Кровавая весна 91-го продолжается

— У меня тоже такое мнение сложилось: умён и хладнокровен не по возрасту, — признался «важняк».

Помолчал и добавил:

— Как думаешь, он может быть причастен к преступлениям?

— Навряд ли, — с нотками сомнения ответила психолог. — Я внимательно за парнем следила — говорил он искренне, но может быть, чего-то не договаривал. Это вполне нормально, и может быть не связано непосредственно с маньяком, а например, с его ощущениями, чувствами или фактами биографии. А что, вы его подозреваете?

— Нет, — вздохнул следователь. — Просто странно получается. Он в каждой бочке затычка. Сам на след маньяка в Митяевке вышел, в Строгово его логово нашел, схрон лесной неподалеку — тоже. Потом убийцу преследовал, не дал забрать девчонку, вступил с ним в рукопашную, поранил. Вещественные доказательства из огня спас. А ранее, по его словам, с профессором психологии пообщался, у бабки литературу по психиатрическим патологиям изучал. И уже нам советы дает, план предлагает, как маньяка поймать. Это, в любом случае, подозрительно — слишком много Воронова и совпадений, связанных с ним. Я тоже наблюдал за пареньком, у меня сложилось впечатление, что он хочет нам помочь, но и какие-то свои цели преследовал. Четких аргументов нет — всё на уровне опыта и интуиции.

— Вот и я так думаю, — кивнула психолог. — Если у двоих опытных взрослых людей, следователя прокуратуры и психолога сложилось одно мнение, то с высокой долей вероятности оно правильное. Я еще справки наведу, насчет Льва Моисеевича и этого Стаса Максимова. Как всё разузнаю, отчитаюсь.

— Только не затягивай, Вика, — попросил Владимир Александрович. — Сама понимаешь, вопрос важный. Дело даже не в этом Воронове. Если Максимов такой гений, как говорил старый профессор, возможно, он также сможет нам помочь. Одна голова хорошо, две — лучше, а три, совсем замечательно.

— Не волнуйтесь, как только приедем обратно в Москву, сразу займусь, — пообещала брюнетка.

* * *

Почти у самого выхода Максимова перехватил Дима.

— Пошли ко мне в кабинет, поговорить надо, — предложил опер.

Андрей молча последовал за Громовым. У кабинета Дима достал связку ключей, нашёл нужный. Через пару секунд щелкнул замок, дверь приоткрылась. Опер посторонился, жестом приглашая Максимова заходить.

Старлей зашел следом, аккуратно закрыл дверь.

Повернул рычажок, пару раз дернул за ручку, удовлетворенно кивнул, убедившись, что дверь надежно заперта.

Максимов тем временем, уселся у стола Громова.

— Ну как, поговорил с Одинцовым? — прищурился Дима.

— Это с прокурорским, что ли? — уточнил Андрей, дождался утвердительного кивка и ответил:

— Конечно, там ещё женщина была психолог, Виктория Алексеевна.

— Знаю, я эту, — опер сделал многозначительную паузу, — столичную штучку. Она, кстати, тебя не подозревала, но постоянно кидала намеки, насчёт нетипичного для школьника поведения.

— Да я уже понял, — усмехнулся Максимов. — По разговору.

— Пыталась нас расспросить о тебе, — добавил старлей. — Ничего интересного не услышала, да обычный парень, смелый, мозги варят, спортсмен и всё. Сразу поскучнела и сменила тему.

Андрей помолчал, ожидая продолжения.

— Ты оказался прав, — заявил Дима. — Я был в Лисово в составе следственной группы. Все материалы у важняка, но кое-что интересное я достал.

Старший лейтенант подошел к сейфу. Широкая спина опера заслонила замок. Через пару минут раздались два щелчка, и толстая железная крышка чуть отъехала в сторону.

На стол перед Максимовым легли две фотографии: черно-белая и цветная.

— Смотри.

Помещение, похожее на заброшенный склад, с обрывками мусора. Чуть вдали за нагромождением бетонных плит, в луже засохшей крови виднелось лежащее девичье тело.

— Ты не туда смотри, а сюда, — опер показал взглядом на стену. На ярко освещенной фотовспышкой поверхности виднелась идущая чуть наискосок надпись. Аккуратно выведенные печатные буквы внизу расплывались кровавыми потеками, усиливая зловещее впечатление.

'«Мы ещё встретимся, тварь! Жди!» — буквы сложились в слова, выплескивая бушевавшую ярость убийцы. Осознание кувалдой ударило Андрея по мозгам, заставив грудь похолодеть в предчувствии неминуемой беды.

— Вижу, ты уже всё понял? — хмыкнул Дима, внимательно наблюдающий за Максимовым.

— То, что это послание адресовано мне? — уточнил политтехнолог, и, увидев кивок опера, ответил:

— Да.

— Не знаю, как это у тебя получилось, но ты был абсолютно прав, — буркнул опер. — Он никуда отсюда не уедет. А если уедет то ненадолго, переждёт и вернется. Будет мстить. Тебе, возможно, и Лере. Получается, твой план, заманить его в ловушку — рабочий. Что сказал Одинцов? Одобрил план?

Одобрил, — подтвердил Максимов. — Но добавил, всё будет зависеть от родителей. Я завтра должен с ними поговорить, а послезавтра, если дадут согласие, прийти к Владимиру Александровичу на прием.

— Неправильно, — вздохнул опер. — Я Светлану Аркадьевну отлично знаю. Николаю Ивановичу можно ситуацию разложить по полочкам и уговорить. С ней будет трудно. Надо твоих родителей не в райотдел приглашать, а поговорить по душам у тебя дома. Там обстановка более располагающая, посторонних ушей нет, и Светлана Аркадьевна спокойнее будет. В кабинете она может такой скандал устроить, так следователя вздрючить, что Одинцов проклянет тот миг, когда в голову пришла сумасшедшая мысль использовать тебя в поимке маньяка. Сначала тебе надо с матерью пообщаться, найти слова, чтобы её убедить. Это нелегкая задача и я заранее тебе сочувствую.

— Я разберусь, — тихо, но твердо пообещал Андрей. — К каждому человеку можно найти свой подход.

Скорее, Светлана Аркадьевна к тебе подход найдёт, — усмехнулся Громов. — Тем более, она ещё о доброй половине подвигов сыночка ещё не знает. Оздоровительный массаж полупопий ремнем с большой пряжкой, взрывающие мозг нотации на повышенных тонах творят чудеса и наставляют заблудшее чадо на путь истинный.

— Да, ладно, — недоверчиво фыркнул Андрей. — Какой ремень, ты чего? Мне уже семнадцать. А к нотациям я привычный, переживу как-нибудь.

— Ну-ну, — саркастично ухмыльнулся опер. — Надежды вьюношей питают.

— Я этот вопрос решу, — отмахнулся Максимов. — Вот увидишь.

Дима несколько секунд помолчал и неожиданно сообщил:

— Маньяк опять оставил записку возле жертвы.

Старший лейтенант вытащил из внутреннего кармана куртки блокнотик, раскрыл, полистал, остановился на одной из страниц.

— Вот. «Женщина есть тварь хилая и ненадежная. Сосуд греха, вместилище порока». Это тоже из «Молота Ведьм»?

— Не знаю, — честно признался Андрей. — Думаю, необязательно оттуда. Надо у человека знакомого с подобной литературой проконсультироваться. Судя по содержанию и тону изречения, может быть взято из речи другого средневекового монаха или священника. Я бы на вашем месте нашел специалиста среди церковников, разбирающихся в подобной тематике.