Кроваво-красный

 Предатель среди тех, кто знает слишком много. Слушатель, Спикеры, душители, информаторы — кто-то из их числа. Их не так много, и подозрения близки к паранойе, близки настолько, что Матье может стать первой жертвой его поисков, если скажет еще хоть слово.

 Звук шагов и блеск красных глаз в полумраке стали спасением, и Матье отступил на пару шагов, склонив голову перед Алвалом Увани.

 — Ты свободен. — Взгляд данмера равнодушно коснулся душителя. — Пожелания скорейшего выздоровления моей дорогой сестре.

 — Благодарю вас. — Бретонец вновь поклонился и беззвучно скрылся за поворотом лестницы, а вместе с ним ушло сильное как никогда желание забыть о долге перед Братством. Холод глаз Алвала Увани гасил все порывы, порождая вынужденную способность терпеливо слушать и молчать.

 — Я задержу тебя ненадолго. — Данмер свернул в коридор, где не скрипели даже кости скелетов. Он предпочитал тишину и в форте обустроил себе подобие кабинета на случай, когда обстоятельства вынуждали задержаться надолго. .

 — Не жди от меня извинений, я не Матье. — Бросил данмер, едва захлопнулась тяжелая дверь, и сумрак сменился светом единственного факела в глубине комнаты. — Я давно предупреждал тебя, что я не буду прикрывать твое убежище ради памяти о Мэг.

 — Я не ждал этого. — Абсолютную честность отравила давняя злость.

 Он приходил в убежище много лет назад как к себе домой. Он охотно поддерживал разговор с Винсентом и Альгой, не отходил от Мэг, которая считала, что ему можно доверять, и это делало его безразличие и отстраненность незначительными. Он был своим.

 Алвал Увани усмехнулся, ядовито, но почти беззлобно, и оперся здоровой рукой на край старого дубового стола.

 — Ты ненавидишь меня. Ненавидишь нас всех. Но я не виню тебя. Скажу больше — если бы не я, тебя убили бы вместе с остальными.

 Данмер смотрел прямо, как и всегда. Он никогда не лгал, едва ли кривил душой и теперь — он был выше того, чтобы размениваться на внушение чувства благодарности во имя собственной гордыни

 — И в чем причина?

 — Уж точно не в моем к тебе расположении. Если бы я мог выбирать... — Панцирь бесстрастия дал трещину, сквозь которую на долю секунды проглянуло нечто живое. — Винсент был хорошим другом. Но у него был мотив. Альга с самого начала не внушала мне особых симпатий... Впрочем, как и ты. — В красных глазах вновь вспыхнуло неумолимое пламя решимости уничтожать всех и вся, несущих угрозу Братству. — Но у тебя нет ни единого повода устраивать все это. Я давно знаю тебя. Ты не стал бы подставлять своих людей. Я даже не уверен, что ты их убил... Но это уже совершенно не важно. Мои сомнения останутся со мной.

 Лашанс промолчал, без сомнений принимая услышанное и пытаясь отыскать в себе подобие признательности за помощь.

 Все же он помог — ровно настолько, насколько счел нужным, насколько позволил его вечный холодный расчет, не допускавший участия эмоций, которых у данмера осталось слишком мало после смерти Мэг.

 Решение провести Очищение поддержали все, говорила Аркуэн. Он тоже не сказал ни слова в защиту, так же приговорив к смерти всех, кто не имел никакого отношения к предателю. Не сделал попытки найти того, кто проник в Черную Руку или в ряды информаторов.

 Или же...

 Вопрос "зачем" не находил ответа, встречая глухие стены из неоспоримых доводов. Он в Братстве дольше, чем кто-либо из Черной Руки. Он всегда был образом, хранителем веры и традиций, суровым и неумолимым преследователем нарушителей. Он не стал бы...

 — Не стоит благодарить. — Алвал Увани смотрел так же холодно, без ожидания ненужных и безразличных ему слов. — Поблагодари Ситиса за то, что в Черной Руке есть хоть кто-то, кто это понимает. И можешь заодно помолиться о моем здоровье. Я здесь последний, кто может тебе поверить.

Глава 65

"Дорогая матушка, они все мертвы. Я сделал все, как и хотел. Аркуэн потребовала Очищения, все поддержали ее! Они мертвы! Лашанс должен был убить их сам. Я не знаю, смог ли он, но они мертвы".

 Перо замерло, уронило кляксы под строкой кривых от волнения букв, и Матье замер, переводя дыхание.

 Дневник помогал упорядочить мысли, запечатлевал воспоминания, но сейчас его было мало. Радость разрывала изнутри, хотелось кричать о ней, рвать волосы, в голос рыдать от счастья, хохотать и кататься по полу... Столько лет ежедневного риска, создание собственной безупречной репутации, беспрекословное подчинение приказам, терпение — все оправдалось.

 Он тихо рассмеялся, сжимая истрепанный дневник, и запрокинул голову к низкому потолку подземелья маяка.

 Дом, ненавидимый матерью, стал его единственным пристанищем, о котором никто не знал. Его логовом, его норой, в которую можно спрятаться от мира, где можно окунуться в свои мысли и дать волю чувствам. Здесь темно, холодно, в воздухе повис тяжелый запах бальзамических масел, гнили и увядших цветов. Матушка любила цветы. Особенно те, что росли в городе под окнами красивых и чистых домов, а не сорняки с побережья.

 — Я все сделал. — Звук собственного охрипшего голоса развеял застоявшуюся тишину подземелья. — Матушка...я видел их, они мертвы! Все!

 К глазам подступили слезы радости и облегчения, которых здесь можно было не стыдиться. Матушка все понимала и гордилась им, ее пустые глаза смотрели ласково, она улыбалась растрескавшимися изжелта-серыми губами. Она давала ему время отдохнуть перед последним шагом.

 Чувство эйфории утихло, темными птицами пролетели мысли, в последние дни изгнанные из головы подальше, дабы не омрачать триумф.

 Лашанс еще жив. Благодаря собственному везению, милосердию Слушателя и его собственному промаху.

 Он мог закончить все еще там. Ему хватило бы секунды, чтобы перерезать полукровке глотку: она даже не пыталась вырваться. Ничего не стоило убить ее и получить удар кинжалом в ответ. Если бы повезло, он увидел бы, как Аркуэн убивает Лашанса.

 — Матушка... — Голос дрогнул, тяжелый взгляд матери уничтожил остатки радости, напоминая об ошибке.

 Он не мог объяснить, почему не сделал этого, боялся произнести вслух и признаться самому себе, что его сдержал приказ Аркуэн. А еще — смутный, скрываемый от самого себя страх, что она не справится с имперцем. Оба ранены, только ему терять нечего, и на его стороне несколько скелетов.

 — Я не добрался бы тогда до остальных... Он убил бы меня...

 До боли зажмуренные веки прятали в темноте, но укоризненный взгляд мертвых глаз проникал извне, выворачивал наизнанку, заставлял самому перебирать все упущенные возможности.

 Форт Вариэл. Он мог ударить в спину в пустом коридоре, успел бы раньше, чем их догнал Алвал Увани, но предпочел играть привычную роль, балансировать на тонкой грани между вежливостью и навязчивостью. Удар в спину — слишком легко. Месть требовала большего.