Кровь боярина Кучки

Род, как бы опомнившись, присел и оглядел свою женимую. Мечталось ли, что обнажённая русалка, встреченная в лесу, вернётся спустя шесть лет дебелой женщиной в его объятья?

–  Вот стали мы с тобой прелюбодеями, - сказал он сокрушённо.

–  До сих пор себя казню, что не ушла с тобой в ту ночь, - потянула она Рода к себе.
– Якимку-братца пожалела. А теперь он щап из щапов! В золоте, в каменьях самоцветных. Тошненько любоваться: княжий постельничий! Уж лучше бы охотничал в лесу, как ты.

–  Ах, не казнись, - печально успокоил Род.
– В ту ночь Вевея стерегла наш побег. Охраныши таились наготове. Нам было не уйти.

–  Вевея, Родинька, мой тяжкий крест, - поморщилась Улита.
– Добро, лазутничала по изволу батюшки, худо, что Андрею служит тем же.

–  Сейчас Вевеи нет, - прижал скиталец к сердцу чудом возвращённую любовь.
– Уйдём со мной. Никто нас не найдёт. Брось этот мир.

–  Ты что?
– тихонько отстранилась женщина, - А Гюргий маленький? А крошка Гранислава?

–  Измыслим, как детей похитить, - уверенно пообещал недавний бродник, - Где они сейчас?

–  Двухлетний Гюря, двухмесячная Граня сейчас в обозе, - вздохнула мать.
– Их нянюшки блюдут. Я деток не возьму на тяжкий путь. Они в нашей любви не виноваты.

В затворнице царило долгое молчание. Род его нарушил первый:

–  Моему сердцу ведомы все твои узы: ведь ты жена!

–  Мне моё женство [374] опостылело, - откликнулась Улита.

–  Муж тоже опостылел?
– не сдержался Род. Улита не обиделась, почувствовав в вопросе ехидство ревности. Ответила спокойно:

[374] ЖЕНСТВО - брачное состояние.

–  Андрей мне не был люб. Ты знаешь. Одного тебя любила и люблю.

–  И я, - спешил признаться Род.

–  Теперь, после посяга, убедилась, что ты одну меня любил, - погладила Улита его руку.
– Не стала я твоей подружней. А вот любить тебя ничто не помешает.

–  Как мужу поглядишь в глаза?
– жалеючи, напомнил Род.

Улита неожиданно и резко рассмеялась.

–  Я ежедень и еженощь гляжу ему в глаза с великим равнодушием. Он силой взял меня. Теперь привык. И женобесие [375] своё оказывает, не таясь. Как женской вещью [376] мучаюсь, так и глядит на челядинок, кого бы охребтать [377] . Набабила [378] ему двоих детей и стала не любавой, а княгиней. Да дети ни при чём. Им мать с отцом нужны, - Говорила она жёстко, тяжело.

[375] ЖЕНОБЕСИЕ - непомерное женолюбие.

[376] ЖЕНСКАЯ ВЕЩЬ - месячные.

[377] ОХРЕБТАТЬ - овладеть.

[378] НАБАБИТЬ - нарожать.

Род поспешил в иное русло свернуть речи:

–  Куда ты сейчас едешь? Не ко мне же поезд.

–  Ехала к тебе.
– Улита перевела дух.
– А поезд едет в Вышгород. Гюргий выгнал Изяслава из столицы. Ведь перебежчик Ростислав донёс, что киевляне ждут суздальского Мономашича. Свёкор мой отважился на злую битву и не ошибся. Убийство Игоря, должно быть, разделило киевлян. У Гюргия пополнились союзники. Сев на великокняжеском столе, он роздал сыновьям уделы. Андрею выпал Вышгород.

–  Что ж делать нам теперь с тобой?
– невольно высказал свою заботу Род.
– Опять расстаться? И навсегда?

Улита крепко обняла его:

–  Пусть твоё сердце не болит. Найду возможность видеться. Доверься моей хитрости. Уж я тебя не потеряю больше.

–  Станем грешить? Как вот сейчас?
– упал голосом Род.

–  Адам и Ева, будучи в раю, не выдержали, согрешили, - успокоила Улита, - А мы с тобой в аду.

–  А коль родится у тебя женимочищ? [379]– предостерёг несчастный любодей.

–  Пускай родится, - успокаивала ласками Улита, - Не желай жены, а желай сына.

[379] ЖЕНИМОЧИЩ - сын наложницы.

Род содрогнулся от таких слов. Ведь это заповедь Букала! Припомнилось и страшное напутствие игумена Анании: «Путь твой не в монастырь, а в блуд». А иная заповедь Букала: «Береги одиночество»? Разве он его сберёг? Мысли покаянные были укрощены Улитой, её губами, её ласками…

Повечер в синий час сумерек, хотя и медленных по-зимнему, да ранних, бывший отшельник провожал княгиню к приднепровской келье.

–  Андрей ожидает тебя в Вышгороде?
– допытывался он.

–  Нет, в Вышгороде он меня не ждёт, - отозвалась Улита.
– Андрей воюет на Волынии. Как сказывает вестоноша, дело там затеялось жаркое. Боюсь я за Андрея, - вырвалось признанье у княгини.
– Боюсь осиротить детей, - тут же добавила она.

Род промолчал.

–  Держи путь в Киев, Родинька, - высказала Улита просьбу, засматривая ему в лицо.
– Как только изыщу возможность свидеться, сейчас же накажу Лиляне оповестить тебя.

–  Пускай придёт на Пасынчу беседу за церковью святого Илии в дом Кондувдея, - подсказал Род.

Они расстались как чужие, княгиня и отшельник. Лиляна, хмурая, не говорила с ним и, кажется, ни словом не простилась, кивнула только.

Заклацали ножом по сердцу боркуны. Днепр опустел. Род возвратился в сиротливую затворницу, чтобы до мелочей все вспоминать и думать-передумывать окаменяющие совесть думы…

3

Дом Кондувдея разорён. Окна без оконниц, дверные проёмы без дверей. В ложне, где когда-то отдыхал Род, стоялая утварь [380] переломана, на полу - золотная парча, камчатная ткань - кусками, как дешёвое рванье. Глядя на такой разор, ошеломлённый пришлец внезапно обеспокоился об оставленной Катаноше: не свели б со двора!

Выскочив из обесчещенных хором, сразу увидел кобылицу, привязанную к столбу под крыльцом. Возле неё уже стоял молодой торчин, любовно поводя рукой по холке.

[380] СТОЯЛАЯ УТВАРЬ - мебель.

–  Эй!
– грозно крикнул Род.
– Это моя кобыла!

–  Вестимо, твоя, - во все лицо осклабился торчин.
– Вот и сторожу. Не узнаёшь меня, друг Чекмана?

Род узнал того самого привратника, что не хотел его впускать, а потом посылал челядинца за княжичем.

–  Тогда пришёл бедный, теперь приехал богач!
– цокнул языком торчин.

Дорогая сряда на Катаноше и её всаднике воплощала в себе все добро, что сотворил и скопил отшельник за три года затворничества, а по выходе в мир продал.

–  Где Кондувдей? Где Чекман?
– спустился он с крыльца к бывшему привратнику.

–  Далеко-о! В Поросье, - сощурил торчин грустные глаза.
– Твой князь сел в Киеве. Мой князь бежал в Торческ. А я вот исподтишка сторожу: кто куда что уносит. Может, потом маленько вернуть удастся… А Катаношу сразу узнал и тебя узнал…

–  Друг, - озабоченно обратился к нему Родислав по-торкски, - сюда придёт женщина, станет спрашивать меня. Род моё имя, Ро-о-од!

–  Знаю. Так Чекман называл тебя, - закивал торчин.