Род.
– Нынче то же творится и в Чернигове, и в Суздале, в самом Великом Новгороде…

–  Натосковались в тишине при строгом Мономахе, - осклабился Чекман, - Теперь рассыпались без вожака и - за грудки друг друга!

–  Такое, как сегодня, даром не проходит, - сказал Род, спешиваясь в берендеевом дворе.
– Жди ещё больших бед.

В одрине княжича он выразил желание не есть, а спать.

–  В такую рань?
– спросил Чекман.
– Что ж, воля гостя для хозяина - закон. Разоблачаешься? Вай, что это с твоей рубахой? Она трещит, искрит!

–  Не ведаю, что это, - смутился Род.
– Помню, приёмный мой отец Букал снимал рубаху, она всегда трещала искрами.

–  Таинственная сила в ваших телах, - предположил Чекман.

Род погрузился в сон мгновенно…

Когда проснулся, княжич сидел на сундуке напротив. Ждал пробуждения, любуясь гостем.

–  Ты… никуда… не уходил?
– не поверил глазам Род.

–  Ха!
– сверкнул Чекман белыми зубами, - Я почти весь Киев обошёл. Все выведал. Все знаю.

–  Что стало с убиенцем?
– сел на одре Род.

–  Голый труп проволокли сквозь Бабин торг к мраморной церкви Богородицы, - рассказывал Чекман.
– Там собрались вокруг, смотрели, как невинные. Тысяцкий Лазарь им сказал: «Воля ваша исполнилась. Игорь мёртв. Погребём тело его». А они - представь себе: «Не мы убийцы, а Давыдовичи и сын Всеволодов. Бог и святая София защитили нашего князя Изяслава!» Дети, а? Потом на чьих-то дрогах повезли тело на Подол в церковь святого Михаила, что в Новгородской части. Там киевляне-новгородцы благоверно подходили, брали кровь его, куски одежд, коими сами перед тем покрыли. Говорили: «Это нам на исцеление и на спасение души». Вах-вах, какая страсть!

–  Там были не те люди, что убили, - объяснил Род.
– Убивали выпущенные преступным промыслом подстражники-злодеи.

–  Это мне вневеды, - пожал плечами берендейский княжич.
– А ещё вот что я узнал: Владимир, Лазарь и Рагуйло наблюдали за убийством из окна терема. Не дождались подмоги, порывались сами выскочить, да Улеб их не пустил. Ба-а-альшой хитрец этот Улеб!

В обсуждении случившегося прошла вечеря у хозяина и гостя. Род попросил постное, памятуя о пятнице.

–  В пятницу… убивать!
– не шёл у юноши кусок в горло.