Кровавая весна 91-го продолжается

— Ошибаетесь, — улыбнулся Андрей. — Насчёт роста всё правильно — маньяк высокий. Но ещё для комплекса Наполеона характерны высокомерие, болезненное самолюбие, искаженное восприятие реальности, нежелание признавать свои ошибки, постоянные попытки возвыситься, продемонстрировать свое величие и неуязвимость. Я, прежде всего, это имел в виду — у маньяка всё перечисленное присутствует.

— Ладно, давай перейдем к делу, — хлопнул ладонью по столу прокурорский работник. — Ты осознаешь, что рискуешь своей жизнью?

— Осознаю, — кивнул Максимов. — Риск — дело благородное. Особенно, если есть возможность поймать этого ублюдка. После того, как я ему помешал похитить Леру, нашел его берлогу и заставил скрыться, он не успокоится, пока не отомстит. И пока маньяк на свободе, — я, мои родные, Лера не могут быть в безопасности. Не говоря уже о других девчонках — потенциальных жертвах. Все равно, рано или поздно мне придется с ним схлестнуться. И лучше рано, чтобы никто больше не погибал.

— Резонно, — после непродолжительного молчания согласился следователь. — Ну что же, я услышал твою позицию. Не могу сказать, что полностью одобряю, но понимаю, и принимаю. Теперь останется ещё одна формальность. Надо чтобы твои родители дали добро на твоё участие.

— Дадут, — твердо ответил Максимов. — С мамой будет тяжело, с отцом — полегче. Вместе мы её убедим.

— Когда с ними поговоришь? — деловито поинтересовался следователь.

— Завтра вечером, придут с работы, пообщаюсь, возможно, сперва с отцом.

— Тогда послезавтра в шесть вечера приходи в райотдел, я как раз приеду из Москвы. Если твои родители не будут против, дадут согласие, подпишут бумаги, начинаем операцию, — Владимир Александрович вздохнул. — Я со своей стороны, беру на себя газеты, телевидение и всё остальное.

— Договорились, — улыбнулся Максимов.

— Тогда бывай, — следователь поднялся и протянул ладонь.

Рука у Владимира Александровича оказалась мозолистой и крепкой. Следователь задержал руку Максимова в своей пятерне и невинно поинтересовался, глядя в глаза.

— А что это за драка у тебя с местной шпаной вышла? Что-то не поделили? Только откровенно.

— Я со шпаной не общаюсь, — сухо ответил Максимов.

— Почему? — поднял брови Владимир Александрович. — Был печальный опыт?

— У меня к вам тогда встречный вопрос, — усмехнулся Андрей. — Только ответьте откровенно. Вы берете взятки у преступников?

У «важняка» изумленно взлетели брови.

— Что за дурацкий вопрос? — возмутился он. — Нет, конечно!

— Почему? — театрально изумился Максимов. — Был печальный опыт?

Владимир Александрович хохотнул.

— Подловил, — весело признал он. — Так всё-таки, что у тебя с этими зареченскими вышло?

— Если кратко и не вдаваться в подробности и нюансы: шел с девушкой пристали, схватили девчонку, пришлось драться, чтобы она убежала.

— Понятно, — хмыкнул следователь. — Ладно, я тебя больше не задерживаю. До встречи.

— До встречи.

* * *

Багровый от злости и стыда Антон Лесин стоял перед отцом, опустив голову.

— Сына, скажи мне, ты — дурак? — прошипел первый секретарь. — Зачем ты полез мстить этому Воронову? Всемогущим себя почувствовал? Во взрослые игры поиграть захотел? Почему ко мне не обратился? Это я на аппаратных играх собаку съел, и большой жизненный опыт имею. А ты ещё толком из яйца не вылупился, всю жизнь сидишь под моим крылом, ни копейки не заработал, только деньги тратишь.

— Мишка перед отъездом заехал, — виновато забубнил отпрыск, не поднимая взгляда. — Сказал, из-за этого Воронова, менты на хвост сели и его в Грузию отправляют. Денег оставил — пятьсот рублей. Просил наказать его, подставить как-то. Когда уезжал, Мишка переговорил с брательником, чтобы мне помогал. Оставил телефон, чтобы обращался, если понадобится. Бать, я с ним уже сколько лет дружу, как отказать? И эта скотина Воронов, действительно, много о себе возомнил. К Инге подкатывался, а она этому выскочке постоянно улыбается и глазки строит. Ненавижу гада! Я обратился к Хомякову, он на Воронова тоже зуб точит. Толик придумал, как этого гада подставить в Москве. Все расклады дал, как один из организаторов. Водителей Авто по своим раскладам пробил. Потом на одного из них, Гришку наехал, пояснил, если не скажет, что надо, брату на зоне плохо будет. Я с Киреевым перетер, четвертак дал, чтобы сумку Воронову показал, сделал так, будто идея напоить ребят его была. Авто с дальними родственниками в Москве договорился, за кафе, а Хомяков заведение по просьбе Тамары Владимировны «нашёл». Кто же знал, что этот Воронов такой ушлый? Раньше он таким не был.

— Раньше ты такой фигней не страдал, — злобно ощерился первый секретарь. — Если сам пацан зеленый, мог бы ко мне за советом обратиться! Ты же понимаешь, что вся ваша комбинация с водкой — детский сад, штаны на лямках. Очень много дыр, она операми разбивается на раз-два. Как вы ещё Авто в это всё втянули? Не понимаю, он мужик взрослый, уже жизнь повидал.

— Брательник обратился, — буркнул Лесин-младший. — Попросил помочь — он сделал.

— Ну и дурак, — хмыкнул Владимир Петрович. — Пошел на поводу двух малолетних дебилов. Хотя понятно, он — кавказец, Мишка — его младший, там отношения в семье другие.

— Хомяков с ним дела не имел — я разговаривал как друг Миши, — признался Антон.

— Хоть тут сообразил, — фыркнул первый секретарь. — Не по масти ему с комсоргом общаться. Если бы узнал, тебе претензию предъявил. Ладно, теперь слушай меня. Ты и Миша — малолетние идиоты. Бадри мне проблему сына обрисовал. Мы бы этого щенка посадили или, по крайней мере, жизнь испортили. Отец твоего Миши лучших адвокатов подключил, там ситуация выигрышная была. Свидетелей нашли, что твой Воронов драться первым начал. Правда, сявки девушку первыми схватили, но это можно было на шутку перевести, заигрывали они так. Зареченским уже сказали, что и как говорить. Игнатову этот Воронов коленную чашечку разбил, ещё одному чуть пальцем глаз не выколол. Так что превышение пределов необходимой самообороны с последующей уголовной ответственностью можно было пришить. С судьей, по просьбе Бадри, я поговорил, полковника мы тоже настроили, как нужно, всё было готово. А вы с Хомяковым своими тупыми подставами нам всю игру поломали. Ко мне начальник УГРО приехал вместе с опером Димой, братом ещё одного твоего одноклассника. Они за выходные, пока мы на рыбалке все вместе прохлаждались, дело полностью размотали. Ивлеева и водилу раскололи, показания запротоколировали, подписали. А во вторник — Хомякова. И о наших действиях, работе с подследственными и судьей узнали. Меня и Бадри поставили перед выбором. Либо запускают и полностью раскручивают дело, привлекают тебя и Авто, либо зареченские едут на зону, а Воронова никто не трогает. И как ты думаешь, что я выбрал?

— Понятное дело, — скривился Антон. — Значит, Воронову ничего не будет?

— Не будет, — вздохнул первый секретарь. — Пойми, обстановка сложная. Могут в прессе истерику раздуть, особенно в демократических газетах и на телевидении. Там такие истории о «партократах» обожают, и всё в духе «Гласности», будь она неладна. А мне сейчас, кровь из носу в кресле удержаться надо. Потом все будет по-другому, но тот кто городом управляет, при власти останется. Чувствую недолго коммунистам править осталось, всё под откос летит. Теперь бы момент не упустить… Поэтому скандал мне не нужен. Пока я сделать ничего не могу. Но это пока. Есть у меня одна мыслишка, как твоего Воронова наказать. Не сейчас, а немного позже, когда твои художества чуть позабудутся.

Глава 17

Владимир Александрович терпеливо подождал, пока за Андреем закроется дверь, и шаги парня затихнут вдали, вопросительно глянул на брюнетку.

— Что скажешь?

— Как психолог? — усмехнувшись, уточнила женщина.

Следователь кивнул.

— Очень интересный парень. Умен, уверен в себе, любой бы подросток на его месте в кабинете следователя чувствовал себя не в своей тарелке, этот же общается свободно, непринужденно даже шутит, будто разговаривает с ровесниками. Странное впечатление производит, будто не школьник, а зрелый мужчина.