Кровавый год
Шрифт:
— Будем считать, что я попытался, царь Питер, — улыбнулся юный принц. — Прошу тебя, напиши гессенским монархам вежливый отказ, и забудем об этом. Меня куда больше волнует другое. Хочу вступить в твою армию.
Удивил! Выходит, обычай продавать свою шпагу распространился на все сословия Гессена? Тогда почему бы и не да! Денег у меня, благодаря Пруссии, навалом, 30 миллионов талеров в государственной казне! Неплохо сбегал до Берлина! Плюс порох, хлебные магазины… Армии не придётся голодать.
— Не смотри на мои молодые годы, — продолжал увещевать меня Луи. — Я закончил Каролинум и знаком со всеми современными тактическими новинками. В коллегии мы внимательно изучали все битвы как
Я внутренне поморщился. Хотя чего я ждал? Что все вокруг будут тупыми баранами и не станут извлекать уроков из недавних кровавых сражений? Да у богачей свободного времени навалом, и они могут его потратить с большим толком, а сидящий напротив Луи — живое тому доказательство.
— И кем же ты будешь командовать, двадцатипятилетний генерал?
— Дай мне денег, и я наберу тебе не меньше двух полков! Гессенцы куда охотнее встанут под твои знамена, чем отправляться за море в неизвестность.
Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд! Мне положительно нравится этот парень с его подкупающей искренностью.
— Как много? Сколько за голову?
— По сто талеров. И уверяю тебя, молодые офицеры с удовольствием присоединяться. Даже из самых знатных фамилий. Удивлюсь, если в стороне останутся принцы Ольденбургские, Мекленбург-Стерлицкие и голштинцы, ведь все они много лет тесно связаны с русским правящим домом.
Просто вечер сюрпризов! Мне-то казалось, что европейская аристократия должна меня люто ненавидеть. Или она настолько бедна, что готова служить хоть черту? Мне не могло не прийти на ум сравнение с русскими дворянами, которые яростно боролись против царя в начале XX века, а потом ели горький хлеб эмиграции. И у французов вышло точно также, правда, многие масоны, мечтавшие о всеобщем благе, потеряли головы на гильотине.
— Хмм… Допустим, я наскребу для тебя полсотни тысяч талеров. Но хотелось бы прояснить один вопрос. Тебя не смущает, что моими противниками станут цесарцы, французы и саксонцы?
Принц Луи вскинул голову.
— Никогда! Никогда Гессен не давал своих солдат папистам!
Да уж, да уж… Германия полна сюрпризов, но оно мне на руку. Чем еще меня удивит Европа?
* * *
В датском королевстве традиционно армия симпатизировала французам, даже контролировалась ими, а флот душой принадлежал англичанам. Ничего не было удивительного в том, что старшие офицеры и капитан новейшего линейного корабля «Хольстин» Йохан Фишер почтили своими вниманием адмирала Белого флота, 5-го баронета Томаса Фрэнкленда (2). К высокопоставленному британцу, находившемуся в Копенгагене на борту флагмана эскадры флага, они пришли за советом, потому что уж больно неприятным, чреватым пагубными последствиями, был приказ короля.
Датчане, откровенничая с сэром Томасом, не совершали ничего предосудительного, не открывали военной тайны — газеты сообщили о решении Кристиана VII не препятствовать французам в проходе через датские проливы Большой и Малый Бельт, Зунд и Фемарн-Бельт и о том, что появление на Балтике флота генерал-лейтенанта морских армий Луи Гиллуэ, граф д’Орвилье, не несет угрозы королевству. Кто станет противником французского адмирала? Ответ очевиден — русские. Куда отправятся? Очевидно же, что в Швецию, и столь же предсказуемо, что на одном из французских кораблей должен находится Карл XIII. Идет отвоевывать трон — святое дело.
Офицеров беспокоило иное. Та роль, которую уготовили датскому флоту в грядущем конфликте
на Балтике. Намерения Кристиана VII оставались непонятны, но корабли получили приказ последовать за французами.— Если нас хотят столкнуть с русскими, это будет форменный абсурд, — объяснил свой тревогу капитан Фишер. — Два года назад, когда покойный цесаревич Павел отказался от своих владений в Шлезвиге в обмен на графства в Ольденбурге и Дельменхорсте, был подписан «вечный» союз. И в нем оговаривалась возможность совместного выступления против Швеции. Правда, мы его не исполнили, когда Густав III напал на Россию.
— Но и русские, в свою очередь, даже не поставили вас в известность, когда прибрали к рукам Швецию, — тонко заметил сэр Томас. — Вы квиты.
Его тяготил этот разговор. Хорошо быть капитаном, который может позволить себе думать только о призовых или половинном жаловании. А адмиралу его ранга то и дело приходилось окунаться в политику, к которой он не испытывал никакого интереса, несмотря на то, что много лет был членом Парламента. Он из-за этого даже покинул много лет назад действующую службу и свое звание высидел на суше. И сейчас он бесился от того, что лорд Норт загнал его в угол дурацкими обещаниями и Копенгагену, и Петербургу, но не шлет дальнейших указаний. Адмиралтейство хотело усидеть на двух стульях. Но пятая точка начинала трещать.
— Мне кажется, что самым умным и в вашем, господа, и в мое случае будет занять нейтральную позицию и встать над схваткой.
— В том-то и дело! — загалдели офицеры-датчане. — А нас выгоняют в море. И назначили точку встречи у Рюгена.
Фрэнкленд понимающе кивнул. Ему только что намекнули, что французы из «кошачьей дыры», из Каттегата, свернут в пролив Большой Бельт, и англичане смогут их «не заметить» из Копенгагена. Но как уберечь датский флот?
— Я попробую поговорить с членами правительства, имеющими влияние на короля, — вздохнул адмирал. — Напомню им, что от дружбы с нами Дания имеет гигантскую преференцию в торговле с Вест-Индией.
— Пожалуйста, милорд, окажите нам любезность. Вы же знаете, что четверо из пяти наших моряков — норвежцы, и они будут очень недовольны, если у русских появится предлог захватить Осло.
* * *
Ранней осенью туманы в виде отдельных полос — обычная история для Большого Бельта. Они заставляли сердце моряков сжиматься в тревоге: а вдруг мель не заметим или нужную вешку и тем паче глупого «купца», забывшего подать сигнал колокола. Выскочит такой чудак и как даст тебе в борт! Матросы дежурной вахты’Флоре' и «Миньон», двух передовых легких 8-фунтовых фрегатов эскадры адмирала д’Орвилье, стояли у бортов и напряженно вглядывались в серую хмарь. За кораблем, соблюдая нужную дистанцию, величаво следовали в походном ордере две линии из французских 12-ти, 18-фунтовых фрегатов и могучих линкоров в кильватерном порядке. Мелочь, вроде корветов, кутеров и транспортников болталась в арьергарде.
Чужой корабль вынырнул из тумана резко и неожиданно, словно «Летучий Голландец». Вахтенные тревожно закричали, на их вопли тут же отозвались куры и свиньи в клетках, громоздившихся на палубе. Этот гвалт вдруг прорезал радостный возглас с вершины грот-мачты «Флоре»:
— Русские! Вижу Андреевский флаг!
Впередсмотрящий «Миньона» отозвался чуть менее весело:
— Вижу второй корабль! Он разворачивается!
Капитан «Миньона», старый корсар Гройнар, разочарованно выдохнул, хотя только что возликовал. Не успел он сделать стойку, как породистый пойнтер, при мысли о возможном призе, который не придется делить с «Флоре», как этот самый потенциальный трофей решил сбежать.