Кровавая невеста

— Ммм... — глаза Алессандро блуждали по комнате.

Я с ужасом поняла, что не прибралась сегодня. Кофейные чашки и одежда покрывали поверхности, я опрокинула коробку, которую привезла из папиного дома, и все рассыпалась повсюду. Я даже не потрудилась застелить кровать.

— Эта комната — свинарник. — Он был слегка поражен этим фактом.

Я покраснела: — Я хотела прибраться, правда хотела. Но я отвлеклась...

— Ты живешь здесь два дня. Как здесь уже может быть так грязно?

— Ты бы видел мою детскую спальню. А я прожила там двадцать два года.

Алессандро взглянул на меня: — Я думаю, что это просто отвратительно.

— И будешь прав, — я рассмеялась. Как только это прозвучало, я сделала паузу. Стояла ли я здесь, обсуждая случайные темы с Безбожником? Неужели он убаюкивал меня чувством безопасности? Когда он решит наказать меня?

Его темные глаза блуждали по мне: — Ты снова боишься меня. Я вижу. — в его голосе не было ни грусти, ни радости по этому поводу.

— А я не должна бояться? — прошептала я.

— Здравый смысл говорит, что должна, — ответил Алессандро.

Я покачала Фрикадельку на руках: — То, чего мне не хватает в здравом смысле, я компенсирую манерами.

Могу поклясться, что Алессандро почти улыбнулся. Или, возможно, я действительно схожу с ума. Это объясняет, почему я продолжаю возражать своему мужу.

Алессандро еще раз осмотрел кровать. На его лице появилось хищное выражение.

Мой желудок сжался.

— Мы будем... — я запнулась, не в силах произнести ни слова.

Он повернулся ко мне, медленно и осторожно.

— Мы будем трахаться? — сказал он. — Это то, о чем ты хотела спросить?

Я покачала головой.

Алессандро оживился. Он подошел ко мне. Я отступила назад, но ударилась об окно позади себя. Прохладное стекло прижалось к моей коже, что противоречило огромному теплому мужчине, который смотрел на меня сверху. Алессандро положил руку по обе стороны от моего лица и наклонился, чтобы встретиться с моими глазами.

Я едва могла дышать.

— Как твой муж, я имею право обладать тобой. Я могу взять тебя прямо сейчас, и это будет моим правом.

Я сглотнула: — Ты собираешься?

На его лице появилась ухмылка. В этом не было ничего забавного: — Нет. Пока нет. Не сейчас, когда ты физически не готова к этому, — он протянул один из своих больших пальцев и провел им по моим волосам. — Я бы не хотел навредить своей новой невесте. Во всяком случае, не так скоро.

Он не собирался спать со мной снова, пока я не исцелюсь? Исцелюсь от огнестрельной раны или от нашего предыдущего сеанса?

Алессандро наклонился ближе, и на мгновение я с ужасом подумала, что он собирается меня поцеловать. Вместо этого он прижался носом к моей щеке, вдыхая мое дыхание: — Ты так боишься. Даже когда меня нет в комнате, я слышу, как ты аккуратно кладешь вещи и говоришь тихо, чтобы не разбудить зверя.

— Это твой дом, — пискнула я. Его присутствие было слишком сильным. Слишком горячим, слишком большим... — Я не хочу быть грубой.

— Нет, — мягко рассмеялся он. — Ты никогда не хочешь быть грубой, не так ли? Твои манеры образцовы, поведение безупречно, а внешность идеальна. Ты безупречна, не так ли? Как дрессированная обезьяна.

Я прикусила язык. Быть женщиной в этом мире — тяжелый труд, и даже я спотыкалась несколько раз в день.

— Тебе нечего сказать? Конечно, нет. — Алессандро отступил назад и встретился с моим взглядом. — А я-то думал, что ты скрываешь что-то уродливое под этой золотой внешностью.

Я посмотрела на него в ответ: — Я твоя жена. Я живу, чтобы создать твой дом и твоих детей.

Он усмехнулся. Зрелище было диким и ужасающим: — Как скажешь.

Алессандро отстранился от меня, освобождая из тюрьмы своих рук. Я втянула воздух сквозь зубы, чувствуя сильное головокружение. Фрикаделька в моих руках, казалось, тоже расслабился.

— Спокойной ночи, — он сказал это так, как-будто ему было совершенно наплевать на то, как я сплю. Я смотрела, как он идет к двери. — Завтра тебе предстоит еще один утомительный день в роли миссис Роккетти.

Дни утекали как вода.

Каждый день я занималась своей жизнью в парализующем страхе, наблюдая за Алессандро в поисках любого признака того, что он может причинить мне боль. С момента пробуждения, оставшись одна, я избегала его весь день, что было несложно, когда он работал вне дома до самого ужина. За ужином мы обменивались вежливыми, но напряженными светскими разговорами об ужине и погоде.

Каждую ночь я ложилась в свою кровать и смотрела на дверь, пока усталость не тянула меня в темноту.

Только великолепный Фрикаделька, который трижды мочился в доме и вдвое больше раз какал, приносил мне хоть какое-то подобие расслабления. Даже если он был символом чего-то большего, он не мог говорить. Поэтому Фрикаделька был свободен от роли шпиона.

В начале февраля выдалось несколько редких теплых дней, и я выбрала это время, чтобы вывести Фрикадельку на небольшую прогулку. Он выглядел так мило в своих маленьких ботинках, что я чуть не расплакалась.

Оскуро взглянул на него и покачал головой.

— Вы не думаете, что Фрикаделька выглядит лихо?

Я рассмеялась: — Я думаю купить ему маленькую шапочку.

— Как считаете нужным, мэм, — но по тону Оскуро стало ясно, что он думает на самом деле.

Я снова рассмеялась.

Весь Чикаго, похоже, был такого же мнения обо мне и вышел на улицу. Слой снега все еще покрывал все вокруг, но было приятно почувствовать солнце на своем лице, даже если оно мало помогало бороться с моим замерзшим носом.

Оскуро шел рядом со мной, грозный и бдительный.

Я попыталась завязать разговор, но, как обычно, Оскуро не захотел. Я не хотела надоедать ему разговорами, поэтому прикусила язык, чтобы не болтать.

Когда мы дошли до другого конца парка, я заметила общественный туалет: — Оскуро, ты не мог бы присмотреть минутку за Фрикаделькой? Мне очень нужно в туалет.

Оскуро поджал губы, но кивнул. Он прислонился к туалету, выглядя немного жутковато. Я вздохнула, но не сказала ему, чтобы он отошел. Не похоже, чтобы он это сделал.