Кровавый триптих
Шрифт:
Я услышал в коридоре шаги и попытался придать себе как можно более бравый вид. Первым в палату вошел Паркер и долговязый худой парень с мешками под глазами. Паркер представил нас друг другу - Кейт Грант, Питер Чемберс - но у меня не было времени на обмен любезностями.
– Мистер Грант, - пустился я с места в карьер, - в страховом полисе Фрэнка Паланса действительно был пункт о двойной компенсации в случае смерти от несчастного случая?
– Да, сэр, именно так.
– Полис у вас?
– обратился я к Паркеру.
– Нет, он в управлении. Он же вступает в силу.
–
– Кто бенефициарий? Вы знаете?
– Да.
– Отлично. И кто же?
– Вы хотите знать - кто им был первоначально?
– Да.
– Фанни Ребекка Форцинрассел.
– Что-о?
– Это такое имя, сэр. Фанни Ребекка Форцинрассел.
– Ладно. В таком случае накануне его ухода в рейс три недели назад, насколько я понимаю, вас попросили изменить завещательное распоряжение. Верно?
– Верно.
– На чье имя?
– Простите...
– Вы изменили имя бенефициария - на чье имя?
– А... На некую Роуз Джонас.
– Постойте. Фрэнк Паланс занимался перевозками... противозаконных грузов. Он собирался пробыть на судне целый день. Вы хотите сказать, что он смог выбрать время для того, чтобы покинуть судно, приехать к вам в контору и обсудить страховые дела?
– Нет, все было не так. Он отдал мне распоряжения по телефону. Я подготовил бумаги, как он и просил.
Тут явно был прокол. Огромный прокол, как в автомобильной покрышке, напоровошейся на трехдюймовый гвоздь. Я мысленно скретил пальцы на правой руке.
– Так значит он не успел ничего подписать?
– Нет.
Нет! Я шумно выдохнул Для меня это "нет" означало двадцать тысяч долларов. Нет!
– А он собирался их подписать?
– Да. Я же все подготовил. Но как вы верно заметили, у него в тот день не было времени. Я все сделал, как он просил, и бумаги дожидались его возвращения.
Я заговорил уже спокойно и веско - ну точно дипломированный адвокат.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, мистер Грант, но без подписи субъекта договора страхования изменение завещательного распоряжения не имеет юридической силы. Другими словами, в условиях страхования жизни Фрэнка Паланса сохраняется статус-кво. Правильно?
– Абсолютно.
Паркер усмехнулся.
– Фанни Ребекка Форцинрассел. Повезло девчонке!
– Благодарю вас, - сказал я с жаром.
– Премного вам благодарен.
Паркер выпроводил его из палаты и вернулся с Тихоней, Роуз Джонас и полицейским.
– Ох ты, парень, тебе здорово досталось!
– сказал Тихоня.
– Тебе будет хуже, приятель. Тебя посадят на стул.
На сей раз он предстал передо мной одетым - ботинки, штаны и плохо сидящий пиджак.
– Очень может быть.
– сказал он.
– А может и нет. Таким тихоням, как я, частенько выпадает джокер.
– В твоей колоде есть только один джокер, который может спасти тебя от стула. И этот джокер у меня, приятель.
– У тебя? И ты его предлагаешь мне?
– В уголках губ этого коротышки показалась слюна.
Паркер удивленно вскинул брови, наблюдая за нами. Роуз Джонас достала пачку сигарет и задымила как паровоз.
–
Ты, Тихоня, большой любитель пострелять по живым мишениям?– Я-то не очень.
– Ты Тихоня такой ненадежный И пострелять любишь по живым мишеням? Жмешь на спусковой крючок от страха, да? Стоит вас пугнуть, как вы уже палите во все стороны без разбора. Ты такой, Тихоня?
– Это не про меня.
– Да ведь над тобой издеваются, Тихоня. Тебя выдают за трусливую собачонку с поджатым хвостом. Ненадежный. Палит почем зря. Да они же смеются над тобой, Тихоня.
– Кто смеется? Кто?
– Да все. Вся братва. Джо Эйприл. Зигги.
Он захихикал.
– А, так ты с ними сцепился. Вот откуда у тебя свинцовые плюхи в брюхе.
– Оттуда, оттуда. Но они надо мной не смеются, Тихоня. Они смеются над тобой. Они хохочут до колик. Они же на тебе крест поставили . Большой жирный крест. Тихоня-то наш - да его хлебом не корми - дай только кого-нибудь замочить. Нервный. Пугливый. Слышал бы ты, какие они шуточки про тебя отпускают.
– Я этого не люблю. Не люблю, когда про меня шуточки рассказывают.
– Да ведь и она над тобой смеется. Роуз Джонас.
– Только не Роузи.
– Она тоже считает, что ты обожаешь палить из пушки почем зря. Она такие шутки откалывает про тебя, когда остается наедине с ребятами. Она даже легавым хохмы откалывает. Про тебя, лопух.
– Только не Роузи. Она-то знает, что я не такой.
– Заткнись!
– бросила Роуз.
Тихоня повернул к ней.
– Не надо так со мной разговаривать, Роузи. Разговаривай тихо.
– Заткнись!
– повторила Роуз.
Тихоня смотрел на неё так, точно собирался расплакаться.
– Выведи её отсюда, - попросил я Паркера.
Паркер кивнул полицейскому, и тот вывел Роуз из палаты.
– Я же знаю, что ты вовсе не большой любитель стрельбы, - сказал я Тихоне.
– Ты не такой. Ты надежный, ты вовсе не трус. И не любишь палить из пушки почем зря. Ведь так?
– Это точно. И не люблю, когда зубоскалят про меня.
– А они все зубоскалят. У тебя за спиной. Особенно Роуз - она больше всех изгиляется. Все хи-хи да хи-хи. Да она же пойдет в отсидку ненадолго, а отсидит, так и выйдет на волю. Вот потому-то она и смеется над лопухом-Тихоней. У нее-то что, на пушку, которую она носит в сумочке, лицензии нет. Вот это она и получит срок - и всего-то делов. По сути-то выйдет сухой из воды. Не то, что ты. Ты-то влип по-серьезному. Сядешь на стул как миленький. А Роузи будет только смеяться над лопухом-Тихоней. Как только остается наедине с ребятами, вечно откалывает про тебя всякие шуточки.
– Не может быть.
– глухо ответил Тихоня.
– А ты спроси у лейтенанта.
Паркер вступил в игру.
– Вопроса нет. Роузи над тобой смеется больше всех. Только о тебе и зубоскалит.
На глазах у Тихони выступили слезы. Из этих слабоумных можно веревки вить.
– Мне это не нравится. Зачем надо мной сметься. Надо мной не надо...
– Ты просто лопух.
– Может быть.
– Она же тебя в это дело втянула.
– Может быть.
– Ну и лопух!
– Может быть.